«У верблюда два горба, потому что жизнь - борьба», - печально констатировала этот непреложный факт героиня Лии Ахеджаковой в незабвенном советском фильме «Гараж». И не возразишь. Жизнь - это борьба. Борьба - это жизнь. Где нет борьбы, там нет жизни. С момента наступления смерти тела в нем исчезают все формы внутренней борьбы: угасают иммунные процессы, олицетворявшие борьбу тела c внешними и внутренними агрессорами; исчезновение сознания означает конец борьбы за выживание не только тела, но и личности в ее настоящем варианте. А процессы дальнейшего телесного распада послушно вливаются в общий водоворот материи, основой сущности которой является все также вечная борьба различных противоборствующих начал.
Величественное спокойствие океана своим великолепием заслоняет от взора мириады «батальных» сцен боев, схваток и настоящих кровавых побоищ, ежеминутно разыгрывающихся под внешне безмятежной гладью вод. Но налетает порыв ветра, сотрясается земная твердь, и вот уже девятый вал готов поглотить утлое суденышко, за остатки которого судорожно цепляется горстка обреченных, отчаянно борющихся за свое выживание. Красота и гармония вечной Природы вся пронизана жестокой борьбой, лежащей в основе этой самой гармонии. Как вычленить, как отделить то, что неотделимо? Современная модель социального общества мечты уже сейчас доказывает принципиальную невозможность устранения борьбы всевозможных противоборствующих начал. Все попытки построения рукотворного рая на Земле, устранения из жизни человека боли, страха и прочих неудобств лишь порождают глубокую дисгармонию в социальной и физической жизни, которая проявляется в виде ужесточения классовых, расовых, межконфессиональных, гендерных и прочих противоречий; в повышении градуса извечной и вездесущей борьбы. Сколько ни уравнивай, а оно все не уравнивается; сколько ни извиняйся, а оно все обижается; сколько ни ублажай, а оно все гневается; сколько ни подкупай, а ему все мало...! Не отдашь добровольно, вырвут силой, шантажом, выманят лукавством. Выход? Становиться сильным телом, умом, духом и бороться. Пока жив – борись, чтобы остаться жить! Это знает, чувствует каждый живущий и борется, даже если и сам не верит в это. Но если живой значит борец, даже если лежишь на реанимационной койке или сидишь в инвалидном кресле; жив, замерзая во льдах и влачась по пустыне, томясь в остроге или в горьких объятиях депрессии и одиночества. Даже если весь мир против тебя – ты жив, ты - боец, а значит, у тебя есть надежда. Борись! Борьба порой мучительна и ужасна - и она же прекрасна, она отнимает у тела и она одаривает душу бесценным опытом. Не бойся потерять и принимай дары!
Представляю, каким праведным гневом исходят слюнявые мечтатели-утописты, читая этот дифирамб борьбе, которая, по их примитивным представлениям, является уделом дикарей, но не цивилизованных современников! Но пусть вначале опровергнут неудобную истину. Но как всегда вместо фактов и дискуссий - упреки и оскорбления на голову непрошенного правдоруба. «Социальный дарвинист» - это еще не худший их эпитетов, которым награждаются, кто пытается беспристрастно анализировать реальность. Рассыпая проклятия и наклеивая ярлыки на возмутителя их спокойствия, эти «страусы» как бы кричат миру: «Замолчи, не делай мне больно! Мне так хорошо, так уютно в моем собственном мире иллюзий, где я - добрый и благородный, мудрый и прогрессивный, где - я учитель отсталых и благодетель страждущих! Молчи, не разрушай эту сказку!» Но однажды реальный мир все же разрушит сказочные построения наивной души, и она повзрослеет.
