Каждый день войны России против Украины приносит множество событий: постоянные российские ракетные обстрелы городов и поселков, новые удары украинской артиллерии по российским объектам, перемещение огромных объемов военного имущества по автомобильным, железным дорогам и воздуху, попытки ПВО уничтожить беспилотники, вертолеты и самолеты, а также зондирующие атаки на земле с обеих сторон и, наконец, недавнее контрнаступление украинской армии, которое значительно изменило линию фронта. Между тем, фронт все еще тянется через весь восток и юг страны. Крым все больше втягивается в эти действия, а военно-морские действия в Черном море продолжаются.
Вдали от боевых действий наиболее важные события происходят в экономической сфере, особенно на энергетических рынках. Они направлены на то, чтобы повлиять на развитие военной ситуации, но самые значительные последствия могут оказаться долгосрочными, отражаясь в стрессах и нагрузках, налагаемых на мировую экономику. Что касается влияния на ход боевых действий в краткосрочной перспективе, то оно может оказаться ограниченным.
Разобраться в экономических аспектах этой войны может быть даже сложнее, чем в военных. Это связано не только с трудностями в определении того, что происходит, но и с тем, что имеет значение. В экономической, как и в военной сфере, одно дело - определить, кому вредят различные меры и какой ущерб они могут нанести, и совсем другое - оценить, как они могут повлиять на конфликт.
В качестве формы принуждения экономические санкции имеют неоднозначную репутацию. В наиболее жестком варианте они предполагают, что одно государство или группа государств ограничивают торговлю и отказывают в финансировании другому государству, чтобы убедить его отказаться от проведения какой-либо политики, которая считается угрожающей международному порядку или ценным нормам. После окончания холодной войны санкции стали излюбленным ответом западных государств на кризисы, не в последнюю очередь потому, что они тогда доминировали в международной финансовой и торговой системах. Санкции можно было наложить, не подвергая себя значительным негативным последствиям.
Исторически санкции предлагали как ненасильственную альтернативу или дополнение к военным действиям. Однако у них могли быть серьезные практические последствия: они могли привести к нехватке продовольствия и медикаментов и тем самым усложнить жизнь населению противника. В условиях тотальной войны, когда гражданское население рассматривалось как законная цель, такое гуманитарное воздействие принималось, при этом существовало мнение, что при достаточной интенсивности оно может даже вызвать продовольственные бунты и революции с целью свержения правящей элиты во вражеских государствах. (Вспомните большевистский лозунг «Хлеб, мир, земля» во время революции в России 1917 года). В условиях ограниченных войн создание этих проблем более проблематично. Население, управляемое диктаторами, выглядит скорее невинными жертвами, чем виновниками. Кроме того, у диктаторов есть средства для подавления массовых волнений и обеспечения собственного комфорта. Более того, поскольку подсанкционные режимы могут контролировать контрабанду и нормирование, они могут использовать санкции для укрепления своих позиций, сваливая вину за трудности на своих внешних врагов.
Опыт Ирака, который находился под санкциями с 1990 по 2003 год, послужил спасительным напоминанием о том, что вину за плачевные экономические условия, наряду с высоким уровнем детской смертности, могут переложить с правительства, каким бы виноватым оно ни было, на ответственные великие державы. Даже когда стало ясно, что санкции мало чего достигают и, вероятно, даже контрпродуктивны, было трудно ослабить или отменить их без определенных уступок со стороны правительства подсанкционной страны. До того, как санкции против Ирака сняли после свержения Саддама Хусейна в 2003 году, начались разговоры о новом подходе, названном «умными» санкциями, которые были бы в большей степени направлены на виновных лиц в странах-нарушителях, в отличие от «неумных» санкций, которые бьют по всему обществу без разбора. Этот подход приняла администрация Барака Обамы и применила его во время первоначального украинского кризиса 2014 года.
