В какой-то момент в течение последних нескольких лет в стране начали иначе говорить о белых американцах со скромными средствами.
В начале эры Обамы ученые мужи облагородили язык кампании. Было много дискуссий о «белых рабочих избирателях», с которыми демократы, и особенно Барак Обама, не могли найти общий язык. Неважно, что эта категория американцев - социологи отнесли сюда американцев без диплома 4-летнего колледжа, или более трети избирателей - стирает существенные различия в географии, этнической принадлежности и культуре. Этот ярлык навесили на огромную часть приземленных граждан, проживающих и работающих между побережьями – в «настоящей Америке» Сары Пэйлин - которые с сомнением отнеслись к холеным, изнеженным типам, начавшим представлять партию. «Белый рабочий класс» подразумевал достоинство и честность. Страна, потерявшая с ним связь, автоматически оказывалась в проигрыше.
Это постепенно эта лестная аура померкла. Сегодня менее привилегированные белые американцы считаются кризисным классом. Политологи с противоположных концов идеологического спектра доказали, что социальный кризис среди белых с низким уровнем дохода начал имитировать тенденции, которые начались несколько десятилетий тому назад среди афроамериканцев: темпы рождения детей вне брака и мужской безработицы резко выросли. Затем появились рассказы о всплеске опиатной наркомании среди белых американцев, наряду с шокирующими сообщениями о росте смертности (в том числе путем самоубийства) среди белых людей среднего возраста. А потом, конечно же, началась президентская кампания 2016 года. И вопрос был уже не в том, почему демократам было так сложно найти общий язык с обычными американцами, а в том, почему так много из них стеклись к такому человеку, как Дональд Трамп. Тон социологов резко изменился. Едва сдерживаемое презрение охарактеризовало большую часть комментариев о бедах белых, как слева, так и справа. В своей статье для National Review в марте консервативный провокатор Кевин Уильямсон высмеял белых избирателей-республиканцев с низким уровнем дохода, которые, по его мнению, несут наибольшую ответственность за подъем Трампа:
«Ничего с ними не случилось. Никакого ужасного бедствия не было, ни войны, ни голода, ни иностранной оккупации. Даже экономические изменения последних нескольких десятилетий мало объясняют непонятную злобу бедной белой Америки. Ладно, производство уже не то, что прежде, но есть в 21-м веке что-то большее, чем сентиментальность и дешевая ностальгия.
Правда об этих дисфункциональных, сокращающихся общинах заключается в том, что они заслуживают вымирания. С экономической точки зрения они - отрицательные активы. С моральной - простить их нельзя. Забудьте всю эту дрянь в духе Брюса Спрингстина. Забудьте о теориях заговора, о коварных азиатах, крадущих наши рабочие места… Белый низший класс восхищается порочной, эгоистичной культурой, основной продукцией которой является нищета и использованные героиновые иглы».
Анализ слева был не столь резок, но не менее суров. Несколько видных либералов предположили, что ростом смертности и злоупотреблением наркотиками и алкоголем среди белых американцев движет утрата их «козырной карты» в иерархии страны. «Так что же происходит? - спросил Джош Маршалл в своем блоге. – Давайте начистоту. Фактор стресса здесь – воображаемая и реальная потеря социальных и экономических преимуществ белой кожи».
Скрытый подтекст тут в том, что люди, испытывающие эти мучения, заслуживают относительно мало сочувствия - что они, возможно, сами напросились. Либо они бездельники, упивающиеся жалостью к себе, либо они неудачники, снедаемые ненавистью к цветным, обходящим их по карьерной лестнице. Обе интерпретации разительно невеликодушны к огромному количеству американцев.
