Из цикла «Информационная война. Механизм»
(Окончание. Начало в №№26-27)
Джон Шиндлер, бывший сотрудник Агентства Национальной Безопасности и профессор колледжа ВМФ США вводит в политологию определение «Russia’s «Orthodox Jihad»» — Русский ортодоксальный джихад (см. «Russia’s «Orthodox Jihad» The American Conservative 05.02.2015 г.) применительно к войне, развязанной в Украине против США, и, разумеется, оно правомерно для этой ассиметричной войны. Когда я писал, что Европе придется жить между двумя халифатами (ст. мою ст. «Чума» № 22 06.06.2014 г.), то было не метафора, а заключение, основанное на парадоксальном выводе Л.С. Васильева[1] из его концепции Всемирной истории, что «мировая деревня», мир вне Запада, недовольная своей отсталостью, возьмет на себя роль пролетариата в борьбе с Западом (мировой город), с его триумфом антично-буржуазного либерального пути эволюции; вначале то была нищая и агрессивная большевистская Россия, затем террор тоталитаризма, породивший Вторую мировую и холодную войны, наконец, расцвет агрессивной экспансии фундаменталистского средневекового ислама, следуя которому, Россия обретает себя. Парадоксальным — потому что перед Западом встала поистине революционная задача: сокрушить Путинское самодержавие, с которым объясниться невозможно, сколько бы люди просвещенные и благонамеренные не писали, что Путину надо дать возможность sauver la face (спасти лицо - фр.) и для России нужно держать двери открытыми.
Нам свойственно забывать! Мы не хотим понимать природу самовластия, деспотии, с ее обожествлением государей, владением всем и вся, описанную историками и мыслителями от Петра Чаадаева до Ричарда Пайпса[2] Россию с вотчинно-государственной системой, какой ее охарактеризовал Пайпс: «В таких государствах политическая власть мыслится и отправляется как продолжение права собственности, и властитель (властители) является одновременно сувереном государства и его собственником» (Россия при старом режиме 1993 г.), с ее произволом бюрократии, хроническим беззаконием, зверствами, без малейшей возможности развития демократии, восточную деспотию Сталина с госкапитализмом, репрессиями и казнями устрашения; мы не хотим понимать, что власть верховная «ничем не созданная, ни от чего, кроме самой себя, не зависящая, ничем, кроме самой себя, не обусловленная», не признающая альтернатив, не может быть виновна, смиряема, принуждаема и либерализируема в принципе.
Классическое российское самовластие — «власть-собственность», «власть-управление», «класс-государство»— воплощенное в Путине, лишено рефлексии, самосознания, не нуждается в обновлениях и не способно к ним. В своей великодержавности оно не терпит никакой критики исторического опыта — и ни убеждения, ни дискурсы, ни имплементируемые институты гражданского общества не изменят это положение. Читая у Бена Ниммо в упомянутой мной статье, как по-фельдфебельски пресс-секретарь российского Минобороны Игорь Конашенков разносит заместителя пресс-секретаря штаб-квартиры НАТО, подполковника Джея Йенсена, или видя, как в студии Владимира Соловьева на телеканале «Россия-1» президент научного центра «Институт Ближнего Востока» Евгений Сатановский хамит американскому журналисту Майклу Бому: «Майкл, можно вы прекратите сейчас про запись, потому что мы вас уже разбомбим к чертовой матери, а вы еще со своей записью здесь будете стоять!», мы наблюдаем «экстаз великодержавности», как его охарактеризовал З. Бжезинский; этой беспримесной злобе с державной наглостью не достает религиозного фанатизма, кликушески исступленной ненависти, чтобы ассиметричная война с США была обращена в религиозную.
Информационная война, развязанная Путиным, отнюдь не такова, какой ее видит Андрей Илларионов, воспользовавшийся метафорой войны наземной или «классической» (см. мою ст. «Пространства четвертой мировой» № 45 11.12.2014 г.). Нет, это война ассиметричная, блестяще описанная исследователями и теоретиками, в частности, Герфидом Мюнкером (Herfried Munker) профессором университета Гумбольдта, Берлин, в России — Ларисой Дериглазовой, доктором исторических наук, профессором кафедры Мировой политики Томского госуниверситета, руководителем Центра Европейского Союза в Сибири. Здесь мы перестаем продвигаться ощупью, вступая в область, вполне изученную, и все становится на свои места, сходятся концы с концами. Так, например, ядерный шантаж («посыл угрозы войны» у Бена Ниммо) рассматривался Министром обороны США Уильямом Коэном еще 2000 г., отметившим существование «парадокса супердержавы», ситуации, когда ни одна страна не может «напрямую бросить вызов США», однако «может угрожать косвенно посредством «асимметричных конфликтов» в форме «химической, биологической или даже ядерной войны»; рассматривается ситуация шантажа («ядерная пепельница» и проч.), когда слабый угрожает сильному применением ядерного оружия против гражданского населения; при этом «Характерной особенностью подобного рода ситуаций является двойной шантаж – угроза заведомо недопустимого развития событий для сильной стороны, притом что слабый игрок использует запрещенное средство давления и нарушает правила игры против того, кто их создал и пытается навязать» Л.Д. Дериглазова «Концепция асимметрии в теории и практике международных отношений» 2007 г. У Герфида Мюнкера мы находим универсальное объяснение, почему в информационной войне, в войне ассиметричной, с «использованием инфраструктуры подвергшейся нападению страны», вышедшей за рамки «ограниченности ненависти и враждебности и вытекающих из нее ограничений использования войны в качестве политического средства» (Клаузевтиц) — «…терроризм выдвинул на первый план новую конкретную угрозу: смертников, которые превращают собственное тело в оружие и, таким образом, связывают успешное использование силы с собственной неминуемой смертью. Подобные нападения возможны лишь в том случае, когда отвергаются любые средства спасения. По целому ряду веских причин подобное поведение можно считать по меньшей мере предосудительным с точки зрения морали, однако трудно отрицать, что возникла новая форма «героизма», которая очень опасна для «пост героического» западного общества не только из-за используемых орудий действия, но и из-за лежащей в ее основе символичности. Помимо того что они являются кровавым доказательством уязвимости подвергающихся нападениям стран, эти новые формы террористической деятельности призваны свидетельствовать этим, ориентированным на сохранение жизни странами, о том, что они будут, в конечном счете, побеждены теми, кто готов пожертвовать собой». («Войны XXI века» 2003 г.)
В России это готовность населения идти на любые жертвы — и принести в жертву ее народ.
[1] Леони́д Серге́евич Васи́льев (род. 9 октября 1930 года, Москва, СССР) — советский и российский историк, обществовед, религиовед и социолог, востоковед (китаист). Доктор исторических наук. Автор большого количества работ, посвящённых истории и культуре Китая, проблемам востоковедения и всеобщей истории, включая теорию исторического процесса, движущих сил и динамики эволюции. Среди них — двухтомный университетский учебник «История Востока», «Всеобщая история», несколько монографий о проблемах древнекитайской истории, учебное пособие «История религий Востока» и ряд других книг. Л.С. Васильев — автор термина «власть-собственность» и исследователь этого феномена, специфической сущности всех неевропейских обществ, в частности, России.
[2] Ри́чард Пайпс (англ. Richard Edgar Pipes; род. 11 июля 1923, — американский учёный, доктор философии по истории, профессор по русской истории Гарвардского университета. Написал множество книг, посвящённых истории России. Его взгляды также можно проследить по многочисленным интервью в прессе.