Как и многие другие санкции, введенные в последние десятилетия, одной из целей санкций 2014 года было просто заявить о себе, как для внутренней, так и для союзнической аудитории, решительно возражая против поведения России и демонстрируя солидарность с ее жертвами. Санкции, даже если их действие неубедительно, являются, по крайней мере, одним из шагов вперед по сравнению с полным безразличием, хотя они по-прежнему далеки от прямого военного вмешательства. Они дают возможность тем, кто организует эти усилия, проявить лидерство и сделать общие заявления о своей серьезной озабоченности и решимости добиться отмены действий, которые послужили основанием для принятия мер.
Однако нет доказательств того, что в качестве источника принуждения «умные» санкции эффективнее, чем их «неумные» альтернативы. Попавшие в черные списки лица испытывают неудобства, но не настолько, чтобы у них появилась мотивация попытаться оказать серьезное политическое давление на режим, даже при маловероятном предположении, что режим может отреагировать на такое давление. Это не означает, что санкции неизменно терпят неудачу. Они были одним из факторов, ослабившим режим апартеида в Южной Африке. В Ливии они убедили режим Муаммара Каддафи отказаться от поддержки терроризма и распространения ядерного оружия в 2003 году. Но они добиваются успеха, поскольку могут усугубить другие проблемы, с которыми сталкивается объект санкций, или, наоборот, принудительно убедить объект, что их можно избежать или облегчить, выполнив конкретные требования.
Хотя Запад предупреждал о введении санкций в случае вторжения в Украину, эта перспектива мало повлияла на принятие решений Россией. Поскольку ожидалось, что «специальная военная операция» быстро закончится, Москва сомневалась, что введенные санкции будут носить более чем символический характер. Возможно, будут введены дополнительные ограничения в отношении названных лиц, но ничего такого, что могло бы нанести долгосрочный ущерб российской экономике. Когда стало очевидно, к раздражению Москвы, что Украина не собирается сдаваться и что российское вторжение осуществляется с большой жестокостью, западные санкции были соответственно усилены, перейдя от замораживания активов олигархов к отсечению России от большей части международной экономики, хотя и не полностью. В конечном итоге, поскольку резкий рост цен на нефть и газ свидетельствовал о том, что война может способствовать росту доходов России, были предприняты шаги по сокращению зависимости Европы от России как ключевого поставщика энергоресурсов.
Российская экономика не остановилась. Москва может помещать принятию любой неблагоприятной для себя резолюции в Совете Безопасности ООН, которая сделала бы санкции обязательными для всех стран-членов, используя свое право вето, а Запад уже не так сильно доминирует в международной торговле и финансах. Китай и Индия не поддержали санкции, хотя ни та, ни другая страна не стали пытаться их нарушать. Владимир Путин позаботился о том, чтобы избавить жителей ключевых городов - Москвы и Санкт-Петербурга - от худших последствий дефицита. Олигархи играют лишь незначительную роль в формировании российской политики, и они не ломились в двери Кремля с требованием прекратить войну. Экспорт энергоносителей финансирует войну, и рубль остается сильным, хотя и потому, что поток экспорта не сопровождается соответствующим потоком импорта.
В долгосрочной перспективе последствия для российской экономики, уже находящейся во втором эшелоне мировой иерархии, могут быть ужасными из-за ухода многих международных компаний, отсутствия новых инвестиций и ограниченного доступа к западным технологиям, а также потери рынков сбыта нефти и газа. В краткосрочной перспективе есть одна область, где санкции вносят свой вклад в военные усилия: это оборонное производство. Все производство в России сильно пострадало из-за отсутствия жизненно важных компонентов, и это означает, что становится все труднее производить новое оборудование и чинить поврежденные системы. Это доставляет российским командирам немало проблем, поскольку их солдаты расходуют боеприпасы (и даже технику) гораздо быстрее, чем можно пополнить их запасы, в том числе в таких областях, как артиллерия, где они наверняка предполагали наличие достаточных запасов.
***
Экономические меры стали играть все большую роль в российской стратегии.
