После жесткого подавления январских протестов российская либеральная тусовка дружно признала, что против лома нет приема. Мало кому захочется снова выходить под дубинки Росгвардии, рискуя здоровьем, работой, свободой. Это подтверждают и малочисленные апрельские выступления. Наступила очередная эпоха безвременья, на которые так богата российская история.
Уличное поражение спровоцировало всплеск рассуждений о России будущего, то есть о тех временах, когда Путин уйдет по естественным или каким-нибудь другим причинам. Никто ведь не вечен, правда же? А значит, наступит день, когда преступный режим сгинет сам собой, без борьбы и жертв, и тут-то мы и построим царство добра и справедливости. И, помня об ошибках девяностых, больше не отдадим власть алчным олигархам и кровавым комитетчикам. И не надо жечь покрышки на Красной площади и мерзнуть в палатках, ожидая, пока Росгвардия получит приказ не жалеть патронов. Позорная путинская клика и так разбежится, темницы рухнут, и свобода нас встретит радостно у входа.
Возможно, так бы все и произошло, если бы тот, без которого нет России, был засланным марсианином, а не плотью от плоти народа. Если бы за двадцать с лишком лет выкованная им стройная вертикаль власти не расплылась бы в талии и не превратилась бы в устойчивую, широкозадую пирамиду. Если бы ключевые посты в стране массово не занимали бы заматеревшие дети отцов-основателей небывалого госкапиталистического государства. Если бы не подрастала поросль их крепкозубых внуков. Вопрос мимоходом: отдадут ли они свои «Майбахи», полученные в день окончания частных лондонских колледжей, прекраснодушным либеральным говорунам? Думаю, нет.
Разумеется, Путин и его присные уйдут в свой срок. Но созданная ими система власти, очевидно, имеет все шансы на долгую жизнь. И дело не в таланте ее строителя как государственного менеджера, а в прочном фундаменте, на котором она покоится.
Так называемая российская оппозиция любит порассуждать о своих отношениях с властью, как о чем-то значительном. Возможно, она и сама верит, что эти отношения определяют настоящее и будущее страны. Что Кремль играет с ней в какие-то сложные интеллектуальные шахматы. Однако прошлым летом была демонстративно принята фантастическая Конституция РФ, обслуживающая интересы одного-единственного человека. Этот человек и так обладает абсолютной властью в стране, но ему хотелось показать городу и миру, что в его царстве попросту не существует противостоящей ему силы. Что нет никакой оппозиции, ни системной, ни несистемной, а есть только фейсбучный интеллигентский бухтеж, на который можно не обращать внимания.
Власть могла себе позволить очередной наглый отъем гражданских прав потому, что со стороны большинства населения она не встретила ни малейшего сопротивления. Вот это население, эта огромная молчаливая масса людей, этот так называемый глубинный народ, который в либеральных футуристических конструкциях упоминается разве что мельком, и есть надежный фундамент и залог долголетия нынешней системы кремлевской власти. Его кажущаяся пассивность и якобы долготерпение - на самом деле глубоко укоренившаяся в России система отношений между сакральной властью и плебсом. Именно поэтому реформы девяностых были приняты в штыки большинством населения. Именно поэтому люди не хотят губительных, по их мнению, перемен. Именно поэтому, грубо говоря, ненавидят Чубайса.
По этому поводу позиция либералов более оптимистична. Массам приписывается скрытое раздражение и даже враждебность существующему режиму и безудержное стремление к свободе. Кроме того, поскольку все революции совершаются в столицах немногочисленными пассионарными инсургентами, то много людей для этого благого дела просто не потребуется.
На деле большинство россиян продолжает голосовать за стабильность, за ненужность перемен, одним словом – за путинский режим. Похоже, многие просто не подозревают, что существует какая-то иная модель отношений с государством, кроме патерналистской. Кремль отлично это понимает и по возможности культивирует с помощью системы подачек.
