Марина Гросс (Marina Gross), единственная американка, присутствовавшая в понедельник при встрече американского президента Дональда Трампа и российского президента Владимира Путина, переводила для Лоры Буш (Laura Bush) в российском курортном городе Сочи в 2008 году, а также для бывшего государственного секретаря Рекса Тиллерсона (Rex W. Tillerson) в Москве в 2017 году. По имеющейся информации, она живет в квартире в Арлингтоне в Виргинии, и, как вы понимаете, свободно говорит по-русски.
Больше общественности ничего особенно неизвестно о госпоже Гросс, которая оказалась в центре внимания как человек, потенциально способный подтвердить, что происходило между двумя лидерами во время их двухчасовой приватной встречи в Хельсинки в Финляндии. По мере того, как растет скандал вокруг этой встречи, Конгресс все чаще призывает ее дать показания о том, что она слышала. Ее коллеги-переводчики, которые гордятся собственной незаметностью и конфиденциальностью, которую обеспечивают, возмущены этими требованиями.
Белый блокнот Гросс, который можно увидеть на фотографиях со встречи, вероятно, бесполезен, говорят опытные правительственные переводчики, поскольку он заполнен ее личными сокращениями, непонятными ни для кого больше. А если бы она сама рассказала, что именно услышала, то тогда она нарушила бы этический кодекс конфиденциальности, подобный тому, что есть у адвокатов или у священников, принимающих исповедь.
Лишь Трамп, который то противоречил собственным рассказам насчет того, что он там говорил, то жаловался на отсутствие качественного освещения встречи, на которой присутствовало всего четыре человека, мог бы разрешить Марине Гросс рассказать кому-то о том, что она слышала. Белый дом не сообщал, просил ли он ее сделать это.
«Это абсолютно кошмарная ситуация для того, кто в нее замешан», — сказала Стефани ван Рейгерсберг (Stephanie van Reigersberg), которая в качестве руководителя отдела устного перевода Государственного департамента языковых услуг вот уже 18 лет назначает переводчиков на такие встречи. «Это очень трудная ситуация, как из-за того, что вас просят рассказать конфиденциальную информацию, так и потому что вам на самом деле приходилось выполнять перевод, который в принципе может быть тяжело запомнить».
Но некоторые конгрессмены уже потребовали записи Гросс, тревожась из-за того, какими именно заверениями обменялись российский лидер, известный своей склонностью все нагло отрицать, и американский президент, который нередко говорит заведомую ложь.
«Учитывая все обстоятельства этой истории, американский народ имеет право знать, использовал ли Трамп свое положение и эту встречу с Путиным, чтобы продолжать преследовать свои личные экономические интересы», — написал член палаты представителей Билл Паскрелл-младший (Bill Pascrell Jr.), демократ из Нью-Джерси, в письме на этой неделе, призывая Комитет по надзору и правительственной реформе устроить публичные слушания показаний Гросс.
Пока все это кажется маловероятным. Республиканцы в Комитете по надзору и правительственной реформе проголосовали за отказ от предпринятой демократами официальной попытки вызвать Марину Гросс в суд, а чиновники государственного департамента отказались комментировать эту гипотетическую ситуацию.
Но переводчики сказали, что даже само обсуждение, должна ли Гросс давать показания, может поставить под удар их работу.
Они указывают на этический кодекс, который связывает их в профессиональной деятельности: переводчики «должны соблюдать строжайшую секретность» во всем, что касается любого из клиентов и любой информации, которая раскрывается в среде, закрытой для общественности.
«Я надеюсь, это так и останется лишь желанием, озвученным некоторыми из конгрессменов, — сказала 45-летняя Юлия Цаплина, переводчик-фрилансер русского языка, живущая в Париже, которая рассказала, что требования американских законодателей породило горячие споры и тревогу среди ее коллег по всему миру, — Нас ценят лишь до тех пор, пока мы можем точно и четко переводить, сохраняя конфиденциальность полученной информации. Все это, по сути, полностью разрушит доверие к нашей профессии».