Борьба вечна, а формы ее неисчислимы. Выбор неограничен, и каждый здесь выбирает по себе. Чем выше, благороднее личность, тем совершеннее ее формы и методы борьбы. Высокая душа вовсе не чужда борьбе, ибо она есть частица этого мира. Однако ее формы и методы борьбы подчас недоступны нашему пониманию. Их не понять обычному человеку с его примитивным и всегда субъективным взглядом на справедливость и на борьбу за нее; с его суждениями, бросающимися из одной крайности в другую. С одной примитивной стороны несется клич уничтожить врага и под корень извести весь его род, очень бессмысленный своей невыполнимостью, ибо ничто неуничтожимо, а лишь переходит из одной формы в иную. С другой стороны слышится такой же примитивный призыв подставить врагу другую щеку, дабы уменьшить градус ненависти в борьбе и вразумить противника собственным «благородным» примером, что в конечном итоге предполагает уменьшить количество зла на Земле. Помимо завуалированной миролюбием гордыни, претендующей на сверхспособность изменить мировое равновесие полярных сил в какую-то сторону, здесь налицо чисто человеческое наивное невежество, мешающее понять и оценить смысл диалектического равновесия добра и зла и осознать неспособность человеческой воли его поколебать. Но даже локально предотвратить зло или уменьшить его степень невозможно, если столкнулись заведомо неравные в нравственном отношении силы говорящих на разных цивилизационных языках противников. Подобное жертвенное смирение способно лишь раззадорить жестокого дикаря видимой безнаказанностью и вдохновить его на дальнейшее беззаконие, что, как правило, и происходит. И в итоге локальное зло только увеличивается в объеме и размахе, соблазняя своим мнимым всемогуществом колеблющихся, подавляя их волю и заставляя их примыкать к рядам своих сторонников. Практика – критерий истины, а она говорит о том, что упрощенное понимание и буквальное воплощение в жизнь этого знаменитого своей парадоксальностью новозаветного завета неизменно оборачивается торжеством сил зла над слюнявой бесхребетностью. Видимо, призыв высокой Души к человечеству подставлять врагу вторую щеку и отдавать ему последнюю рубашку был ложно истолкован мудрецами, превратно воспринят людьми и тем более неправедно был использован небескорыстными пастырями народов. Высшая мудрость исключает искусственность созданного людьми однообразия умов, к чему лишь может привести дословное следование этому завету заведомо разных людей, в своей массе не понимающих и не принимающих абсурдного, с их точки зрения, требования. И не зря противники христианства воспринимают этот призыв, как манипуляционный трюк, позволяющий привести массы к покорности, идеологически оправдав ее в сознании паствы, и укрепить ее в статусе фактической жертвы. В данном случае жертвы добровольной. Нет, что-то здесь не так! А что если Христовы призывы к человечеству любить врагов своих, больше самого себя, подставлять ему вторую щеку и отдавать ему последнюю рубашку вовсе не являются призывами, оборачивающимися идеологическим принуждением? Вполне возможно, эти библейские слова отражают высшие критерии оценки личности, к которым надобно стремиться душе в ее именно индивидуальном развитии. Тогда все становится на свои места, и Новый Завет перестает противоречить Ветхому. И действительно на примитивной стадии развития личности совершенно естественны ненависть к врагу, мстительность и желание его уничтожить. По мере развития личности с неизбежным горьким опытом приходит понимание противника и его мотивов, затем – уважение к его достоинствам, наконец, даже жалость к чуждому, конечно же, неправому, конечно, заблуждающемуся, но уже такому понятному существу. А позже вдруг окажется, что заблуждаться и быть неправым – наша общая участь, и что все мы одинаково платим болью и кровью за свои ошибки, что все мы братья, хоть и такие разные. Вот тогда просыпается Любовь к эволюционно дальнему, естественно и закономерно превращающемуся в близкого и понятного, то есть ближнего. Вот когда не по принуждению и добровольно отдашь и последнюю рубашку, и даже пожертвуешь собой ради его спасения, но только собой и никем более, если это твой личный выбор ради Любви. А тем временем иные люди, еще крепко повязанные родственными, племенными и прочими связями без мстительной злобы и без излишней жестокости, присущих дикарям, во имя своего долга перед собой, своими близкими, своими подданными, своей страной, с сознанием своей миссии защитников в случае необходимости без колебания нанесут такой удар противнику, чтобы победа его была бесспорна, а преобладание над противником было абсолютно. Это единственный путь прекратить кровопролитную стадию войны и перевести ее в стадию мира. И чем бесспорнее победа, тем крепче и длительнее мир. И тогда великодушный победитель имеет право поделиться с бывшим врагом «последней рубашкой» и последней едой. А чтобы подставлять другую щеку врагу требуется еще научиться не воспринимать его, как врага, и полюбить его не на словах, а на деле; изжить мирские связи, чтобы не жертвовать другими ради своего нравственного подвига; видеть его уместность, чтобы не преумножить зло. Но для этого необходимо всего лишь нравственно дорасти до состояния святости.
