В 1972 году старший матрос, будущий режиссёр Никита Михалков в составе агитбригады совершает путешествие по Камчатке. Увиденное он фиксирует в дневнике: «Отсталость малых народов. Бедность и отсталость. Труд энтузиастов «длинного рубля» на лесоповале, среди которых и зэки». Михалков резюмирует, что народу не надо открывать глаза на существование другой жизни — «иначе он сам же тебя и растерзает».
Книга Никиты Михалкова «Мои дневники. 1972–1993. «Иль все приснилось мне?..» вышла в издательстве «Э» осенью прошлого года. В 1972 году он, формально находясь на службе в армии, был приписан к «походу по местам боевой славы» партизана Гражданской войны Григория Чубарова, который устанавливал на Камчатке Советскую власть. В путешествии, длившемся 117 суток, участвовали хабаровские кинематографисты, корякский национальный поэт Владимир Косыгин (писавший под псевдонимом Каянта), местный краевед, комсомольский работник. Военный моряк Михалков придан экспедиции в качестве ответственного за оружие, штатные карабины СКС, ПМ и ракетницу, хранимых ради встреч с волками. Также Михалков пишет путевые очерки в «Камчатский комсомолец» и московскую «Комсомольскую правду».
Мы приводим выдержки из этого дневника Никиты Михалкова, относящиеся к экспедиции по Камчатке в 1972 году.
***
Умершего знатного табунщика, героя соц. труда, похоронить решили по народному обычаю, то есть сжечь. Приехал партийный работник, говорил речь, но, по советскому раз…байству, дрова привезли сырые, да ещё и организовано все было эдак – с отношением как к черножопым. Ну, сложили костёр из этих дров, сверху положили мертвого этого героя и подожгли. А дрова-то сырые. И утром собака таскала по поселку кусок ноги этого бедного пастуха.
И много таких историй рассказывал Володя. Страшная картина за этим вставала. Жуткая. Или вот: один старик, сказав своим детям, что в будущем году умрет, стал готовить себе сухие дрова. Готовил, готовил, а потом леспромхоз приехал, да и увёз их.
***
Каянта рассказывал, как мальчика-коряка выгнали из интерната за то, что он под подушкой держал камень, рыбу и оленьи ножки, из которых мозг сосал. Это его необходимость, а ему китайскую курицу дают в банках. А он её не ест. Сидит, смотрит молча на всех и мечтает о рыбе и оленьих ножках. Вообще, рассказы Каянты о своем народе пронзительны.
***
А потом пошёл спор с нашим «комиссаром». Ох, какая же он гнида! Был он с женой – тихая моль. Окончил пединститут, проработал год учителем и бросил. Вообще бездарен и ленив. Но жить-то хотца. А куда у нас бездарному человеку, да ещё бездельнику и демагогу? В комсомол. На руководящую работу.
Теперь читает лекции об империализме. Равнодушный, циничный, бездарный – и ещё хочет казаться убеждённым и искренним. Я его так к стенке припёр вместе со всей его партийной философией. Он мне в ответ пытался доказать, что все наши беды от «плохих людей». Именно так и сказал: «Плохие люди нам мешают жить, а хорошие помогают!» И это – руководитель.
Мерзость какая! Тихие гниды, черви. Вялые, но убеждённые трутни.
***
Вечером нас повели на встречу со стариком, которому 82 года. Для Камчатки это всё равно что на материке 150. Ужасно грустная была встреча. Дед еле слышит и чуть видит. Зубов почти нет, но память хоть и путанная, но светлая. Старый, трогательный, нищий дед. Забытый всем миром. Комсомольцы обращаются с ним как с «социалистической собственностью». Дед в 1923 году вывозил из Мильково командира Зенкова. Пока это единственный старик, который что-то помнит и может быть нам полезен.
Зовут его Кошкарев Иов Пектович. На материке никогда не был. Паровоза никогда не видел. Был у него сын, в 1942 году он ушёл на войну и не вернулся. Иов Пектович – дед одинокий, скромный и трепетный. С 1954 года он уже не охотился и не рыбачил, то есть практически потерял всякую возможность кормиться, ибо прежде жил только охотой и рыбалкой. Жена умерла. Никого на целом свете у него больше нет.
Привели старика к нам на встречу, на разговор. Вели по коридорам райкома. Ввели в кабинет. Хозяина кабинета не было, и старика посадили в кресло, за стол, под портрет Ленина. Стол с сукном зеленым. Как это ужасающе, страшно и пронзительно! Старый, забытый всеми дед под портретом Ленина на месте второго секретаря райкома, в его кресле.
