Раскрыть 
  Расширенный 
 

Исаак Трабский: В «городе яблок»

(Продолжение. Начало – в предыдущих номерах)

Станция «Алма-Ата Первая» встретила нас ярким солнцем и… оцеплением милиции. На перроне у каждого вагона стоял милиционер и внимательно осматривал прибывших пассажиров и их багаж. Я подумал: наверное, ищут немецкого шпиона или опасного бандита. Но увидеть задержания преступника так и не пришлось: мы начали выносить на перрон вещи. Только выгрузились, как подбежал молодой милиционер-казах и строго предупредил: «Для беженцев вход на вокзал запрещён. Сидеть можете здесь, но ваши вещи никто охранять не будет».

Так мы и остались с вещами на перроне, где валялись сотни беженцев. Мама направилась в эвакопункт, Фрида и Люба решили остаться охранять вещи, а я через «выход в город» спустился на привокзальную площадь.

Только теперь, в Алма-Ате, после долгой дороги и поездов, я почувствовал, каким чистым может быть воздух и как легко стало дышать. Осмотрелся: вдалеке на безоблачном небе под пронзительными лучами солнца блестели снеговые вершины высоких гор, а справа находился город. Туда вела улица, которую с обеих сторон, как часовые, окружали высоченные зеленые тополя. Рядом с площадью небольшой базар притянул меня запахом пирожков и лепешек. Они там выпекались на жаровнях. А столы буквально ломились от больших яблок, арбузов, желтых дынь и винограда. Меня, полтавского мальчишку, знакомого с раннего детства с такими сортами яблок как «белый налив», «ранет» «антоновка», особенно удивили своей величиной и красотой местные яблоки. А денег, чтобы их купить, у меня не было. Я побежал на перрон и рассказал, что видел на базаре. Люба тотчас туда ушла, а вернулась с «авоськой» тех самых яблок, которыми я любовался на базаре, и пузатым горячим пирожком с рисом - для меня. «Торговцы хвалились,- сказала Люба,- что это самые вкусные яблоки во всём СССР. Они называются «алма-атинский апорт».

Сначала я утолил голод истекающим жиром пирожком, потом принялся за огромное яблоко, которое еле смог удержать в ладонях. Но когда надкусил его и чуть прожевал, ощутил небывалое наслаждение. Не случайно, как потом я узнал, из-за таких необыкновенных яблок этот город и был назван Алма-Ата (по-казахски «отец яблок»).

В эвакопункте мама получила талоны на обед, и ещё ей там сказали: «Столица Казахстана Алма-Ата перегружена беженцами, а так как у вас есть железнодорожные билеты до Фрунзе, поскорее туда езжайте. И там вам обязательно предоставят жилье».

Оставив с вещами Любу и Фриду, мы с мамой, пошли на обед в столовую для эвакуированных. У двери глиняного сарая молодая русская женщина в железнодорожной форме, проверив билеты и бросив в коробку талоны на обед, пропустила нас в столовую. На длинном дощатом столе стояли две большие кастрюли, из которых старый казах в цветастом халате и тюбетейке, напевая на своём языке какую-то тягучую песню, разливал по чашкам (тогда я узнал, что это были «пиалы») сначала гороховый суп, а на второе -жидкую кукурузную кашу. Все ели, сидя, на глиняном полу. Когда кто-то попросил хлеба, старик перестал петь и крикнул: «Какой тибе хлеб? Все атправляем на фронт…»

 Спасибо и за это! Вернувшись на перрон, мы, подменив голодных Фриду и Любу, отправили их на обед.

Вечером подошел наш поезд. В который раз мы затащили наши вещи в вагон и двинулись, как нам казалось, в последний пункт дальнего путешествия - в город Фрунзе. Ехали в переполненном, в основном, местными жителями вагоне, наверное, сутки. Благо, что в «авоське» ещё были яблоки, которые в дороге помогали нам заглушать голод.                               

Киргизия

В солнечный полдень наш поезд «Алма-Ата - Фрунзе» прибыл на конечную станцию. На перроне (как повезло!) увидели носильщиков с тележками. Один из них за пять рублей помог перевезти наши вещи в здание большого серого вокзала. Только расположились в зале ожидания, как мама мне сказала: «Идём искать Женечку».