После распада Советского Союза Россия стремилась использовать торговую и энергетическую зависимость своих новых независимых соседей для влияния на их внутреннюю и внешнюю политику. Это стало обычной формой политического давления и было распространено на другие страны, которые проводили неблагоприятную политику.
Во всем этом особое значение имел энергетический сектор. Успех Путина как президента был основан на восстановлении высоких цен на нефть и газ (так же, как неудачи Михаила Горбачева были усугублены их падением). Именно экспорт энергоносителей позволил значительно повысить уровень жизни российского народа и инвестировать в военный потенциал. Богатые запасы углеводородов способствовали распространению идеи о том, что именно в этом заключается отличительная черта России как современной великой державы. Идея о том, что Россия стала «энергетической сверхдержавой», возникла еще до президентства Путина, но для многих из его окружения она вскоре стала очевидным «грандиозным замыслом». Энергоресурсы, таким образом, определили как источник как процветания, так и влияния. Эти два фактора могли работать вместе до тех пор, пока Россия могла использовать свое положение на рынке для создания зависимостей; теоретически это означало бы, что ее клиенты полагаются на нее в поставках и избегают действий, которые могли бы расстроить Москву. Такой подход был наиболее очевиден в отношении Германии, несмотря на предупреждения союзников Германии о том, что ее внимание усыпляют, делая уязвимой во внешней политике, чем может воспользоваться Россия.
Эта стратегия работала лучше всего, когда цены были высокими и давление было незаметным. Но всегда существовало напряжение между коммерческими и политическими аспектами энергетической политики. И оно усугублялось инстинктивной реакцией Путина на любой вызов со стороны другого государства, которая заключается в том, чтобы сразу же искать точки давления. В случае с его соседями это часто означает введение тарифов на экспорт товаров в Россию, отказ от поставок какого-либо товара, прекращение поставок газа или непомерного повышения цен. Одна из причин нынешней неразберихи заключается в том, что этот подход был принят в 2013 году, когда пророссийски настроенный президент Украины Виктор Янукович столкнулся с полным экономическим давлением на свое правительство, чтобы не дать ему подписать соглашение об ассоциации с ЕС (даже не с НАТО) и вместо этого присоединиться к собственному проекту Путина по созданию Евразийского союза. Экономическое давление сработало - так хорошо и так заметно, что послушность Януковича вызвала массовые демонстрации в Киеве. Они привели к бегству последнего и приходу нового украинского правительства, которое Путин с самого начала считал враждебным России, а значит, ему нужно было ставить палки в колеса на каждом шагу.
Сейчас энергетическое оружие России подвергается самому серьезному испытанию. С одной стороны, это лучшая защита страны от западных санкций, позволяющая ей финансировать свою войну и поддерживать уровень жизни своего народа. С другой стороны, это лучшее средство нападения: Путин надеется принудить западных сторонников Украины к тому, чтобы они оставили Киев и с поклоном согласились на мир, при котором поставки газа возобновятся в довоенном объеме. Это принуждение началось еще до войны с сокращения поставок, призванного напомнить европейцам, где лежат их истинные интересы. После начала войны вопрос энергетической зависимости Европы неизбежно встал в полный рост. В Берлине, который был наиболее потрясен таким поворотом событий, сразу же поняли, что Германия вместе со своими европейскими партнерами должна избавиться от этой зависимости. Однако сначала это рассматривалось в лучшем случае как среднесрочный проект из-за вероятных экономических потрясений.
Вскоре расчеты изменились. Сначала было оказано давление с целью лишить Россию оборонительных преимуществ от поставок энергоносителей, ограничив суммы, которые она могла бы получить, наживаясь на высоких ценах, которые она создала благодаря своей собственной политике. Цифры российских доходов от продажи газа в Европу были позорными, особенно в сравнении с суммами, потраченными на оказание экономической и военной помощи Украине (безусловно, главному экономическому неудачнику). Во-вторых, необходимо было притупить энергетическое наступление России. Это было сделано путем заполнения имеющихся дефицитных мощностей в летние месяцы, диверсификации других источников, таких как сжиженный природный газ (СПГ) - хотя цена на него неизбежно выросла - и поощрения большей энергоэффективности. Берлин даже предпринял первые предварительные шаги по отсрочке вывода из эксплуатации всех своих атомных электростанций.
