После терактов в Париже, в результате которых погибли по меньшей мере 130 человек, Пекин стремится подчеркнуть свою роль в борьбе с терроризмом. «Китай также является жертвой терроризма, - отметил министр иностранных дел Китая Ван И на саммите G20 в Турции. - Борьба против «Исламского движения Восточного Туркестана» - теневой группировки, которая стремится добиться независимости для северо-западного региона Синьцзян - должна стать важной частью международной борьбы с терроризмом».
Растущее присутствие Китая на Ближнем Востоке также перенесло конфликт ближе к его территории; 18 ноября ИГИШ объявило об убийстве китайского заложника. Но китайские правительственные ограничения на религиозную и общественную жизнь в Синьцзяне, а также предполагаемое государственное насилие в отношении местных гражданских лиц побудили серьезные опасения касательно нарушения прав человека, а жесткий информационный контроль мешает доказать связь китайских боевиков с международными террористическими организациями.
За свою непрозрачность китайское правительство уже расплачивается: западные страны скептически, а иногда и пренебрежительно относятся к терроризму в Китае, обвиняя правительство в преувеличении этих рисков. Парижские теракты – лишь последний тому пример. Хотя китайцы выразили солидарность с Францией и осудили виновных, Запад менее охотно выражает сочувствие, когда подобные теракты случаются в Китае. Многие китайцы злятся на Запад за то, что тот рассматривает нападения уйгурских боевиков без достаточной серьезности.
Очевидно, что у США есть причины сомневаться в Китае как в партнере в борьбе с терроризмом. Его нежелание провести четкие границы между террористом, политическим активистом и пострадавшим гражданином делает определенные формы сотрудничества – например, обмен разведданными - очень проблематичными. Репрессии Пекина в Синьцзяне способствуют террористической угрозе.
Тем не менее, нет никаких сомнений, что Китай все чаще становится жертвой серьезных террористических атак, как в стране, так и за рубежом. Это не просто нападения на местные учреждения, но зверства против китайских граждан, примером которых служит нападение в Куньмине в 2014 году. Действующие на территории Китая активные боевые группировки, включающие «Исламское движение Восточного Туркестана», имеют заметное присутствие в Пакистане, Афганистане, а теперь и в Сирии. И, хотя Аль-Каида и ее филиалы по тактическим соображениям считали нецелесообразным нападать на Китай, Исламское государство, напротив, видит Китай в качестве врага.
Китай уже прилагает серьезные усилия к тому, чтобы стабилизировать Афганистан, который может стать убежищем для уйгурских боевиков. Пекин активно старается добиться политического урегулирования между Талибаном и афганским правительством. Многие из его экономических инициатив в регионе мотивированы как соображениями безопасности, как коммерческими интересами. Китай считает, что многое можно решить с помощью улучшения экономической ситуации в этих странах, включая Пакистан. Во многом Пекин уже тесно сотрудничает с Соединенными Штатами.
Сирия - более сложный случай, когда антипатия Китая к ИГИШ сосуществует с непринятием изменения режима, поддержкой позиции России и собственными опасениями по поводу масштаба конфликта. Китай уже оказал молчаливую поддержку направленных против ИГИШ операций, в том числе военных ударов, и, если представится возможность, скорее всего, возьмет на себя роль поважнее.
Если смотреть исключительно через призму Синьцзяна и текущих мер Пекина в борьбе с терроризмом, то у нас есть причины сомневаться в Китае, как в партнере. Есть формы прямого сотрудничества в войне терроризмом, которые в случае Пекина будут ограничены, и это понятно. Но, если смотреть в широком смысле на стабилизацию и Синьцзяна, и стран Ближнего Востока, экономическая и политическая роль Китая, скорее всего, будет решающей, и элементы этого партнерства уже претворяются в жизнь.
