Когда умерла старая кошка

Он позвонил и сказал:

- Твоя кошка умерла.

- Когда? - спросил сын.

- Сегодня ночью.

- Как это случилось?

- Три дня назад перестала есть и пить. Я чистил ее ящик, в туалет она перестала ходить тоже. Пряталась в темных углах, головой к стене.

- А почему ты ее к ветеринару не отвез?

- Какой ветеринар? Кошке больше двадцати лет. Содрали бы бабки на обследование и предложили в конце концов усыпить. Нет у меня денег на ветеринара.

- Мучалась?

- В последнюю ночь пришла, стала кричать под дверью. Не мяукать, а орать. Я напоил ее из шприца водой, сама она уже пить не могла, взял в постель, гладил. Она успокоилась и умерла.

- Точно умерла?

- Да, уже окоченела.

- Чего ты хочешь от меня?

- Давай похороним вместе.

- Где?

- У меня во дворе. Там уже целое кладбище – две собаки, сейчас вот кошка добавится.

- Давай ее к маме положим.

- Нет, этого делать нельзя.

- Почему?

- Нельзя хоронить кошку там, где хоронят людей. Если нас поймают на том, что мы закапываем кошку на кладбище, арестуют.

- Ерунда, не поймают. Мы сделаем вид, что сажаем дерево.

- Ты знаешь, я не уверен в том, что эта могила, к которой мы ходим, в самом деле могила твоей мамы.

- Что ты говоришь?!

- Ты просто не видел, как ее хоронили. Они даже не хотели засыпать. Когда я спросил у кладбищенских - почему, они сказали, что вручную могилы никто не засыпает, в конце дня приедет трактор и закроет все ямы сразу. Они показали мне на несколько открытых могил. Я возмутился, пошел, взял из машины саперную лопатку и лопатой, а остальные руками, стали эту могилу засыпать. Я таких похорон никогда не видел. С нами был русскоязычный священник из Свидетелей Иеговы. Он тоже греб землю. Как дети в песочнице, мы руками сделали холмик, положили цветы. Работники кладбища офигели от этого зрелища. Они смотрели на нас, как на цыган или как на бедуинов. Ее сестра поставила детскую фотографию, сказала, что других нет. А через несколько дней, когда снова пришли на кладбище, могилу невозможно было найти. Все было раздавлено колесами трактора, фотографию унесло ветром, я случайно нашел ее в кустах. Это часть кладбища, где хоронят на деньги медицинской страховки. Последняя, так сказать, услуга клиенту. И сервис самый дешевый.

- Суки, - сказал сын и заплакал.

- Не плачь, - сказал он. - Приезжай ко мне, похороним кошку, а потом съездим на кладбище и скажем маме, что кошка умерла.

Кошку закопали под деревом, положили сверху большой гранитный камень.

- Ну, что, - сказал он сыну, - поедем к маме?

- Поедем. Только нужно цветы купить. Я сам куплю, у меня деньги есть, - сказал сын.

- Ты знаешь, - сказал он сыну, - я не хочу покупать срезанные цветы. Пусть хоть что-нибудь будет живым. Давай возьмем вазончик и пересадим.

Они долго ходили между рядами с живыми цветами в огромном цветочном магазине и никак не могли выбрать.

- Жалко, что мама не может нам помочь, - сказал он.

Сын опять заплакал.

- Что-то ты стал плаксивым, мой мальчик, - сказал он сыну.

- Это только сегодня, - ответил сын.

Вместе с вазоном чудесных белых цветов купили садовую лопатку. В гроссери взяли литровую бутылку питьевой воды. Продавец индус не хотел брать кредитную карту, и за бутылку воды, как и за цветы, заплатил сын.

- Как ты странно складываешь кеш - как таксист, - сказал он сыну.

- Как драгдиллер, - сказал сын.

- В самом деле?

- Да нет, я шучу. Это старые привычки. Я с этим завязал. Велосипед продал.

- Ты продал свой любимый велосипед?

- У меня были долги, которые нельзя было не отдавать, - сказал сын. Вот, немножко еще осталось.