До конца августа казалось, что этот подход работает. Цены на нефть снизились. Отчасти это было связано с перспективой глобальной рецессии. Несмотря на то, что потоки газа составляли лишь 20% от довоенного уровня, цены на него также начали снижаться. В начале сентября министры финансов стран «Большой семерки» согласовали сложную схему - разновидность картеля покупателей, - чтобы попытаться ограничить цены на российскую нефть, продемонстрировав тем самым, что они могут вновь перейти в наступление в экономической войне.
Ответ последовал незамедлительно. 2 сентября российская энергетическая компания «Газпром» объявила о проблемах в работе трубопровода «Северный поток – 1», которые потребовали его полной остановки. Первоначально это было сделано на несколько дней, затем - на неопределенный срок. Первоначально поставки возобновились бы, как только неисправность была бы устранена; теперь возобновление зависит от прекращения санкций. Все это сопровождается грозными предупреждениями российских пропагандистов о том, что Европа замерзнет этой зимой и столкнется с экономическим коллапсом - и все из-за Украины.
В некотором смысле это последняя рисковая попытка Путина чего-нибудь добиться. Если этот ход не сработает, у него останется мало вариантов. Это авантюра в двух отношениях. Во-первых, это означает конец доминирующей роли России на европейском энергетическом рынке. Она продемонстрировала, что является ненадежным поставщиком. Поставки, не направляемые в Европу, нельзя легко перенаправить в другое место. Для строительства новых трубопроводов к новым рынкам, например, в Азии, требуется время. Во-вторых, такая резкая потеря доли рынка стоит усилий только в том случае, если она приведет к желаемым политическим последствиям и заставит Европу отказаться от поддержки Украины. Но совокупность действий России за последние полгода, от обстрелов городов до жестоких преступлений на оккупированных территориях, от безрассудства на Запорожской атомной электростанции до фальшивых новостей и невыполнимых дипломатических требований, означает, что европейские правительства, даже те, которые больше всего хотят, чтобы этот кризис закончился, не видят возможности для этого, пока Путин не отступит. Пока этого не произойдет, пути к стабильности в Европе не существует. Путин продолжает настаивать на том, что НАТО находится в состоянии войны с Россией. В военном отношении этого никогда не было, но в экономическом - он сам затеял это противостояние.
Так что с большим трудом и болью Европа справится. Мы уже видели массивный пакет мер из Берлина, призванный помочь потребителям энергии в предстоящие зимние месяцы, и такой же пакет приняли в Лондоне. Конечно, отношение может измениться, если действительно будет казаться, что война зашла в тупик и может затянуться до бесконечности. Тогда дипломатические усилия по поиску выхода активизируются. Но пока, вместо того, чтобы бросить Киев, западные страны, и особенно США, похоже, пришли к мнению, что лучший курс - это помочь Украине победить или, по крайней мере, убедить Москву в несостоятельности ее военной позиции.
Сегодня Украина активно наступает. Положение России продолжает ухудшаться, поскольку ежедневно лишается складов с боеприпасами, командных пунктов, систем ПВО и жизненно важных мостов.
Если бы Москва действительно была уверена в том, что сможет удержать свои завоевания и, возможно, расширить их, она бы не перекрывала газопроводы, получая доходы и давая себе разумный шанс удержать прибыльные рынки в долгосрочной перспективе. В то время как Россия терпит поражение в качестве военной сверхдержавы, она ставит под угрозу свое положение в качестве энергетической сверхдержавы. И это признак потери уверенности, если не отчаяния.
