В пик расцвета Римской империи, который пришелся на эпоху Траяна в начале II века, римляне управляли удаленными регионами мира дольше, чем любые другие досовременные государства. К периоду эпохи Григория Великого (540-604 гг. н. э.), римский колосс превратился в византийское поселение, под управлением которого было несколько территорий. С развалом Римской империи западная Европа превратилась в множество воюющих друг с другом германских государств, а исламские армии захватили большую часть остатков империи.

В 1984 году Кайл Харпер, немецкий классицист, описал более 200 объяснений регрессии Римской империи. Среди них чрезмерная военная экспансия, рост зависимости от рабского труда, высокие расходы и налоги на «хлеб и зрелища», а также рост христианства. Рим не пал в один день, очевидно, что все эти факторы оказали долговременный эффект на упадок цивилизации. Однако все подобные рассуждения ставят человека в центр этой истории, однако решающей силой могли явиться не только люди. Харпер убежден, что причиной разрушения глобальной римской сети, которая создавалась на протяжении нескольких столетий, стали пандемические заболевания и изменения климата. Он пишет: «Экология империи создала инфраструктуру и ждала пандемии».

Одной из причин падения Римской империи стало классическое видение мира. Согласно идее стоицизма, которой придерживались многие римские аристократы и правители, мудрость достигается за счет отождествления человека с неизменным естественным порядком. Согласно этим взглядам в мире не может возникнуть новое зло: например, никогда не появятся новые болезни, к которым мудрое человечество может быть неподготовлено.

Череда пандемий разрушила подобное классическое видение мира. Антонинова чума началась в 165 году, ее пик пришелся на 180 год, когда в Риме умирало по две тысячи человек в день, а смертность во всей империи исчислялась миллионами.

В середине III века Рим настигла Киприанова чума, причины которой до сих пор неизвестны. К эпохе Григория, в которую началась Юстинианова чума, природа стала казаться хаотичной и враждебной к человеку.

Как указывает Харпер, изменение восприятия природы, которое совпало с падением Рима, стало отражением изменения окружающего мира. Экология планеты в древнем мире была также нестабильна, как и в наше время. Римляне сами изменили ее.

Развитие сельского хозяйства привело цивилизацию в естественную среду обитания комаров. Вырубка лесов способствовала накоплению воды, и леса превращались в поля, которые стали благоприятной средой для размножения комаров.

При этом во времена римлян климатические изменения в большей степени не носили антропогенный характер: «Климатические изменения всегда являлись экзогенным фактором – они всегда были скрытой картой, которая изменяла ход игры. Подобные изменения влияли на демографические и аграрные устои жизни, от которых зависели другие, более сложные элементы общества». Эпоха правления Юстиниана сопровождалась периодами сильных холодов, что нарушало сезонные циклы и приводило к неурожайным годам. Однако в целом римлянам повезло. Их империя достигла своего максимального величия в период относительно стабильного климата.

Люди непреднамеренно способствовали падению Рима из-за глобальной структуры империи. Инфекция поразила Рим через торговые сети и грызунов, которые обитали в зернохранилищах и стали разносчиками опасных блох. В этот период население мира достигало максимальных значений, и многие города была полны людей. В отдельных регионах распространялся туберкулез, проказа и большое количество других опасных болезней. Огромные территории Римской империи сделали население городов уязвимым к инфекциям, распространенным в самых дальних уголках планеты. Римские эпидемии стали побочным продуктом раннего эксперимента по глобализации.

Своими достижениями Римская империя создала условия для ее разрушения. Широкая взаимосвязанность регионов Римской империи сделала ее уязвимой. Максимально приблизившись к мировому порядку, римляне создали идеальные условия для распространения чумы.

Основной идеей книги Харпера, посвященной падению Римской империи, является неизбежность краха этой цивилизации. При создании своей великой империи римляне не могли знать, что параллельно они создают условия для невероятно быстрого распространения заболеваний, при этом у них не было понимания приближающихся климатических изменений. Они также не могли представить, что два данных явления приведут к краху их мира.

Мир, который столкнулся с Covid-19, слишком отличается от Римской империи, чтобы проводить какие-либо параллели. Мы намного больше знаем о климатических изменениях, в том числе об антропогенном характере нынешних изменений. Вирусология является современной наукой, а создание вакцин – вполне реально. Вероятно, что Covid-19 не окажется таким же смертоносным, как некоторые другие вирусы. Вполне возможно, что он исчезнет так же, как Sars в 2002-2004 годах. Однако подобные заявления не имеют научных обоснований.

Принципиальная позиция заключается в том, что будущее поведение вируса неизвестно. Научные данные не способны исключить неопределенность будущего, а также оценить влияние, которое подобная неопределенность может оказать на человечество. В этом отношении мы можем быть ближе к римлянам, чем нам хотелось бы думать.

У нас есть сходства, которые сложно отрицать. Во-первых, Covid-19 возник в период максимальной глобализации, когда цепи поставок слабо защищены от внешних воздействий. Во-вторых, вирус возник в период крупномасштабного природообустройства. Человечество расширяет свою активность на регионы, которые ранее были недоступны для охотников и сборщиков. Использование данных земель для сельского хозяйства приводит к серьезным последствиям для их экологии. Дикая природа исчезает, а инфекции, которым ранее были подвержены животные, начинают быстрее передаваться людям. Рост населения только усиливает данный процесс. Массовые путешествия ускоряют перенос заболеваний с сельских рынков и фермерских хозяйств.

Подобно тому, как климатические изменения и пандемия подорвали веру в некогда популярное классическое видение мира, вирус способен повлиять на веру современного человечества в способность изменить природу по своему усмотрению. Многим кажется, что ничто не существует за пределами человеческих мыслей и чувств. Однако вирус, который не служит человеку, является смертельной угрозой подобным эгоистичным убеждениям. Харпер пишет, что в мире существует около триллиона различных видов микроорганизмов, которые живут на этой планете уже 3,5 миллиарда лет. Это мир микроорганизмов, а мы лишь проживаем в нем.

Взгляды на мир ожидаемо изменились с приходом пандемии. Однако данные изменения не привнесли бóльшего реализма в размышления. Пандемия подорвала устойчивое развитие человечества, и при этом раскрыла и обострила существующие конфликты. На Западе, который ранее назывался либеральным, на фоне фейковых новостей и народной медицины и наравне с конспирологическими теориями процветает интеллектуальный племенизм и изменчивые идеологии. В политических и культурных распрях люди забывают о вирусе, который является смертельным напоминанием о жестокой реальности непокорного материального мира.

Значительные траты на карантинные меры, неумелые действия властей и манипуляции ораторов только усилили конфликты в обществе. Протестующие против убийства полицией невооруженного афроамериканца говорят о расизме и нетерпимости. При этом вирус не разделяет протестующих на мирных и опасных. Для вируса все члены общества - потенциальные цели, которые больше всего уязвимы на мероприятиях с большим скоплением людей.

У пандемии нет заранее установленной траектории развития, а значительные медицинские ресурсы, очевидно, не позволят ей разрушить нашу цивилизацию так, как это было с Римской империей. Однако в данной связи возникает вопрос: человеческие познания значительно расширились, но стали ли мы более рассудительны, чем римляне на пике их развития?  Или мы еще быстрее скатываемся в эпоху коллективного помешательства? Мы можем узнать ответ уже в ближайшие месяцы.