 Но где её искать? Ведь знали только, что она учится на втором курсе Фрунзенского педагогического института имени Горького. Больше ничего. Выйдя из вокзала, сразу очутились на широкой улице Дзержинского с высокими по обе стороны тополями. Конечно, я знал, что Фрунзе - столица Киргизской ССР. И центр города с красивыми трехэтажными домами мне понравился. Прохожие нам сказали, что эта улица ведет прямо к зданию пединститута. Подошли к пединституту. Поднялись на второй этаж в канцелярию. Спросили у секретарши: «Где можно увидеть второкурсницу Евгению Трабскую?»

– Сегодня занятий нет, - ответила она, - и все студенты отдыхают после недели «отработки» в колхозе. А Трабская живёт в общежитии на улице Фрунзе. Пройдете через Дубовый парк - повернете налево…

Не знаю, как у мамы, а у меня от голода кружилась голова: ведь после Алма-Аты в дороге, кроме яблок, более суток мы ничего не ели.

За большим кинотеатром «Ала-Тоо», построенном в национальном киргизском стиле, вошли в Дубовый парк. Но то, что там увидели, еще больше, чем чувство голода, подвергло нас в уныние: на лавках и траве там сидели и лежали беженцы - старые и молодые женщины, мужчины, дети... Их одежда и обувь были изношены до предела. Мама, услыхав идиш, спросила пожилую, изможденную еврейку: - Откуда вы, дорогие люди, и почему находитесь здесь?

-Мы, артисты Львовского еврейского театра, - сквозь слёзы ответила женщина. - С божьей помощью, успели убежать от немцев, приехали сюда работать. Но тут, азох ин вэй (на горе нам, идиш), скопилось столько беженцев, что снять комнатку, хотя бы угол, невозможно. Пока тепло, ночуем тут, а что будет, если похолодает, не знаем…

- Но власти вам, наверное, что-то обещают?

- Только обещаниями и «кормят». Спасибо, хоть выдали нам хлебные карточки. Но жить негде…

После того, что мы увидели и услышали в парке, по лицу мамы я понял, что её надежды остаться жить в этом городе развеялись как дым. За парком, пойдя кварталы глинобитных домов, вышли на улицу Фрунзе. На стене каменного особняка висела мемориальная доска: «В этом доме родился выдающийся герой Гражданской войны Михаил Васильевич Фрунзе». Мама сказала: - Вот почему, сынок, этот город назвали его именем.

Вскоре остановились у двухэтажного студенческого общежития. За дверью в рамке прочитали список жильцов. На втором этаже, в коридоре, пропитанном запахами кухни, нашли комнату Женечки. Постучали. Увидев нас, моя сестра, от неожиданности обомлела, а затем бросилась обнимать, целовать... По всему было видно, как она рада нас видеть: ведь ничего не знала, где мы и что с нами. Показалось, с той поры, как она уехала в Киев, и ростом стала выше, и ещё красивей. Жгуче карие глаза, черные брови, смуглое лицо, точеная фигура, ласковый голос - настоящая красавица.

– Вы ведь прямо с дороги и голодны? - спросила она.

– Да, есть немного, - скромно подтвердила мама, хотя у меня от голода, как говорят, давно «кишки играли марш».

- Вот и чудесно, подружка Юля как раз на кухне жарит картошку, и мы вместе пообедаем. А пока скажите, где папа, как вы смогли выехать из Полтавы и добраться сюда?

Мама в нескольких словах описала наши дорожные приключения.

- А папа,- поделилась она,- остался оборонять Полтаву, где теперь воюет, жив ли, здоров- не знаем. Обещал написать в Новосибирск. Но там в жилье нам отказали. Приехали в Алма-Ату, и там сказали: «беженцами город переполнен». А что ты во Фрунзе, дорогая Женечка, узнали от дяди Миши, который был у нас дома в Полтаве. Поэтому приехали сюда…

-Я очень рада!