Они никак не объясняют то, что происходит. Уильямсон, например, неправильно описывает типичного избирателя Трампа. Как показывают опросы, база кандидата - вовсе не белый низший класс, который он высмеивает. Те американцы, по большому счету, вообще не участвуют в голосовании, особенно в таких регионах, как Аппалачи, где уровень явки один из самых низких в стране. Люди, голосующие за Трампа, в основном, стоят на ступеньку выше по экономической лестнице – и могут чувствовать именно то презрение, которое ощущает сам Уильямсон по отношению к нуждающимся. Что касается мнения либералов, что главный кризис коренится в расовой зависти, то оно не вяжется с тем фактом, что у афроамериканцев и латиноамериканцев дела идут немногим лучше. Да, у нас афроамериканский президент, но по многим метрикам Великая рецессия ударила по меньшинствам больнее, чем по белым.
«Добро пожаловать в Америку, - пишет Нэнси Айзенберг, историк из Университета штата Луизиана, в предисловии к книге «Белое отребье: 400-летняя история американского класса». Ее название может показаться сенсационным, если бы оно не подтверждалось фактами. Простой, белый низший класс сыграл важную роль в развитии колоний и молодой страны, но говорили о нем с самого начала как о мусоре.
В глазах Англии, Новый Свет был манящим, обширным запасом природных ресурсов. А еще это была свалка для избавления от отбросов своего собственного общества. В конце 16-го века географ Хаклюйт утверждал, что Америка могла бы служить в качестве гигантского работного дома, где «маленькие дети бродяжек и попрошаек, растущих в безделье, могут найти себе приют и хорошее воспитание». В 1619 году королю Якову I так надоели бездомные мальчишки, слоняющиеся вокруг его дворца, что он попросил отправить их за границу. Три года спустя Джон Донн писал о колонии Вирджинии как о селезенке и печени Англии, «уводящей все дурное из тела и прочищающей кровь». Поэтому среди первых поселенцев было так много «мошенников, бродяг, ирландских повстанцев, известных блудниц и осужденных, в том числе Элизабет Армстронг, отправленная в Вирджинию за кражу двух ложек».
Один из самых распространенных американских мифов гласит, что простой отъезд из Англии и смелое начало новой жизни в колониях возымели выравнивающий эффект на колонистов, стремительно сократили расстояние между слугой и купцом, помещиком и рабочим – всеми, кроме черных рабов. Айзенберг говорит, что «независимость не могла волшебным образом стереть британскую классовую систему». Безжалостный классовый порядок был приведен в исполнение в Джеймстауне, где одна женщина, которая вернулась из 10 месяцев индийского плена, получила уведомление, что она задолжала 150 фунтов табака бывшему хозяину ее покойного мужа, и ей придется отрабатывать долг. Пуритане также были «одержимы классовым чином» - членство в Церкви давало привилегии. Классовые различия сохранялись и в распределении земли.
К тому времени, как страна обрела независимость, белый низший класс полностью укоренился. Этот низший класс был, пожалуй, самым заметным в Северной Каролине, где много белых, которым было отказано в клочке земли в Вирджинии. Они стеклись к болотам, где основали, как выражается Айзенберг, первую «колонию белого отребья». Их называли дикарями, перемазанными сажей. Внучка Томаса Джефферсона, вернувшись в 1817 году из поездки со своим дедом, рассказывала о «полуцивилизованной расе». О «породе» было столько разговоров, что в начале 20-го века США были охвачены манией евгеники, которая была мотивированной отвращением к предполагаемому вырождению белых бедняков, особенно на юге.
Как пишет Айзенберг, низшие классы не принимались во внимание и отторгались с самого основания Соединенных Штатов. Но этот раскол значительно вырос в последние годы. Экономика стала более элитной и сосредоточилась на кучке городов - в 1980 году доход на душу населения в Вашингтоне, округ Колумбия, был на 29 процентов выше среднего показателя; в 2013 году эта цифра составляла 68 процентов. В области залива Сан-Франциско, доход на душу населения вырос с 50 процентов до 88 процентов выше среднего уровня за тот же период. Со временем, более образованные люди гораздо чаще стали получать высокооплачиваемую работу, чем те, кто стоял ниже них по социальной лестнице. И испытываемая теми горечь, которую так верно подметил Трамп, направлена не столько на «зарубежных захватчиков», сколько на соотечественников, которые смотрят на них сверху вниз – если вообще удостаивают вниманием.
