В ходе состоявшейся накануне «прямой линии» Владимира Путина глава российского государства довольно долго и обстоятельно отвечал на вопрос, который, по-видимому, счел достаточно актуальным. Звучал он так: «Вы как-то сказали, что назад дороги нет, а мне капитализм ничего не дал. Почему людей не спросили?». О том, что этот достаточно абстрактный вопрос показался президенту важным, говорит тот факт, что он сам его выбрал из полутора миллионов других и потратил на ответ довольно много времени в прямом эфире.
Правда, в свойственной ему манере, Путин отвечал не столько на вопрос, который ему был задан, сколько на преобразованную им самим версию. Вопрос выбора между социализмом и капитализмом он свел к судьбе СССР, поставив таким образом знак равенства между сохранением того государства, состоявшего из 15 союзных республик, и его социально-экономической системой.
Однако по сути это два разных вопроса. Хотя, справедливости ради, надо отметить, что знак равенства между сохранением СССР и сохранением социализма (во всяком случае, в той его форме, в которой этот социально-экономический строй существовал в Советском Союзе в 60—80-е годы XX века) — довольно распространенный полемический прием, который используют как противники социализма, так и его сторонники.
Отвечая на вторую часть этого вопроса («почему людей не спросили?»), Путин напомнил, что спросили. «Во-первых, у людей спрашивали. В начале 1990-х годов. Несмотря на то, что 74% (на референдуме) проголосовали за сохранение Советского Союза, потом (почему-то никто об этом не вспомнил) и Верховный Совет РСФСР проголосовал, по сути, за роспуск Советского Союза. Так что это были представители народа, они за это проголосовали. Кстати говоря, я так понимаю, что вопрос задал сторонник каких-то левых взглядов, может быть член компартии, но кто, как не компартия распустила Советский Союз? Это именно так и было сделано. И Михаил Сергеевич Горбачев, генеральный секретарь ЦК КПСС, и другая противоборствующая сторона — все выходцы из Политбюро ЦК КПСС», — сказал Путин.
Тут я бы обратил на два момента. Если первую «противоборствующую» сторону в руководстве СССР начала 1990-х, а именно Михаила Горбачева, Владимир Путин называет по имени, отчеству и фамилии, то вторая сторона в этом его спиче — абстрактна. Просто «выходцы из Политбюро ЦК КПСС» и все. Это, конечно же, не случайно. Путин ловкий и умелый полемист, он прекрасно понимает, что если назовет поименно представителей этой самой «другой противоборствующей стороны», например, президента РСФСР-РФ Бориса Ельцина, его ближайшего соратника — государственного секретаря РСФСР Геннадия Бурбулиса, мэра Ленинграда-Санкт-Петербурга Анатолия Собчака, то те, кому нынешняя пропаганда еще не совсем отшибла память, тут же припомнят действующему президенту, что он сам был неотъемлемой частью этих самых «выходцев из Политбюро ЦК КПСС».
Однако не будем по примеру президента уходить в сторону от существа поставленного перед ним на «прямой линии» вопроса. Повторим то, что нам представляется здесь главным. Отказ от социализма и отказ от государства под названием СССР — отнюдь не одно и то же. Это утверждение подтверждается не только собственным примером постсоветской России, но и судьбой целого ряда других государств, где долгое время после распада Советского Союза правили (а кое-где и до сих пор продолжают править) партии, называющие себя «коммунистическими».
Например, в Молдавии с 2001 по 2009 годы компартия два срока подряд была правящей, а ее лидер Владимир Воронин в это время занимал пост президента этой страны. Был ли здесь в это время восстановлен социализм? О форме социализма поговорим ниже, а пока просто повторим: хоть какой-нибудь социализм был ли восстановлен в Молдове, когда у власти там были коммунисты? Ответ однозначен: нет. Больше того, молдавские коммунисты занимались приватизацией государственных предприятий едва ли не более активно, чем до и после них занимались записные либералы и демократы.
Но конечно самый яркий пример строительства капитализма под руководством компартии — это Китай. И смотрим: государство здесь целехонько. За 40 лет, прошедших с начала местных реформ, от Китая ничего не отвалилось. Больше того — в целости и сохранности осталась и политическая система — у власти здесь, на зависть КПРФ, все та же коммунистическая партия, все то же политбюро ЦК КПК, все те же мудрые генсеки. А вот экономический фундамент нынешней КНР, построенный под чутким руководством его «коммунистов» — уже совершенно иной — капиталистический. То есть, это общество, основанное на частной собственности.
Да, надо признать, что на этой основе Китай смог мощно развить свои производительные силы. Однако сегодня, через 40 лет китайских реформ, его социальная база — это уже не сотни миллионов мелких собственников, как в конце 1980-х годов. Сегодня, как и положено обществу развитого капитализма, Китай расколот на части. С одной стороны, громадное большинство наемных работников и мелких буржуа, еле сводящих концы с концами, а с другой — ничтожное меньшинство долларовых миллиардеров и связанных с ними крупных государственных и партийных чиновников.