-А где твоя мама и её семья? - поинтересовалась мама.

-Она с Нелочкой, родителями и двумя братьями здесь. Сняли комнату и живут в саманном доме у частника.

Как только пухленькая толстушка Юля занесла в комнату сковороду с жареной картошкой, Женечка на столе расставила тарелки и ложки, аккуратно положила перед каждым по кусочку серого хлеба (студентам по хлебным карточкам выдавали аж по 400 граммов) и высыпала в тарелки пышущую жаром картошку. Девушки, не спеша, нежными пальчиками отправляли в рот коричневые кружки картошки и лука. А мы с мамой, голодные и отвыкшие от такой вкусной домашней еды, мгновенно «очистили» свои тарелки, а корочками хлеба тщательно вытерли сальные следы. Затем пили «студенческий чай» - кипяток, заваренный какой-то горьковатой травой, которую студентки привезли из колхоза. Поблагодарив за обед, мама сказала, что на вокзале с вещами нас ждут Фрида и Люба.

- Дорогие мои,- с сожалением сказала Женечка,- мне хочется вас где-то разместить, хотя бы на ночлег, но в этом общежитии посторонним, даже родственникам, не разрешается оставаться на ночь. А знаете, - в ее лице вдруг мелькнула надежда, - давайте сейчас же зайдем к нашему коменданту.

На первом этаже в кабинете коменданта общежития сидел за столом, перебирая какие-то бумаги, пожилой, худощавый, с козлиной бородкой казах в очках, одетый во френч. Над ним на стене висел портрет молодого Сталина. Такой же, как в спальне моего детского сада.

- Уважаемый аксакал, - начала Женечка,- из Украины ко мне приехали мама с братом. Разрешите им в нашей комнате переночевать.

- Что, что? - через очки разглядев нас, старческим голосом прохрипел комендант. От возмущения он даже привстал: - По решению правительства республики вселять эвакуированных в студенческие общежития строго запрещается. Такие беженцы уже завезли к нам и сыпной, и брюшной тиф…

- Что же мне делать? - растерялась Женечка. - Трабская, отведи гостей в республиканский эвакопункт.

Ещё раз поблагодарив Женечку за вкусный обед и внимание, мы попрощались и направились на вокзал. У кинотеатра «Ала-Тоо» мама купила для Любы и Фриды горячих пирожков с рисом. А когда пришли на перрон, мамины сёстры ошарашили нас новостью: «По радио передавали постановление Совнаркома Киргизии: город Фрунзе закрыт для размещения эвакуированных».

- Куда ж нам деться? - возмутилась мама, и, схватив свой ридикюль с документами, решительно отправилась, в республиканский эвакопункт. Он находился на третьем этаже вокзала. Вскоре опечаленная мама вернулась и сказала: - Предложили ехать в райцентр Калининского района город Кара-Балты. Это километров шестьдесят отсюда. Сегодня поезд «Фрунзе-Луговая» туда уйдет в семнадцать часов.

Город Фрунзе, где жила и училась Женечка, мне очень понравился, но жаль: остановиться там, хотя бы на сутки, нам не пришлось. Как только подошел поезд, мы первые занесли вещи в вагон. Вскоре он наполнился пассажирами с мешками и котомками. Во весь голос между собой переговаривались киргизы, русские, казахи, немцы. Эвакуированных в нашем вагоне я не увидел. В этой обстановке мы почувствовали себя совершенно чужими.

Поезд еле полз, останавливался на каждом полустанке, выгружая одних и принимая новых пассажиров. Вагонные окна были настежь открыты, но как только солнце скрылось за горами, в вагоне похолодало и стало темнее.

Продолжение следует

 
 
 

Похожие новости


Газета «7 Дней» выходит в Чикаго с 1995 года. Русские в Америке, мнение американцев о России, взгляд на Россию из-за рубежа — основные темы издания. Старейшее русскоязычное СМИ в Чикаго. «7 Дней» это политические обзоры, колонки аналитиков и удобный сервис для тех, кто ищет работу в Чикаго или заработки в США. Американцы о России по-русски!

Подписка на рассылку

Получать новости на почту