Год не закончился, но давайте уже присудим звание человека года – невозможно представить себе, что должно произойти в оставшиеся полтора месяца, чтобы кому-то удалось перехватить это звание у Игоря Сечина. Этот год для него – вторая молодость, как будто все мы снова в 2002 или 2003 году, когда политологи, тоже еще молодые, захлебываясь, повторяли эту непривычную пока формулу, в которой Кремль поделен между "либералами" и "силовиками", и лидер последних – филолог-романист Сечин, связанный с Владимиром Путиным какими-то такими узами, которые всегда будут сильнее всего остального.
Некоторые вещи можно разглядеть только ретроспективно – мы оглядываемся в прошлое на пятнадцать лет, видим забытые лица, слышим забытые имена; кто-то умер, кто-то сидит, кто-то пропал на пенсии, и только Сечин вечен, и если были у кого-то иллюзии, что, осев в "Роснефти", он локализовался на профильном участке, как когда-то, например, Чубайс, то этот год не оставил сомнений: это не Сечин локализовался, это "Роснефть" расползлась и сама превратилась в своего рода ветвь власти. И кто скажет, что у нас нет разделения властей – история с "Башнефтью" демонстрирует самое настоящее разделение, это же такая, как в любой старой демократии, классическая стычка между правительством и парламентом, только вместо парламента у нас в силу местной специфики сечинское ведомство (неловко называть его компанией; коммерческие компании выглядят иначе), а верховный судья, конечно, Путин.
Серия публичных скандалов, каждый из которых упирается теперь в судебные иски с обязательным требованием уничтожить тиражи газет – очевидно, это были признаки какого-то приближающегося прорыва. Не хватало объяснения, почему вдруг Сечин после многих лет относительно нейтрального существования в публичном поле вдруг, с одной стороны, превратился в героя самых идиотских с имиджевой точки зрения скандалов, и с другой – почему он так болезненно реагирует на эти скандалы? Чувствовалось приближение катаклизма – и, кажется, катаклизм происходит прямо сейчас. История Улюкаева выглядит так впечатляюще, что трудно одной фразой описать, чем именно она так важна. Все спрашивают друг друга, когда еще у нас сажали действующих министров, но лучше вопрос сузить и спросить: когда и какая госкомпания у нас сажала министров? Никогда и никакая, конечно, и именно в этом состоит, как бы громко это ни звучало, историческое значение ночевки Улюкаева в СИЗО и его домашнего ареста. Это ведь беспрецедентное нарушение всех законов номенклатурного феодализма, который, каким бы диким он ни был, все-таки предусматривает самое очевидное разделение труда, когда сажают силовики, а нефтяники качают нефть.
Черт его знает, что у Сечина на самом деле случилось с Улюкаевым, но так и выглядят пирровы победы – когда, одолев одного врага, победитель настраивает против себя вообще всех, кто есть вокруг него. Радостные утечки об оперативной разработке других министров и вице-премьеров – это тот случай, когда небывалая сила становится небывалой слабостью. До сих пор товарищи Сечина по номенклатурному классу только терпели его, теперь они, по всей логике, должны бояться его и ненавидеть – все поголовно, даже те, с кем он сегодня как бы дружит и как бы заодно.
В связи с арестом Улюкаева многие вспоминали арест Берии, тоже ведь был действующий министр, которого арестовали и расстреляли, но вообще-то Берия – это как раз Сечин, который настолько силен и непобедим, что остальным так и хочется, наплевав на все другие противоречия, объединиться и разорвать его на мелкие кусочки, и тут уже не имеет значения, насколько ты сам по себе крут и силен – когда против тебя все, ты гарантированно обречен, и шансов у тебя почти нет. Берию расстреляли неизвестно где и неизвестно когда (считается, что на гарнизонной гауптвахте или в каком-то военном бункере), не было ни публичных похорон, ни могилы, но на самом деле похороны Берии, конечно, были, в марте 1953 года на Красной площади, и он сам даже произнес на них проникновенную речь, очевидно, не понимая, что хоронят не Сталина, а именно его, Берию.
Понимает ли это Сечин? Понимает ли он, что даже не после Путина, а уже сейчас, при Путине, у всей номенклатуры от министра и выше может быть только одна заветная мечта – чтобы не было никакого Сечина и никакой "Роснефти", и чтобы, как в книге Сорокина, "Однако, здравствуйте!" звучало только в кабаке из уст калики перехожего, которому весь кабак отвечает хором: "Однако, пошел ты!" Победив Улюкаева, Сечин сам себе открыл финишную прямую, в конце которой в лучшем случае бегство, а о худшем лучше даже не думать. Вырваться настолько вперед, настолько возвыситься – это равнозначно тому, чтобы завернуться в фантик с надписью "съешь меня".
Неужели у Сечина нет возможности спастись? Кажется, есть, но только одна: не дожидаясь, пока ему отомстят за Улюкаева, самому разрушить всю систему, буквально взять дубину и рушить, рушить, рушить, пока камня на камне не останется. Самому свергнуть Путина, самому стать революционером, сжигая в пламени революции все им же самим созданные угрозы, которые возникли теперь. Это звучит фантастически, но почему бы и нет. Таким ведь и должен быть идеальный революционер – с огромными деньгами, с собственным силовым ресурсом и с глубокой жаждой мести. Мы искали революционеров и не могли найти, а искать и не надо, Сечин нашелся сам, посмотрите на него новыми глазами. Он уже враг системы, а остальное приложится, и если вдруг встанет вопрос, чью сторону примет народ – сторону перепуганной номенклатуры или отмороженного филолога-нефтяника, – то ответ вполне однозначен.
Сечин, восстань! Иначе они тебя съедят.
Олег Кашин
