Глава из повести «Накануне освобождения»
Надежда Александровна собиралась в первые же дни войны эвакуироваться вместе с семьей, как советовали добрые и умные люди. Но задержалась не по своей воле. Администрация техникума, в котором она работала секретарем канцелярии, успокоила на второй день войны, в понедельник, что в конце недели, если фашистов до этого времени не выбросят позорно за пределы страны, и если вдруг появится надобность, то будет организована общая эвакуация всего учреждения, а также сотрудников с их семьями, и не следует зря никому волноваться. Даже объяснили, что нужно брать с собой в первую очередь. Советовали не поднимать никакой паники. Будут поданы машины к домам и квартирам всех сотрудников, желающих эвакуироваться.
Каково же было обидное и печальное изумление Надежды Александровны, когда придя в назначенное время, она никого не застала в помещении техникума, а все двери были распахнуты настежь, по всему зданию были разбросаны книги, журналы, тетради. Стекла в некоторых аудиториях из окон были повыбиты. И сквозной ветер гонял бумаги из угла в угол. Только несгораемый железный ящик с документами сотрудников стоял на месте, словно дивясь невиданной доселе кутерьме в кабинете.
В полной растерянности Надежда Александровна опустилась на стул, а потом беспомощно расплакалась и от обиды, что была обманута, и от понимания того, что что-то теперь самой необходимо срочно предпринимать – но что? Одно только ясно: оставаться на захваченной фашистами территории весьма опасно для жизни. А как эвакуироваться?
Несколько минут Надежда Александровна сидела и отрешенным взглядом глядела в раскрытый сейф. Потом стряхнула с себя нахлынувшее оцепенение и стала быстро выбирать трудовые книжки друзей, лучших преподавателей и работников. Завернула их в косынку, снятую с головы, завязала в узел. Поднялась, едва держась на ногах, и поспешно направилась домой.
А дома уже сидели на узлах мама Надежды Александровны – Екатерина Павловна и трехлетняя доченька Инночка. Они приготовились к отъезду.
- Где же машина? - обеспокоенно поинтересовалась Екатерина Павловна, устало поднимаясь с одной из приготовленных вещевых упаковок и предчувствуя недоброе. – Когда за нами приедут?
Надежда Александровна, бросив узелок с трудовыми книжками сотрудников техникума на диван, молча опустилась рядом. По бледному заплаканному лицу дочери, по ее потемневшим голубым глазам Екатерина Павловна поняла, что случилось непоправимое.
- Никто за нами не приедет. Спасайся, кто как может. Зачем только обманывать людей нужно было? – тяжело вздохнув, промолвила она с возмутительной обидой.
Девочка испуганно прислонилась к матери.
- Не хнычь! – приказала Екатерина Павловна дочери. – Возьми себя в руки, Надя! Под фашистами и с фашистами советским людям нельзя жить! Это же форменные звери! Нам необходимо немедленно уходить из города!
Надежда Александровна подняла на нее свои заплаканные глаза, словно вопрошая:
- А каким образом это можно осуществить?
- Итак, - решительно произнесла Екатерина Павловна, - вещи – дело наживное. Все бросаем. Возьмем самое необходимое из того, что понадобится Инночке. Грузим на детскую коляску и отправляемся пешком подальше от надвигающегося лиха, от фашистской заразы. Ну-ка, доченька, возьми себя в руки и пошевеливайся побыстрей!
Надежда Александровна от решительного голоса матери словно очнулась, вышла из своего оцепенения, как от навязчивого неприятного сна. Она вскочила на ноги, бросилась суматошно отбирать вещи, необходимые в первую очередь, из уже сложенных узлов, отбрасывая в сторону те, словно они в чем-то перед ней провинились, без которых можно будет обойтись. Наконец детская коляска оказалась нагружена.
Женщины грустно взглянули на кучу отброшенных вещей и почти одновременно горестно вздохнули.
- Присядем по русскому обычаю на дорожку. Нелегкой будет она у нас. Да и с домом давай простимся, вряд ли целехоньким он останется в такую военную завируху, находясь на таком людном месте. Пусть бы только фашисты в преисподнюю провалились поскорей! И принесла их, злыдней, на нашу голову нечистая сила! Откуда только такая мразь появилась на земле?!