С 1954 года он жил на пенсию в 20 рублей. Сестра его 78 лет получает 30 рублей, да есть ещё одна сестра, совсем слепая, 68 лет – та без пенсии вовсе (каких-то документов у неё нет). Вот так они и жили втроем, на 50 рублей. Молчал дед и не ходил никуда – так и надо, мол. Вот уж Россия-то: или бунт черт-те с чего, или всю жизнь добровольное рабство.
Старик говорит, бывали дни, когда в доме и хлеба кусочка не было. Нашли Иова совсем недавно, пенсию прибавили до 60 рублей. И теперь дед говорит: «Нынче всё хорошо». Купили ему костюм, а он верхнюю одежду называет «лопатишка». Хорошую одежду не носит, говорит, что бережёт – в гроб ложиться. Хочу, мол, лечь красивым. Как же они живут, эти три полуслепых человека? Ухаживать за ними некому. И на все согласны. Что же это за нация – на всё согласная?
***
Поехали в лес к лесорубам. Это мощно и интересно. Вот уж где поистине возможности нет сачковать, да и надобности нет! Сколько заработал, столько и получил. Авторитет позы, фразы – здесь с этим некуда деться. Всё, что ты можешь, – выкладывайся, и за это получишь.
11 бригад, в каждой по 4 человека, работают на лесосеке. Работа тяжёлая, но они её любят. Что-то есть в ней варварское, мужественное. Вообще, варварство у России в крови, оно приятно! Просто приятно свалить дерево, а когда за это ещё получаешь 500–800, а то и до 2000 (!) рублей в месяц!
Психология этих ребят не похожа ни на какую психологию работников других профессий. Они все зависят друг от друга. Комплексные бригады – взаимозаменяемость. И что удивительно: дай столько зарабатывать любым другим, так те просто умрут от пьянства. А тут – нет. Пьянок ни одной. За прогул выгоняют с работы, сразу. За нарушение техники безопасности лишают «тринадцатой зарплаты», 50% льгот, заработка. Если стоишь в очереди на квартиру – лишают очереди. Плохо работаешь, ребята сразу выгоняют из бригады. И всё – ни в одну бригаду тебя больше не возьмут. Вот она – заинтересованность! То есть всё в твоих руках. Хочешь иметь – работай. Чем больше работаешь, тем больше имеешь. Удивительно для нашего-то государства.
На лесозаводе работают зэки, имеющие сроки от «восьми» и выше. Бегать не пытаются. Работают хорошо. На «книжки» откладывается по 25%. Остальные деньги распределяются так: 25% на питание; 25% на обмундирование, а 25% на содержание собственной охраны. Это удивительно: хозрасчётный лагерь, который платит себе же, своему персоналу, зарплату и содержит собственную охрану. И при всех этих расходах ежемесячно на «книжку» откладывается до 200 рублей. Это моя зарплата и. о. режиссёра-постановщика на «Мосфильме» или две зарплаты врача. На руки же зэки получают примерно 15 рублей в месяц. 5 р. на «табак», 5 р. за вырабатываемый план и 4 рубля, если не сделали тебе замечаний. Моя «зарплата» на флоте – 3 р. 80 коп.
***
Проживает в Парени 106 человек. Село национальное, но засранное до предела! Сортир засран до потолка, в прямом смысле слова. Здесь живут почти одни коряки. Занимаются добычей морского зверя: нерпа, белуха. Бьют нерпу палками. Оленеводов-коряков эти морские коряки презирают. Считают пастушество низкой профессией. Обслуживание этого, самого дальнего, камчатского села ужасающе. Почта приходит раз в два месяца. В кино крутят одну картину по пять раз. Дети в Парени никогда вообще не видели никаких фруктов и свежих овощей!
***
Директор филармонии Маграчев – невероятно благообразный, очень похожий на Карла Маркса человек, с большой окладистой бородой, обладающий тончайшим еврейским юмором, который приводил меня в неописуемый восторг. Например, он говорил: «Ви можете себе представить? Приезжает к нам Лисициан. Виходит на сцену и поет: «У Родины вечной в долгу!» – и одну руку он в левую кулису отправил, другую сунул в правую, и я должен ему в каждую руку по 500 рублей ложить!»
***
А вот его другая история: «Ви можете себе представить? Вихожу из Дома рибака – стоят два бича пьяные, смотрят на меня и говорят: «Билядь! Это Карл Маркс!» – и начинают меня избивать!»
Именно этот Маграчев продавал билеты своей филармонии «на вход в танцплощадку». Она была обнесена забором около 4 метров в высоту. Я никак не мог поначалу понять, зачем у входа там дежурили дружинники с собаками. Но вскоре выяснил, что в Питере-Камчатском не было тогда танцплощадки, которая бы не взрывалась временами дракой – то в одном, то в другом углу. Сказывалась специфика приморского города с вечным антагонизмом между моряками и «сапогами», погранцами и «шупупами».
