Разбор полетов к вопросу о принципах российского замусоривания мозгов населению.
Вот только что теща выразила недоумение по поводу сюжета, который показали по российскому ТВ.
Это был видеосюжет, в котором российские солдаты(!) раздают гуманитарную помощь местному сирийскому населению в районе, освобожденном от ИГИЛ. Ну выстроилась очередь естественно, переполненная благодарности к российским освободителям. И диктор особо подчеркивает, что в комплект продуктов, которые получает каждый освобожденный от ИГИЛ местный житель, входит пакет риса и пакет… гречки.
И местное население, которое с гречкой не знакомо, говорит на камеру (через переводчика естественно): «Ой, как прекрасно, мы сегодня вечером обязательно попробуем это русское блюдо».
Так вот моя теща выразила удивление: «Кто же додумался им гречку-то раздавать, им же надо дать самое необходимое, и с чем они знакомы, что они знают, как использовать».
Ну что ей ответить! Если бы задача стояла оказать местному населению помощь, то конечно, надо было давать самое необходимое. А вот когда стоит задача «показать на камеру», то тут вступают в действие совсем другие резоны. И задачи тут — маркетинговые.
А маркетологи знают, что гречка в сознании современных россиян занимает примерно то же самое место, какой занимала колбаса в сознании советского человека: она является мерилом благополучия и стабильности. Наличие гречки в магазине и цена на нее, с точки зрения россиянина показывают экономическую ситуацию в стране. Пропала гречка с прилавков — дела совсем плохи. Стали падать цены на гречку — значит дела поправляются.
Даже тут у нас, на Кипре, «гречневый индекс» служит своеобразным индикатором совка. Если человек, переехав на Кипр, первым делом бежит искать в магазинах гречку, и найдя ее по два с половиной евро за килограмм (исключительно на прилавке со «здоровым питанием») ахает: «Как же тут всё у вас дорого», то значит пере вами экземпляр «гомо советикус», что всегда подтверждается последующей практикой.
Впрочем, я отвлекся.
Гомо советикус, видя, что сирийцам раздают именно гречку, на подсознательном уровне формирует вывод, что теперь-то у них все будет налаживаться, все будет благополучно. Раз уж доступна гречка, то и все остальное будет. Дополнительным бонусом служит опят-таки подсознательная гордость, что теперь эти несчастные сирийцы, не ведавшие до сих пор прелестей гречки, наконец-то познакомятся с настоящим русским продуктом и причастятся к русскому миру. На фоне этой мысли как по хорошо смазанным рельсам в подсознание проскальзывает вывод о том, что именно русскому миру сирийцы обязаны своим освобождением, и что русский мир не просто освободил сирийцев, но еще и принес им основы цивилизации, потому что даже такой малости как гречка эти дикари до сих пор не ведали.
И на фоне переполненного гордостью сознания у русского человека даже не возникает потуги, чтобы задаться вопросом: «А что делают русские солдаты в Сирии? Их же там нет!».
Не «#ихтамнет», а именно — нет, по-настоящему, нет! Ну нет, и всё! Разве какой-нибудь спецназ, но он — не в счет, уж он-то точно не будет раздавать гуманитарку на камеры!
А дело всё в том, что вот этот самый репортаж и прежние заявления о том, что «нас там нет!» — они предназначены для разных аудиторий, и эти аудитории — не пересекаются.
Серьезные и легко проверяемые заявления о составе российской группировки в Сирии и отсутствии регулярных сухопутных войск в Сирии, делаются для международного сообщества и для той небольшой части российской аудитории, которая еще не утратила способность мыслить критически.
Эта аудитория, увидев репортаж о раздаче гуманитарки сирийцам, просто пожмет плечами. Ну да, ну сняли еще одну постановочную сцену где-то на Мосфильме или где они там снимают свои фейки, ну так по сравнению с распятыми мальчиками и изнасилованными девочками это такой пустяк, что внимания обращать не стоит.
А основной потребитель этой информации, которому посыл собственно и предназначен, даже если он раньше слышал заявления об отсутствии русский войск в Сирии, только радостно ухмыльнется: «Опять их Путин переиграл! Как он их обманул, что наших там нет! А они — вона наши ребята, есть они в Сирии! Красавцы! Богатыри!»
Главное, что образ — правильный! Русский солдат — это не тот, кто массово насилует немецких женщин в захваченной Пруссии, а тот, кто берет на руки пострадавшую от фашистов немецкую девочку и дает ей буханку хлеба. И не тот, кто стирает с лица земли в пыль школы, госпитали и жилые кварталы, а тот, кто раздает оголодалым сирийцам еду и цивилизацию в виде нашей российской гречки!
Вот же он, на экране!
А если вдруг подсознание и почувствует какие-то не состыковки (подсознание, оно такое, оно всегда их чувствует) и захочет задать хоть какой вопрос, то и тут вопрос который надлежит задать уже сформирован и лежит на поверхности.
Главное, что он совсем безобидный и даже не требует ответа: «Может быть правильнее вместо гречки раздать им то, к чему они уже привыкли?»
Андрей Шипилов