Аяла Шапира лежит в детском отделении Тель а-Шомера - той же больницы, где базируется центральный военный госпиталь и где до сих пор лежат многие раненые с летней военной операции в секторе Газы. Аяла тоже была ранена, но не там. Эта 11-летняя девочка приняла бой с террористами в Самарии, причем, с формальной точки зрения, войны в тот момент не было. Она просто ехала в машине по самому мирному поводу - папа Авнер вез ее домой в поселение Эль-Матан после занятий математического курса для одаренных детей в Университете Бар-Илан.
Но это для Аялы и других евреев войны в тот день не было. Для арабов она не прекращается ни на один день. Для них это своего рода развлечение с идеологической подоплекой: забросать камнями или бутылками с зажигательной смесью еврейскую машину, а потом со смехом смотреть, как она будет крутиться на дороге, или, если водитель не справится с управлением, врежется во что-то и перевернется. Или загорится, как случилось с машиной семьи Шапира. Авнер позднее рассказывал, что они видели бандита с замотанной мордой, который поджег и швырнул в них бутылку. Сделать что-либо было невозможно, увернуться было некуда. Бутылка пробила переднее стекло и взорвалась в салоне машины. Аяла сидела на заднем сиденье у правой двери, поэтому первым делом загорелась левая сторона тела и вся левая рука. «Выскакивай из машины! Беги!» - крикнул ей отец, пытаясь найти в пламени пряжку ремня. Он не мог видеть, как его дочка всунула в огонь еще целую правую руку, нащупала, преодолевая боль, пряжку, отстегнула ремень, открыла машину, выскочила наружу и, бросившись на землю, начала кататься, сбивая огонь. К этому моменту она уже вся пылала, как факел. Когда Авнер - с обгоревшими руками - сумел выбраться из машины и добежать до задней двери, Аяла уже успела в значительной степени сбить пламя. Но вся верхняя часть ее тела, лицо, голова, руки - успели обгореть очень сильно. Когда ее доставили в больницу, врачи определили, что от 30 до 40 процентов ее тела покрыты ожогами третьей степени.
Однако хоть и тяжелораненая, в этом бою с террористами она одержала победу - ведь они рассчитывали ее убить, но она лишила их этой радости, сознательно, по-взрослому, сделав все, чтобы спастись. Дальше пришло подкрепление - в бой вступили врачи. Три недели Аяла пролежала в отделении реанимации без сознания. Уверенности в том, что она выживет, ни у кого не было. Врачи делали все зависящее от них, а вся страна молилась за выздоровление героической девочки. Вернее, молились те, кто верит в силу молитвы. И молитва была принята: Аяла открыла глаза и узнала стоявшую рядом маму, Рути.
А еще через несколько дней, заговорив, Аяла потрясла свою маму неожиданной просьбой. «Помнишь, - сказала она, - за несколько дней до теракта я просила у тебя разрешения обрезать волосы, чтобы пожертвовать их на парики для детей с онкологическими заболеваниями? Я не успела - теперь у меня волос нет. Напиши в газеты, попроси от моего имени всех девочек, у которых длинные волосы, сделать это за меня». Рути сделала это, и многие девочки в стране эту просьбу Аялы выполнили.
Когда мы разговаривали с Рути в коридоре больницы у дверей палаты, куда посторонних пока не пускают, она показала мне в телефоне текст письма в газеты, которое продиктовала ее дочка:
«Всему народу Израиля. Спасибо всем вам за то, что молитесь за меня и думаете обо мне так много. Это дает мне особое чувство. У меня недостает слов, чтобы объяснять, до какой степени меня это трогает. Аяла Шапира».
Вот такая девочка.
Авнер Шапира до сих пор лежит по соседству - во взрослом ожоговом отделении. Но его состояние значительно легче, и врачи обещают его скоро выписать. Три младшие сестрички Аялы - дома, днем их забирает к себе соседка, подруга матери, но спят они дома, и с ними ночует девушка из альтернативной службы. Рути, которая двумя неделями раньше сама чудом уцелела в подобном теракте на том же самом месте, не отходит от дочери.
«Но ведь теракты в Израиле прекратились в последнее время...», - нередко говорят американцы, которым предлагают пожертвовать что-то в пользу жертв террора. Пусть они расскажут об этом семье Аялы Шапира.
Серхио Альперрана я увидела в тот вечер впервые - до сих пор с ним был только телефонный контакт, потому что он лежал в беершевской больнице «Сороко», до которой я не добираюсь, потом в «Бейлинсон», реабилитацию проходит где-то возле Ашкелона... Я знала, что Серхио, которому сейчас 21 год, солдат-одиночка из Венесуэлы. Он приехал в Израиль в 2006 г. со старшим братом и сестрой, родители остались в Венесуэле. 2,5 года назад он мобилизовался в армию, в десантную бригаду. 23 июля в бою с террористами в Хан-Юнесе был ранен. Мне рассказывали, что в бою он вел себя героически, и благодаря ему в живых остались 8 его товарищей. Однако подробности я узнала лишь в тот день, когда впервые увидела Серхио и когда в объявленном генштабом армии списке награждаемых было названо его имя.
Группа десантников проверяла дом за домом в арабском Хан-Юнесе в поисках входов в террористические тоннели. Когда три дома были уже позади, и группа зашла в четвертый, Серхио отстал на пару минут - просто хотел передохнуть. Это спасло не только его самого, но и его товарищей. В четвертом доме террористы подготовили ловушку для солдат, заминировав его. Как только солдаты вошли внутрь, прогремел взрыв. Выскочив наружу, Серхио увидел груду развалин, под которыми оказались погребены все его товарищи. Недолго думая, он бросился откапывать их и вытаскивать, по одному оттаскивая в безопасный соседний дом. Одновременно террористы из укрытия открыли стрельбу, поэтому приходилось еще и отстреливаться. Но Серхио был, как заговоренный - пули не доставали его. И все же когда он тащил в укрытие восьмого раненого, пуля настигла его, пробив ахиллесово сухожилие.
Ранение, операция, долгий процесс реабилитации... Для одинокого и бездомного солдата это очень непросто. Он живет в семье его подружки, с которой познакомился во время службы, и ему, конечно, неловко быть обузой в небогатой семье. Присылаемые нашими американскими друзьями чеки немножко скрашивают ситуацию.
Мы договорились с Серхио встретиться в Тель а-Шомере на праздновании дня рождения другого раненого - Даниэля Фиша, одного из самых тяжелых раненых той войны, который все еще лежит в отделении реабилитации после 18-й операции. Присутствовало много друзей - молодых красивых парней, и я уже хотела спросить Даниэля, кто из них Серхио, когда заметила высокого парня в белом спортивном костюме с явно южноамериканскими чертами лица. Догадка оказалась точной.
Серхио приехал не один: с ним была его подруга Лахан (в переводе на русский это «Мелодия») и ее родители, Йоси и Сигаль Барда. Они оказались изгнанниками из Элей-Синай - одного из поселений северной оконечности сектора Газы, которые уничтожили «заодно» с Гуш-Катифом, предоставив террористам площадку для ракетных обстрелов Ашкелона и других городов побережья Средиземного моря.
О Серхио Йоси и Сигаль говорили так, словно это их родной сын: с гордостью, с любовью, с волнением. Это выглядело как яркое и красивое проявление «кибуц галуйот» - «собирания изгнанников»: евреи снова становятся одной семьей, возвращаясь из долгого изгнания на свою землю, чтобы любить и защищать ее.
