С середины августа либеральная общественность России возмущается назначением на должность министра образования Ольги Васильевой. Тревога и возмущение интеллигенции вполне понятны: Васильева не скрывает своих просталинских и пропутинских симпатий, и при этом исполнена искреннего желания заниматься воспитанием школьников – разумеется, в полном соответствии со своими взглядами.
Взгляды же свои Васильева озвучивала уже многократно. Так, в 2016 году на крымском форуме «Таврида» она рассказывала молодым учителям истории о патриотизме. По ее мнению, при Сталине страна начала заниматься «реабилитацией русской истории». Там же новая министр образования процитировала сталинские слова: «В прошлом у нас не могло быть отечества. Но теперь, когда мы свергли капитализм, а власть у нас народная, у нас есть отечество, и мы будем отстаивать его независимость». На этом фоне выглядит совсем неудивительным и то, что министр открыто называет Сталина «государственным благом».
Не скрывает Васильева своих проправославных симпатий – опять же, в сталинистском разрезе. 1943-53 годы она называет «золотым веком» в истории церкви и государства, ратует за «сильное православие», и грозится воспитать школьников «патриотами и консерваторами». Именно она являлась научным руководителем Ильи Горячева, впоследствии признанного виновным в создании и руководстве экстремистским радикально-националистическим сообществом. При этом ее часто любят противопоставлять «чиновникам от образования» Ливанову или Фурсенко, отмечая, что Ольга Васильева имеет педагогический опыт, отдает приоритет учителю перед потребителем, а воспитанию – перед натаскиванием на ЕГЭ.
Однако рискну предположить, что на самом деле назначение Васильевой на эту должность – вовсе не революционный шаг, призванный изменить всю образовательную систему страны, а совершенно естественный процесс, завершающий десятилетиями длящуюся эволюцию как российского образования, так и церковной системы.
Те, кто наблюдает сегодня за состоянием РПЦ, с легкостью именуют Ольгу Васильеву «лоббистом церкви», «пропагандистом идей православия» и т.д., забывая, что еще лет двадцать назад мало кто из церковных иерархов решился бы публично назвать ее выразителем мнения РПЦ. В тот период почитание Сталина среди верующих казалось еще чем-то сродни кощунству, подчеркивался наднациональный характер христианства, и концепция «сильного», то есть государственнического православия, носила маргинальный характер. Однако буквально за последнее десятилетие христианское вероучение в РПЦ методично и целенаправленно подменялось пропутинской государственнической идеологией. Можно назвать несколько каналов подобного государственного влияния на церковь:
1. В первую очередь, это борьба с любыми попытками церкви создать качественную систему ознакомления населения с подлинным содержанием церковного вероучения. Дело в том, что в России, по данным социологических опросов, не более 4% воцерковленных православных. Основная же масса населения ходит в церковь только по праздникам, не знает содержания христианского вероучения и не планирует менять свою жизнь в угоду православным канонам.
Для таких людей выбор веры, выражающийся в первую очередь в желании креститься или крестить своих детей, является вопросом лишь национальной идентификации, выражающийся в тщательно поддерживаемой российскими властями формуле: «Русский – значит, православный». Соответственно, акт Крещения воспринимается ими как формальное закрепление этой идентификации, и является чем-то вроде символического выражения лояльности как церкви, так и государству.
Чтобы изменить такое отношение и сделать обряд крещения сознательным, ряд епархий пытался организовать на своей территории обучение желающих креститься основам православного вероучения. Соответственно, люди, проходившие такие беседы, становились гораздо менее удобной мишенью для пропагандистских манипуляций, потому что способны были отличить христианскую догматику от навязываемой вместо нее идеологии.
Данная «опасность» была замечена государством довольно быстро. Как следствие, в результате серьезного административного давления создание систем обучения желающих креститься основам веры долго саботировалось церковными властями, а затем усилия в данном направлении и вовсе перестали предприниматься, а уже созданные системы были разрушены. Вместо них через различные православно-националистические сайты начал насаждаться сталинизм и та уродливая человеконенавистническая идеология, которую мы так часто слышим сегодня от представителей духовенства.
2. Создание и поддержка внутри церкви отдельных групп, течений и структур, тесно связанных с государством и фактически открыто взявших на себя государственные функции. Среди таких групп в первую очередь можно назвать так называемых «сектоборцев», или «сектоведов» – агрессивное внутрицерковное течение, организационно оформленное в сеть «антисектантских центров» (РАЦИРС).
