Как и многие дети-москвичи, Светлана Шмульян любила канун Нового года. «Если и было время, когда советскому ребенку можно было есть красную икру, так это на Новый год! – вспоминает она. – Запах новогодней елки, игрушки, гирлянды – этого дня мы целый год ждали».
Столетие назад Рождество в России очень напоминало Рождество в США - в комплекте с украшенными деревьями и семейными торжествами. Но все изменилось с приходом Революции.
«Елку стали рассматривать как символ как буржуазного порядка, то есть классового врага, и религии, еще одного классового врага, - говорит Виктория Смолкин-Ротрок, преподаватель истории России в Университете Уэсли. – Елку стали считать символом класса. Со временем стало ясно, что ставить у себя дома елку чревато – под подозрение сразу попадали политические симпатии и верность партии».
А в советское время было очень опасно иметь сомнительные политические симпатии. В 1935 году, впрочем, в официальной газете «Правда» появилось письмо, после которого многое изменилось. Смолкин-Ротрок резюмирует доводы одного высокопоставленного большевика: «Мы прошли через многое, построили социализм, так зачем нам лишать этого удовольствия детей, у которых никогда не было елки?».
Таким образом, елка была спасена. И теперь она не была приурочена к православным праздникам и стала полностью светской.
«Я никогда даже не слышала, что она хоть как-то относится к Рождеству, - говорит Виктория Анеш, выросшая в Советском Союзе, а позже иммигрировавшая в США. - Это просто дерево на Новый год. И на верхушку мы все время водружали красную звездочку… Похожую на красную звезду Кремля».
Этими кремлевскими звездами так часто украшали верхушки елок, что они даже появились на советских новогодних открытках эпохи 60-х. Анеш, выросшая в еврейской семье, любила новогоднюю елку, но после иммиграции в Америку все изменилось: «Нам сказали, что деревья здесь ставятся на Рождество. И евреи не празднуют Рождество».
Ей пришлось привыкнуть к Новому году без елки. Но когда у Анеш и ее друзей появились собственные семьи, они начали переосмысливать эту традицию: «Почему бы и нет? Елка – это часть нашего наследия».
И все же, хотя Анеш очень любила новогоднюю елку, когда была ребенком, она не хотела бы передавать эту традицию в наследство собственным детям. «Для меня это своего рода символ отсутствия свободы выбора, - говорит она. - Мне нравится, что здесь у меня есть выбор. Мне было очень сложно определиться с тем, где мой моральный компас, что значит быть еврейкой. На многие вопросы у меня до сих пор нет ответов, но я учусь. И мне это нравится».
Для других россиян, включая Светлану Шмульян, эта новая свобода выбора позволяет сделать выбор в пользу елки. «Я хочу, чтобы мои дети ощущали эту связь со своим народом, как ощущаю ее и я. Они – часть еврейского народа. Кроме того, они – американцы. И помимо этого, они принадлежат к русскому народу, - говорит Шмульян. – Они носители стольких этносов и культур».
Так же, как и в Советском Союзе, смысл традиции придает не правительственный указ, а люди, решившие собраться вокруг елки и разобраться в том, что значит быть русским - и евреем, и американцем - в новом мире.