Однако, пытаясь добиться беспрекословного послушания, власть получает массовую безответственность населения. В самом деле, откуда взяться ответственному гражданскому поведению, если все решения принимается где-то на непостижимом верху. Граждане привычно ощущают себя детьми со всеми присущими нежному возрасту особенностями поведения – непослушанием, капризностью, инфантилизмом. Лишенные возможности самим строить свое будущее, дети в ответ шкодят, иногда весело, иногда угрюмо, но усомниться в родительском праве наказывать и миловать им не приходит в голову. Хабаровчане требуют вернуть им арестованного губернатора, но отнюдь не смены власти в стране. Во Владивостоке 21 апреля кричали «Навальному – врача!», а не «Долой режим!».
В отцов и детей виртуозно играет российский нацлидер. В одной из недавних речей он упомянул симпатичную, но совершенно ненаучную теорию этногенеза Льва Гумилева. Это была неприкрытая насмешка над оппозицией, пытающейся разглядеть в российских гражданах некую пассионарность – качество напрочь утраченное за десятилетия советской власти. С веселой глумливостью он назвал пассионарным население, равнодушно позволившее ему узурпировать абсолютную власть и выстроить полицейское государство. Конечно, в этом народном соглашательстве есть и изрядная доля лукавства, свойственного детям. Они редко идут на прямой конфликт с родителями, предпочитая обман и мелкие проделки, поскольку власть отцов незыблема, и ничего с этим поделать нельзя. Иногда эту систему отношений еще неверно называют общественным договором. Договоры заключаются между сторонами, обладающими равными правами, но они невозможны между детьми и родителям, диктующими правила поведения.
Одно из главных детских качеств - жестокость. Тему бесчеловечности и варварства «простого народа» потрясающе раскрыл Горький в знаменитой работе «О русском крестьянстве», опубликованной в 1922 г. в Берлине. С леденящими душу подробностями и печальными выводами о специфике глубинно-народных представлений о добре и зле. Спустя век мы видим всплеск народного восторга после аннексии Крыма и оккупации Донбасса, одобрение идеи самозваного «русского мира», злорадство по поводу военных поражений Украины и полное равнодушие к тысячам ее граждан, погибших и продолжающих гибнуть в развязанной Россией войне. На фоне этих событий рассуждения о загадочности русской души в значительной степени утратили свою актуальность. Уместнее говорить о тяжелой душевной болезни, поразившей миллионы людей.
Россия как бы застряла в XIX веке с присущей ему моделью отношений власти и народа как господ и рабов. Ницше до сих пор мог бы собирать там материал для продолжения своей известной работы «К генеалогии морали». Там по-прежнему существует мораль господ - людей сильной воли и мораль рабов, полная пессимизма и цинизма.
В день, когда стало известно, что Навального этапировали во Владимирскую область, телеканал «Дождь» опубликовал репортаж. Корреспондент ходил по улицам Покрова и спрашивал прохожих, какие чувства у них вызывает повышенное внимание мировых средств массовой информации к их прежде мало известному городку. Ответы были совершенно одинаковы. Насупленные тетки и хмурые мужики с нескрываемой неприязнью высказывались в том смысле, что им одинаково наплевать и на мировую прессу, и на самого Навального. И это знаменитое глубиннонародное «наплявать» гораздо страшнее воровства и жестокости власти, потому что нет на свете ничего трагичнее безнадежности.
Против лома действительно нет приема. Нельзя упрекать людей в недостаточном героизме. Страх – нормальное человеческое чувство. Я думаю, страшно было и не уходившим месяцами с Майдана украинцам. Но за ними была поддержка если не большинства, то огромной части страны. Россия же представляет собой безбрежное болото равнодушия, опереться на которое невозможно. Так что контрлома в руках совестливых и не желающих мириться с беспределом власти россиян нет и не предвидится. А значит, судьбу страны могут решить только ее не желающие взрослеть дети. Поймут ли они, что свобода со всеми ее сложностями лучше, чем нищенские подачки от насосавшейся миллиардами власти, бог весть.