Основной особенностью подобных центров можно назвать то, что постоянно подчеркивая свою принадлежность к церкви, они неоднократно признавали, что берут на себя роль государства, которое, по их словам, «не занимается проблемой сект». Следовательно, РАЦИРС делает упор на уголовном преследовании инаковерующих, на закрытии религиозных организаций в порядке гражданского или административного судопроизводства, словом, на осуществлении функций, характерных для государственных репрессивных органов. Свою задачу «сектоборцы» видят в том, чтобы инициативно склонить данные органы к преследованию так называемых «нетрадиционных» религий и осуществлять «консультационное сопровождение» репрессий. В результате, РАЦИРС в своей деятельности более ориентируется на светские силовые структуры, нежели на церковные, и тем самым является своеобразной точкой слияния церкви и государства – при этом в части самых жестких, репрессивных проявлений этого государства.
Подобными сектоборческому движению «православных чекистов» являются «борцы с ювенальной юстицией», и различные иные виды «борцов» (с ЛГБТ-движением, с феминизмом и т.д.), тесно связанные с правоохранительными органами. Такие движения также, подобно «сектоборцам», провозглашают, что стране угрожают некие внешние опасности, а государство не уделяет достаточного внимания борьбе с ними. Собственно, именно активизация репрессивного механизма государства в этой борьбе и является основной задачей подобных групп. Государство же, со своей стороны, всячески использует новоявленных «инквизиторов» в своих целях, в том числе в процессе давления на церковь, где такие группы обладают существенным влиянием.
Также стоит выделить Отдел внешних церковных связей Московского Патриархата (ОВЦС), выполняющий формально церковные, но фактически порой и государственные дипломатические функции, и выступающий как один из каналов влияния России на зарубежные православные общины.
3. Делегирование государством церкви отдельных воспитательных, образовательных, и социальных функций. Сюда можно отнести различное патриотическое и военно-патриотическое воспитание. Основной особенностью этого канала влияния оказывается сам факт того, что церковь, по сути, занимается не религиозным, а государственническим воспитанием, внушая подросткам и молодежи под видом религиозного учения современную «ура-патриотическую» идеологию.
4. В качестве практического механизма контроля над церковной жизнью на местах можно назвать начавшееся с 2011 года так называемое «разукрупнение» епархий, то есть разделение их на несколько более мелких единиц с целью упрощения централизованного управления из Москвы, и назначение на должности архиереев таких епархий «идеологически благонадежных» чиновников от религии.
В результате всех этих процессов РПЦ в конечном итоге превратилась в один из механизмов государственной пропаганды как внутри страны, так и за ее пределами. Выразителем идей именно такой, трансформированной пропагандистской машины в религиозно-националистической оболочке и выступает Ольга Васильева. И тот факт, что церковные иерархи так активно поддержали ее назначение, лишь показывает, что многолетняя трансформация религиозной структуры в идеолого-пропагандистскую была успешна завершена.
Похожая ситуация наблюдается в области образования. При том, что Фурсенко и Ливанов занимались в основном реализацией государственного заказа на «оптимизацию» образования, то есть сокращением числа вузов, факультетов, научных учреждений, школ и ставок, а также введением пресловутого ЕГЭ (проще говоря, развалом образовательной системы), я бы не спешила надеяться, что Васильева займется возрождение научных школ и конкурентоспособного образования. Напротив, она не скрывает, что и не стремится вписываться в международные стандарты или модернизировать прикладные научные исследования, а планирует заниматься в первую очередь «воспитанием», то есть насаждением государственной идеологии.
Такие попытки предпринимались в образовательной системе России и раньше. К примеру, последние несколько лет активно обсуждается концепция «единого учебника истории», а после аннексии Крыма в российские школы поступили так называемые «вежливые азбуки». Многие учителя-историки и сегодня успешно выполняя госзаказ, создавая мифы о многовековом единстве России и Крыма. Так что и здесь Васильева стала лишь логическим продолжением предшествующего курса властей: вначале добиться развала и деградации образования и, следовательно, отупления и оболванивания учеников и студентов – а затем накладывать на уже подготовленную почву идеологическую обработку.
Виталий Портников как-то сказал, что задачей Ольги Васильевой является «воспитание монстра». От себя добавим лишь, что воспитанием монстров занималась система власти в России в последние 16 лет, размывая моральные нормы населения и воспитывая в нем агрессию всеми возможными способами. Назначение Васильевой продемонстрировало лишь, что российское общество готово к тому, чтобы в открытую принять ту идеологию, которую ему скармливают уже очень давно.
Назначение Васильевой продемонстрировало лишь, что российское общество готово к тому, чтобы в открытую принять ту идеологию, которую ему скармливают уже очень давно. А это значит, количество "Моторол" и прочих почитателей "русского мира" (в терминологии Васильевой – "русской земли") на украинской земле в ближайшее время может существенно возрасти.
Ксения Кириллова