- Я дам тебе сто долларов, - сказал он.

- Не нужно кеш. Купи мне лучше Metrocard unlimited на месяц.

На кладбище кроме них никого не было.

Они заехали через центральные ворота, куда въезжают похоронные процессии. По обеим сторонам широкой аллеи стояли мощные, похожие на дзоты, склепы. На склепах были надписи: Pinzauti, Bonaiuti, Rossi, Fallani.

- Это кладбище начинала итальянская мафия, - сказал сын.

- Откуда ты знаешь?

- В тюрьме рассказывали, - ответил сын.

Они проехали целую милю, пока не уперлись в дикий парк.

- Много новых могил, - сказал сын. - Надписи на русском.

- Верующих хоронят по конфессиям, а здесь весь бывший СССР, - сказал он.

Могилу нашли быстро, на автопилоте. На маленькой вертикальной плите было ее имя по-русски, дата рождения и дата смерти. «Помним. Любим. Скорбим». В толстом слое чернозема они легко вырыли ямку, разрезали и сняли пластиковый горшок и, не потеряв ни одного кусочка земли на корнях, осторожно поставили и присыпали вокруг кустик с маленькими нежными белыми цветами. Полили водой.

- Удачно все получилось, - сказал он.

- Жалко только, что это не ее могила, - сказал сын.

- А может быть, я ошибаюсь, может быть, и ее, - сказал он.

- А как сказать ей про кошку? – спросил сын.

- Я думаю, что она уже знает, - сказал он.

2017

Мои щенки хотят есть

И когда кто-нибудь из них говорил: «Папа я хочу кушать», и остальные: «И мы тоже», как, словно у волка, изгибалась дугой моя шея и лысина зарастала серой шерстью, как оскаливался передний металлокерамический мост на имплантах от клыка до клыка, как улучшались мое зрение и слух, здоровым и сильным становилось пораженное болезнью сердце! Как глубоко и проникновенно я начинал мыслить, и каким простым и понятным становился мир. Прочь сомнения, раздумья и всякую рефлексию - мои щенки, мои дети, мои мальчики хотят есть!

Сейчас, накупавшись на Брайтонском пляже, они съедят все, что я принесу, а уже когда пойдем на обед в турецкий ресторан, каждый закажет себе, что он хочет.

Чтобы в июле пройти триста шагов по ослепительно жёлтому горячему песку и подняться по лестнице на бордвок, нужно хорошее здоровье. Не всегда оно есть.

Шестьдесят - трудный возраст, когда тебе все чаще хочется посидеть отдохнуть, а место пока ещё не уступают. Приходите, когда вам будет шестьдесят пять.

Сразу на пересечении четвертого Брайтона с бордвоком, не знаю, почему - в силу ли особенного расположения билдингов или из-за необычного изгиба и формы берега, - действует аэродинамическая труба, с океана до самой Непчун-авеню дует сильный морской ветер.

Мои щенки, мои дети, мои мальчики хотят есть! Какие за спиной вырастали крылья -- как у летучей мыши с когтистыми лапами в вершинах треугольников.

В этой аэродинамической трубе, подхваченный бризом, я пролетал между коричневых, довоенной постройки, билдингов, матери уводили детей от окон, мимо реформистской синагоги, мимо русского ресторана с хорошей домашней кухней, мимо антикварной лавки Яши Цандлера, где в витрине выставлен бронзовый бюст Гагарина в криво надетом танкистском шлеме и монеты Третьего рейха на красных подушечках, под эстакадой сабвея, и приземлялся возле продуктового магазина «Золотая наклейка». Весь Брайтон тревожно замирал: Рабинович пошел за едой для своих детей.

Невидимая автоматическая рука открывала высокую стеклянную дверь самого большого брайтоновского гастронома, и почтительно расступалась толпа вэлфер-пипл, освобождая место перед кассой.

- Три булочки с маком и три бутылки лимонного снэйпл для моих щенков, моих детей, моих мальчиков.

18 ноября 2019

Владимир Рабинович