Та же система — с компартией во главе и с капиталистической экономикой в базисе — построена и в современном Вьетнаме, и на Кубе. То есть мы видим, что государства бывшего «соцлагеря» вполне могут сохранить политическую систему и территориальную целостность, но это отнюдь не гарантирует от сохранения социализма в экономике.
Тут стоит вновь вернуться к выступлению Владимира Путина на последней «прямой линии». «Возможен ли возврат, социализм в полном объеме», — задался он (в которой уже раз!) вопросом, и тут же ответил: «Это маловероятно, страна уже другая». Опустим реплику, которая в этой связи сам собой напрашивается: кто же делал эту страну другой двадцать лет подряд? Лучше послушаем, что говорит Путин дальше. «Это (возврат) возможно только через очень тяжелые внутренние конфликты. Нам нужны эти конфликты?», — задает он риторический вопрос.
Конечно, не нужны. Но разве за годы реформ в России не было таких «очень тяжелых внутренних конфликтов»? Уже не раз приходилось писать, что, например, обе Чеченские войны, в которых, по разным подсчетам, было убито от нескольких десятков тысяч до 200 тысяч человек, стали прямым следствием реставрации капитализма в России, ее дымовой завесой, призванной отвлечь внимание абсолютного большинства россиян, ограбленных в ходе этих реформ, от их бедственного положения на «борьбу с терроризмом»…
Естественная убыль населения России с 1991 года во 2019 в общей сложности примерно на 14 млн человек — также прямой результат внутренних, прежде всего, социальных конфликтов, происходивших в стране в эти годы.
Но слушаем президента дальше. По его словам, «то, что политические силы, которые придерживаются левых взглядов, социалистических идей, могут контролировать страну и верховную политическую власть… я этого не исключаю. Любая легальная политическая сила, в ходе открытой политической дискуссии, обращаясь к народу, способна завоевать его симпатии и утвердиться в верхних эшелонах власти. Будет ли это хорошо для страны? Я не знаю. Потому что одно дело национализировать все и вся, а другое дело добиться, чтобы национализированные отрасли хорошо работали. Это совершенно разные вещи… А элементы государственного регулирования у нас и так присутствуют».
Отметим, что в последних трех предложениях этой части выступления Путина, он фактически изложил два типа экономической программы «левых сил»: 1) «национализировать все и вся», 2) усилить «элементы государственного регулирования».
Строго говоря, в пункте первом («национализировать все и вся»), президент отсылает нас к старой доброй либеральной страшилке двадцатилетней давности, когда либералы, выражавшие интересы только что народившегося крупного капитала, пугали этой мифической «программой» коммунистов средний класс и избирателя демократических взглядов. Сегодня ни одна мало-мальски серьезная левая группа или партия с такой программой не выступает. Президент и это знает, а потому заранее идейно блокирует и умеренных «левых», говоря, что «элементы государственного регулирования у нас и так присутствуют».
Тем самым он, как бы говорит «политическим силам, которые придерживаются левых взглядов» и их электорату: я, в общем, и не против вас, но что вы можете предложить? И в этом, надо признать, Путин прав. У современных левых сил России нет своей программы, хоть сколько-то отличающейся от программы партии власти. Они в крутом идейном и политическом тупике. Не говоря уж о том, что официальные левые, заседающие в Госдуме, вообще выполняют лишь функцию младшего партнера «Единой России».
Отсутствие собственной программы у левых сил и тем более отсутствие у них политической воли к ее воплощению на практике, совершенно не случайно. Любое изменение экономической программы любой левой партии в сторону действительного социализма, как, например, национализация крупнейших предприятий (с выкупом или без — отдельный вопрос) с обязательной после этого передачей власти на производстве непосредственным работникам национализируемых (социализируемых) предприятий и учреждений — стало бы сильнейшим ударом по существующей экономической и политической системе.
Нынешние левые на это не пойдут даже на уровне программ, не говоря уже о реальной политике. По одной простой причине — они часть этой системы, им в ней вполне комфортно, и они не хотят ничего в ней менять.
Однако необходимость ее изменения диктуется ни чьими-то политическими взглядами, а суровой необходимостью, которую, между прочим, отметил, выступая на «прямой линии» и Владимир Путин. Когда его попросили назвать главную проблему современной России, он сказал: «Одна из ключевых проблем — рост производительности труда…».
В общем, верно он отметил и то, как ее можно повысить: «Но главное, на что нужно обратить внимание, и мы вчера тоже разговаривали на этот счет и с министром экономики, я согласен полностью, — мотивация». А вот в чем эта мотивация должна состоять, он не сказал.
Однако на этот вопрос в свое время очень точно ответил один из немногих советских диссидентов-социалистов Вадим Белоцерковский. По его словам, россияне больше не хотят работать «на дядю». И неважно, какой это «дядя» — частник или государство. Россияне хотят работать на себя. А еще, обладая достаточно высоким уровнем образования и самооценкой, они остро нуждаются в свободе. Как на своем рабочем месте, так и в политической жизни. Однако ни то, ни другое им не могут не только дать, но даже пообещать, ни действующая власть, ни ее партнеры «слева».
Александр Желенин
