Из цикла «Понять Путина»
Беседа руководителя Левада-центра профессора Льва Гудкова с редактором отдела комментариев газеты «Ведомости» Максимом Трудолюбовым на Радиостанции Эхо Москвы, посвященная взлету рейтинга Владимира Путина до 83%, и опубликованная им тремя неделями ранее статья «Моральных скреп не обнаружено...» (Независимая газета 24.06.2014) — месседж о завершении проекта «Советский человек», начатого в 1989 году, антропологического исследования данного феномена и его трансформации — вплоть до сегодняшнего дня. Проект был инициированный Юрием Левадой для изучения происходящего с обществом в ходе трансформации тоталитарной системы.
Идея Левады заключалась в том, что каждый тоталитарный режим формирует свой особый тип человека, который и становится в дальнейшем материалом и условием функционирования режима. Советский человек появился в поколении рождения 20-х годов (когда сложились советские институты – Компартия, советская школа, комсомол, ЧК-НКВД, плановая экономика с ее принудительным трудом, коллективизацией деревни). Лев Гудков говорит вещи очевидные — о реставрации прежних репрессивных практик и окончательном подавлении условий для формирования самоорганизующегося социума, «аборте» процессов модернизации (демократии, правового государства), возникших после краха СССР, об окончательном торжестве господства (власти), чьи тоталитарные институты никуда не ушли: «Чем дальше, тем очевиднее становилось, что сохранившиеся институты прежней тоталитарной системы (организация власти, зависимый суд, политическая полиция, нереформируемые школа и армия) ломают юношеский идеализм, принуждая людей к конформизму, апатии, конфликту ценностей, к аморализму. Встал вопрос о том, что заставляет воспроизводиться «советского человека», привыкшего к государственному насилию, не знающего других отношений с властью, как только уживаться ней.
Поражают даже не эти горестные признания, ранее прозвучавшие от многих деятелей культуры и ученных, а несколько констатаций.
1. Гудков не находит иного объяснения патриотическим взлетам от начала правления Путина, на фоне взрывов в Москве, истерии второй чеченской войны, призыва «мочить в сортире будем», заслышав который, страна познала своего лидера, рейтингу в 87% во время войны с Грузией и нынешнему, кроме как в некоем «племенном сознании», мобилизующемся на призыв «наших бьют», воскрешающим Homo Soveticus в мгновенье ока. Поскольку накануне власть была развоплощена, рейтинг Путина был на историческом минимуме, национализм, гонения на геев, репрессивные законы не дали ничего, прирост от Олимпиады составил 3-4%, росло колоссальное раздражение, перераставшее в презрение к власти, выплескивавшееся на приезжих, на чужих, достигнувшее пика за все время наблюдений.
2. 45-47% респондентов, считавших, что Путина не должно быть на выборах 2018 исчезли (передумали, ушли). У Гудкова из поля зрения словно выпадает то, о чем, Маша Гессен говорит на Голосе Америки («О Путине, правах человека и СМИ в России»25.06.2014 г): «Я считаю главным необходимость ясно обозначить, что происходящее сейчас в России – это третья и последняя стадия правления Путина. Финальная, самая опасная, самая пугающая стадия, которая может продолжаться очень долго, а может, и нет. Однако все, что происходило до сих пор, вело к этой стадии. Первая стадия режима Путина, которая продолжалась, возможно, первые пять лет, была потрачена на разрушение демократических идей 90-х годов... Последние два года мы уже живем в периоде политического подавления, который привел к войне с Украиной – это единственное правильное обозначение – война между Россией и Украиной. Все это ведет к агонии остатков независимой прессы в России, а также к подавлению политического диссидентства».
3. Из отчетов и статей Левада-центра и Гудкова за период исследования трансформаций и новых когорт следует, что Советский человек, каким мы его знали, выжил, затаившись, становясь хуже и злей, чему причиной были все слагаемые краха: помойки, оружие, проигранные войны, бандитизм, коррупция, «всеобщий аморализм, сервильность интеллектуального слоя, отсутствие представлений о будущем, рост патологии – преступности, самоубийств, алкоголизма, проявлений немотивированной агрессии и вандализма», не объясняемые в категориях «нормальной социологии» западного общества» — и в итоге переродился в то, чем стал: в «Ватника» Путина.