Посидев с минутку молча, женщины поднялись и двинулись в путь. В палисаднике беззаботно буйствовали своими красками цветы. Так не вязалось их благоуханное цветение с тем, что происходило в потрясенных душах хозяек, чьими руками они заботливо ежегодно выращивались. Вдруг подул легкий ветерок, и цветы дружно склонили свои милые головки в сторону хозяек, словно признательно прощаясь с ними.
Толкая впереди детскую коляску с привязанной к ней козочкой Зайкой, женщины вместе с девочкой вышли за калитку. Улица была совершенно пустой, непривычно безлюдной /.../. Город казался вымершим. Подобное состояние затишья бывает перед грозовым ливнем. Но если перед дождем ощущается, что произойдет что-то очищающее, которое обязательно наступит в природе после грозы, которое оживит окружающий мир и посодействует ее дальнейшему торжеству, то в неприветливой зловещей тишине, которая окружала вынужденных покинуть родной дом беглецов, ощущалось что-то угрожающее, неприятное и злобное.
Надежда Александровна толкала коляску, рядом с которой трусила, перебирая ножки, козочка Зайка - общая любимица, молоком которой поили девочку. Екатерина Павловна вела за руку трехлетнюю внучку. В гробовой тишине пересекли Пушкинскую, Советскую и Социалистическую улицы.
Но вдруг при выходе на Чангарскую улицу, когда семейная процессия оказались у самой Белой церкви, впереди их, где-то слева, раздался страшный взрыв, потрясший землю вокруг, а в одноэтажных домиках с треском вылетали из рам стекла.
- Чтобы это могло взорваться? – недоуменно взглянули женщины друг на друга. В воздухе никаких самолетов. Да и взрывы бомб, как они успели распознавать за первые несколько дней войны, производят совсем иной шум.
Беглянки настороженно продолжали свой путь. Вскоре улица повернула к Березине. Оказавшись у самой реки, они поняли происхождение потрясающего взрыва: это красноармейцы, отступая, взорвали мост, чтобы несколько придержать галопное наступление фашистских войск.
Женщины растерянно остановились у взорванного моста. Припекало нещадно солнце. Надежда Александровна и Екатерина Павловна сняли с ног босоножки, а у Инны - сандалики и вошли осторожно в воду, чтобы освежиться. В воде плавали различные деревянные куски от взорванного моста.
Речная прохлада несколько ободрила уставшие за дорогу ноги. Охладили водой руки и лицо. Умыли личико и руки у девочки. Козочка с удовольствием попила водицы и, кажется, повеселела.
Женщин охватило состояние замешательства. Что делать дальше, что предпринять?..
Из ближайшего дома, увидев женщин с ребенком, вышел старик. В руках он держал большое яблоко белого налива, которое вручил девочке.
Незнакомец, узнав, что женщины собрались эвакуироваться, печально покачал головой
- Опоздали вы. Мост взорван. Перебраться на другой берег никакой возможности не предвидится.
- Мы пойдем к железнодорожному мосту! – решительно заявила Екатерина Павловна. Старик снова неутешительно покачал головой:
- Неужели вы такие наивные, что не понимаете, если красноармейцы взорвали автомобильный и пешеходный мост, то уж железнодорожный ни в коем случае не оставили в целости. Да и находится он в другом конце города, даже если его и не успели взорвать. Драпают наши вояки – довоенные шапкозакидатели с неописуемой скоростью. Пока вы доберетесь до того моста, уверяю вас, немцы уже будут в городе. И вообще, милые мои, у железнодорожной станции ночью была сильная бомбежка. Возможно, и мост около нее разрушен: то ли нашими самолетами, то ли немецкими. Не мучайтесь сами и ребенка не мучайте. Возвращайтесь-ка домой. Ничего иного в данной обстановке посоветовать вам не могу. Остается и вам, и мне только надеяться на Божью милость. Если Бог не выдаст – то и фриц не съест.
И возвратились женщины в унынии домой. Медленно развязывали и разбирали свои узлы, понимая, что уже никуда им не удастся уйти, что придется оказаться во вражеском окружении, осознавая, что впереди их ждут нелегкие испытания, а возможно, и смерть...
Тимофей Лиокумович