Президент России Владимир Путин и Президент Китая Си Цзиньпин выступили за модель авторитарного капитализма (назовем это “развитие с диктаторским лицом”). Но чего, похоже, не ожидал ни один из лидеров, так это того, что коммерческие сектора России и Китая сами по себе становятся политическими силами, оказывающими все большее давление на разработку государственной политики.
За последние два десятилетия, российские и китайские многонациональные корпорации – многие из которых были переполнены наличными деньгами – стали для своих соответствующих режимов мощными инструментами внешней политики. Но когда-то их считали модернизирующими силами, которые помогут открыть как бизнес, так и общество. Поскольку энергетические гиганты, такие как “Газпром” и “Роснефть”, обещали принести коммерческие ценности отсталой России и новым независимым государствам бывшего Советского Союза, Анатолий Чубайс, ключевой разработчик российской программы приватизации, назвал их авангардом новой “либеральной империи”. (Так это даже лучше, что эти компании также связаны с бывшими советскими республиками, которые близки с Россией.)
Аналогичным образом, в Китае во время президентства Цзян Цзэминя (1993-2003) и Ху Цзиньтао (2003-2013) зарождение таких банков, как Промышленный и Коммерческий банки Китая и Сельскохозяйственный банк Китая, а также энергетических и тяжело-промышленных компаний таких, как Sinopec, Sinochem и China Railway Construction Corporation, считалось предшественниками модернизации. Тем не менее, сегодня никто не считает эти фирмы эквивалентом ExxonMobil или Microsoft. Поскольку высшие руководители нередко “парашютировали” прямо в зал заседаний с высокой политической должности, китайские мегакорпорации долгое время представляли собой слияние бизнеса и государства.
Более того, поскольку Газпром, Роснефть и китайские технологические гиганты ZTE и Huawei стали более важными для своих правительств, интересы бизнеса и государства стали еще теснее. В интересах своих “национальных чемпионов”, правительства России и Китая теперь, похоже, проводят политику, которую они при других обстоятельствах, возможно бы не выбрали.
Эта динамика явно демонстрируется в Венесуэле. Благодаря своей принадлежности к Венесуэльской государственной нефтяной монополии, Petróleos de Venezuela (PDVSA), за последнее десятилетие Роснефть направила свыше 17 миллиардов долларов в виде займов режиму Чавеса. Между тем, в 2017 году Роснефть получила три миллиона тонн нефти от своих операций в Венесуэле; в целом, Россия инвестировала во многие отрасли Венесуэлы, от банковского дела до сборки автобусов. В то же время, Венесуэла является одним из крупнейших покупателей российского оружия среди стран Латинской Америки.
Из-за этих долгов и других экономических связей у Путина нет иного выбора, кроме как поддержать разваливающийся режим венесуэльского лидера Николаса Мадуро, даже несмотря на снижение в России общественной поддержки иностранного вмешательства Кремля. Интересы Роснефти в Венесуэле слишком велики, чтобы ее можно было вывести из страны, особенно сейчас, когда западные санкции парализовали способность компании обеспечивать финансирование на международных рынках.
Поддержка Мадуро со стороны России не достигает того же уровня, что ее обязательства в Сирии, где ее отношения с семьей Асада уходят в прошлое на десятилетия. Скорее, ее продолжающееся участие в Венесуэле отражает холодный, жесткий бизнес-расчет. Согласно Reuters, на защиту Мадуро были отправлены частные охранники, имеющие тесные связи с Кремлем. В то же время была получена непроверенная (но правдоподобная) информация о том, что из Венесуэлы вылетают российские самолеты, груженные золотом, в качестве оплаты за долги страны. Путин понимает, что в случае прихода к власти президента Национального собрания Хуана Гуайдо те, кто поддерживал Мадуро, скорее всего, будут свергнуты, и привилегированный доступ России к нефтяным месторождениям Венесуэлы будет закрыт.
В денежном выражении, самые большие потери от падения Мадуро понесет Китай, чьи инвестиции в Венесуэлу оцениваются примерно в 60 миллиардов долларов – как минимум в три раза больше, чем у России. Как и Россия, Китай заключил сделку с венесуэльским режимом в 2000-е годы, когда страна процветала при бывшем Президенте Уго Чавесе. В то время как Китай обеспечил свою быстрорастущую экономику крайне необходимым источником нефти, Чавес смог снизить зависимость Венесуэлы от США как одного из своих основных экспортных рынков. Тем временем, китайские технологические гиганты помогли режиму Мадуро в его усилиях по внутреннему надзору, и (как и Россия) Китай продавал Венесуэле дорогое оружие.
Тем не менее, в случае падения Мадуро, Китай может оказаться менее уязвимым, чем Россия. Китайцы осторожно подошли к налаживанию контактов между различными элементами венесуэльского общества, включая оппозицию. И хотя Китай все еще официально поддерживает Мадуро, он не последовал за Россией в обвинениях США в попытке государственного переворота.
Это говорит о том, что Китай хочет избежать тех радикальных шагов, которые предпринимает Россия. На сегодняшний день, Кремль активно конкурирует с США за влияние на ход событий в Венесуэле, и назвал попытку США доставить гуманитарную помощь через границу между Колумбией и Венесуэлой уловкой для контрабанды оружия для оппозиции.
Сдержанное поведение Китая, несомненно, связано с продолжа
ющимися торговыми переговорами с США. Прежде чем продлить срок для введения более высоких тарифов на китайский импорт, Президент США Дональд Трамп указал, что Huawei и ZTE могут быть включены в окончательную китайско-американскую торговую сделку. Это, безусловно, понравилось бы Си, чей первостепенный интерес заключается в защите экономической мощи обеих компаний.
Обладая возможностью запретить американским компаниям продавать важные компонеты китайским фирмам, администрация Трампа может нанести серьезный ущерб как ZTE, так и Huawei. Huawei уже обвиняется в сговоре с целью нарушения санкций США в отношении Ирана, что привело к аресту его финансового директора Мэн Ваньчжоу в Канаде в декабре прошлого года. А ZTE признала себя виновной в аналогичных обвинениях, выплатив в 2017 году штраф в размере 1,4 миллиарда долларов.
В конце концов, Венесуэле не под силу тягаться со стратегическим значением этих двух компаний. И для Кремля расчеты те же: прерогативы бизнеса определяют национальный интерес. Но, возможно, к глубокому разочарованию Путина, в Венесуэле этот расчет привел к противоположному результату.
Нина Хрущева