Советского человека, в его хрестоматийном определении «спел» Владимир Высоцкий, PrimumHabitus(первообраз) Советского человека воплотился в фигуративной живописи или антропологии Василия Шульженко (в картинах «Сортир», «Спящий», «Сквер», «Мальчик», «Вакханалия», «Мясокомбинат», «Пивная» и других), в «Едоках» Олега Целкова, в «Луриках» Бориса Михайлова, в эротическом фото-арте Дмитрия Акимова. Гудков в трактате «Перерождения «Советского человека» 2007 г., (всем советую) точно определил эту установку Эпохи цинизма: «В наших условиях циническая реакция (стеб, соцарт, постмодернизм и т.п.) последовала на идеологические утопии и иллюзии, связанные с трансформациями властных отношений. Суть негативных установок заключается не в «эмпирической» констатации «несовершенства» социально-политического устройства России или незрелости, неразвитости демократии, что означало бы направленный в будущее вектор «совершенствования», а в отрицании самой возможности подобного позитивного утверждения».
Что же, художники лучше антропологов и социологов знали, что для того, чтобы изменились царства, надо, чтобы изменились люди! Страна не менялась, чего не скажешь о людях. Первого «Ватника» мы увидели в «Маленькой Вере», в отце Веры, Николае Семёновиче Маринине, затем (не в порядке хронологии) последовали культовые кинокартины «Бумер», «Брат», «Точка», «Все умрут, а я останусь», «Похороните меня под плинтусом» и, наконец, «Географ Глобус пропил», кинематографическая трансформация рушащихся ценностей в разрушавшейся стране, от «так жить нельзя» до «вставания с колен» («будем мочить в сортире»), от хмурого неба над расквашенными ливнями дорогами до «русских маршей», имперской истерии, шовинизма, мессианства и ненависти к Западу, источнику всех русских бед.
«Ватник» — топоним или топообъект, адресующий к 1935 году, рабоче-арестантской одежде, к Сталинским лагерям, тупой покорности, водке, захолустью, злобе и зоологической тупости, к «русской антропологической бездне» (см. «Страшные люди России» журнал Русфабула, Алексей Широпаев 04.04. 2014 г.), и речь уже не о героике, а о толпе или о коллективном сознании, которое Гудков определил как племенное! Тонны литературы написаны о манипуляциях массовым сознанием посредством телевидения и СМИ (Путинские каналы и боты уже затерроризировали Германию!), обрушивших на население ураган лжи и паранойи, «опредмечивающей» Путинские ярлыки (Бандеровцы, фашизм, хунта применительно к Украине), и кто поверит Глебу Павловскому, «политтехнологу Кремля», дистанцирующему Путина от его пропагандистской машины: «Идет превращение российских медиа в неуправляемую и безответственную ветвь власти. Это уже не управляемое телевещание, как вчера, а некое «патовещание». Теперь Останкино само творит массовые эмоции, разгадывая пожелания Кремля раньше, чем власть поставит ему задачи».
Фрейд в «Психология масс и анализ человеческого «Я»» учит, что индивид в толпе приобретает, благодаря только численности, сознание непреодолимой силы, и это сознание позволяет ему поддаться таким инстинктам, которым он никогда не дает волю, когда он бывает один. В толпе же он менее склонен обуздывать эти инстинкты, потому что толпа анонимна и потому не несет на себе ответственности. Чувство ответственности, сдерживающее отдельных индивидов, совершенно исчезает в толпе. Опыт СССР учит, что за всю его историю злодеяний ответственности не понесли ни народ, ни партия, ни власть, которая у Советского человека всегда права, вот к чему возвращает нас топоним.
Дурные предчувствия одолевают многих. Борис Акунин говорит в последнем интервью: «То, что происходит сейчас в моей стране, чрезвычайно похоже на то, что было сто лет назад. Это период между революциями: наступление реакции, возвращение в архаику, ожесточение нравов, демонизация оппонентов. ..Сейчас мы наблюдаем взрыв ура-патриотизма, который очень похож на взрыв ура-патриотизма, охвативший Россию в канун Первой мировой войны, но думаю, что и вторая революция долго ждать себя не заставит».
Похоже, он прав.