Один правительственный чиновник, знакомый с современными методами работы переводчиков, на условиях анонимности рассказал, что даже личный словарь переводчика — символы, знаки и слова, призванные обозначить мысль или идею — могут эволюционировать изо дня в день. В связи с этим переводчикам может быть трудно потом восстановить обрывки мыслей. К тому же многие переводчики могут уничтожать свои записи, если сотрудники службы безопасности не успели их запросить после сверхсекретных переговоров.
«Они отправляются в мусорную корзину практически мгновенно, — сказала Цаплина о своих заметках, — Ведь они бесполезны».
Уже упомянутый чиновник сказал, что призывы Капитолия заставить Гросс дать показания недальновидны и могуn навредить самим его сотрудникам, ведь и они используют переводчиков во время своих частных встреч. У государственного департамента сейчас есть 12 штатных устных переводчиков арабского, французского, японского, корейского, китайского, русского языков и еще 16 штатных письменных переводчиков — арабского, русского и украинского языков, рассказал сотрудник госдепа. Также у департамента есть три специалиста по болгарскому и польскому языкам, и, кроме того, он также часто дополняет свой лингвистический штат устными переводчиками по контракту.
Ван Рейгерсберг говорила, что у нее был опыт перевода испанского языка, когда к ней на приватных встречах или во время перевода телефонных бесед присоединялся официальный стенографист или высокопоставленный сотрудник службы безопасности. Если она получала разрешение от чиновника, для которого переводила, рассказывает она, то тогда она часто отдавала свой конспект, который может быть подтвержден стенографистом, другому чиновнику. По ее словам, сложность состояла в том, чтобы восстановить общую картину разговора, полагаясь на краткосрочную память, которая используется для устного перевода.
«Вы серьезно думаете, что человек, который такое длительное время выполнял такую напряженную работу, сможет вспомнить каждую деталь того, что переводил?— сказала Рейгерсберг, — Вы слушаете, пишете, соображаете, как это будет на другом языке, вы повторяете вслух».
«Наша работа, — добавила ван Рейгерсберг, — это не стенография».
Проблема ведения записей во время закрытых встреч американского президента с иностранными лидерами, в особенности с враждебными, давно заботит чиновников администрации. Даже когда президенты Рональд Рейган и Михаил Горбачев устраивали небольшую ротацию переводчиков на встрече в 1986 году в исландском Рейкьявике, отсутствие стенограммы привело к тому, что были высказаны обвинения в «искажении». Когда эта пара поначалу встречалась только в присутствии устных переводчиков, Рейган лично информировал членов своей делегации дважды в день по памяти.
Майкл Макфол (Michael A. McFaul), бывший американский посол в России, сказал в интервью в четверг, что записи важны. Он рассказал, что у него есть фото, где он сидит рядом с президентом Бараком Обамой с блокнотом и ручкой в руке на встрече с Путиным в 2015 году.
«На той встрече я был официальным стенографистом, — сказал Макфол, который оказался в центре конфронтации на предмет того, должен ли Белый дом разрешить Москве задавать ему вопросы, — Этого не хватало на встрече Трампа с Путиным».
Александр Вершбоу (Alexander Vershbow), бывший послом в России при президенте Джордже Буше и специальным помощником президента в Совете национальной безопасности при Билле Клинтоне, сказал, что если заставить Гросс свидетельствовать перед Конгрессом, то это скорее всего будет нарушением конфиденциальности переписки и бесед президента.
«Я думаю, это скорее отражает недоверие к президенту Трампу и его способу вести дела с Россией, а переводчик тут просто становится козлом отпущения, — сказал Вершбоу, который сейчас входит в Атлантический совет. — Я думаю, что это скверная попытка политизировать роль переводчика».
