Из цикла «Покидая Украину»
Хантингтона не стало в 2008 году.
Будь он жив, его знаменитый трактат «Столкновение цивилизаций», скорее всего, вышел бы в новой редакции, из которой ушло бы понятие «православного единства», линия цивилизационного разлома прошла бы не по Днепру, а по границе Украины с Россией, там, где ее провел Путин; было бы переписано предисловие, и в нем пришлось бы признать, что мир вернулся к бинарной формуле «цивилизация-варварство» и многое другое. На первый взгляд, Путин завершил то, что начал Грушевский и продолжил Ющенко – я говорю об украинской идее как национальном проекте — до недавнего времени рассматриваемом в пророссийских кругах не иначе, как «один из альтернативных вариантов формирования национальной идентичности населения Малороссии и восточнославянского населения Галиции, происходившего на рубеже XIX и XX веков» — завершил, если Украина выстоит.
Путин с его «неодворянством» заканчивает большевистский проект возвратом в варварство, «неохолопством», у Украины же – возможность выйти из «исторической колеи» — великая возможность, — но история любит повторения. Снова как в 2004-2005 гг. Украина вернулась к своему turning points of the history (переломному моменту истории, англ.) – к марту 1917 года, к Украинской центральной Раде.
Какая странная судьба!
Как тогда, так и теперь кажутся преодолимыми этноистория и факторы этногенеза, не вызывающие у противников идеи независимости Украины ничего, кроме шипения из темного угла («мнение» одного из маргиналов — «политического и общественного деятеля», председателя «Народного Собора» Украины, И. Друзя, советника военного преступника Стрелкова (Гиркина), выражающее, по сути, «позицию Кремля»: украинство представляет собой «идеологический миф о вечно пытающемся обрести государственный суверенитет украинском народе»).
К факторам этногенеза, на мой взгляд, следует отнести, во-первых, то, что Украина не знает национального единства на протяжении веков (Руина[1], разделение на Левобережную и Правобережную Украину, разделение на УНР и ЗУНР и т.н. Акт «Злуки»[2], «Ноябрьская катастрофа[3]», Гражданская война); во-вторых, состояние страны, которая либо раздроблена, либо колонизирована, либо оккупирована, и что западные области, та же Галичина, служат разменной монетой с Европой при переделе границ с Польшей, Автро-Венгрией и в войнах, проигранных Россией (пепреки Галичине в сепаратизме, предательстве малороссийской идентичности, общерусского своеобразия, в «самостоятельном государственном строительстве и политической ориентации на Запад», предъявляются, как водится, задним числом); в-третьих, историческую колею, в которой помощь, вассалитет, колонизация, порабощение, искоренение национальной идентичности являют привычную цепь исторических событий, порочный круг; в-четвертых, традиционные жертвы территориальной целостностью местническим интересам; стороны прибегают к союзнической помощи путем военной интервенции со времен Вечевой Руси; в-пятых, наследие российской колонизации — коррупцию, местничество, кумовство, продажность, закрепившиеся в этнических стереотипах (благодаря которым криминалитет беспрепятственно входит во власть); в-пятых, инертность, если не косность, в реализации национальной идеи в государственном строительстве, выявившуюся в 1991-2014 гг., присущую охранительной традиции.
Последнее наиболее существенно.
Неспособность создать государство выдвигают в качестве основного аргумента противники украинства и оппоненты Михаила Грушевского со дня опубликования им первых работ и глав из «Очерка истории украинского народа», об украинстве в России, его заботах и нуждах. Это положение сохранится с 1912 года до сего дня. Оспаривать самодостаточность украинцев будут на всех регистрах, доказывая, в первую очередь, что идея строительства самостоятельного государства является сепаратистской в принципе. С середины XIX века формируется имперское восприятие украинства, как пропольской идеологии, ориентированной «на достижение единственной цели: отделить малороссов от России не только в культурном, но и в политическом смысле, сделать из них украинцев», соответственно, следуют Валуевский и Эмский указы, резко ограничивающие использование украинского языка в образовании и науке, сторонники украинской идентичности подвергаются арестам и высылке; однако, это все-таки дискурс, отделение Украины от России, которого страшатся, не обсуждается до большевистского переворота.
Как известно из учебников, после революции и Гражданской войны, закончившейся образованием УССР и установлением советской власти на большей территории Украины, а также вхождением Западной Украины в состав Польши, Чехословакии и Румынии, научное изучение феномена украинства в СССР и странах Восточной Европы практически не осуществлялось. Новый всплеск последовал после Второй мировой, второй — после 1991 года, третий и четвертый, перешедший в общероссийскую истерию, соответственно, в 2004-2005 и в 2014-2015 годах. Мысли при этом те же, столетней давности: о предательстве русского единства, вековых традиций, угодничестве перед «польско-жидовско-немецкими социалистами», предпочтении ценностей своей провинции ценностям великой нации, сектантстве, этнически мотивированном сепаратизме, «москвофобии» и т.д., интерпретации стоили друг друга, как, например, эти, от Василия Шульгина[4], антисемита и черносотенца, изложившего теорию с классификацией украинствующих на три типа: честные и незнающие (те, кого обманывают), нечестные и знающие (те, кто обманывают), и честные и знающие (маньяки раскола). (Ему, впрочем, принадлежит занятная характеристика времени: «С первого же мгновения … отвращение залило мою душу, и с тех пор не оставляло меня во всю длительность «великой» русской революции. Бесконечная струя человеческого водопровода бросала в Думу всё новые и новые лица… Но сколько их ни было — у всех было одно лицо: гнусно-животно-тупое или гнусно-дьявольски-злобное… Пулемётов! Пулемётов — вот чего мне хотелось. Ибо я чувствовал, что только язык пулемётов доступен уличной толпе и что только он, свинец, может загнать обратно в его берлогу вырвавшегося на свободу страшного зверя… Увы — этот зверь был… его величество русский народ…», В.В. Шульгин. Дни.)
Факт тот, что дискуссии «изучения феномена украинства» перемещаются в публицистическую среду, в море разливанное лжи, скепсиса, высокомерия и ненависти, от кривляний Солженицына до опуса Бродского, озаглавленного «На независимость Украины (1994)», омерзительного, исполненного такой обывательской злобы, что язык не поворачивается назвать его стихотворением!
Но как бы то ни было! В 1912 году Михаил Грушевский публикует в только что открывшемся московском литературном журнале «Украинская жизнь» статью под названием «Украина и украинство», в которой выступает с жесткой критикой тех представителей «украинства», которые считают «украинское племя» неспособным к самостоятельной государственной жизни, иначе говоря, с призывом поверить в собственные силы, поверить, как верит он, ибо государственность Украины — его цель и смыл, вера и участь, жизнь, судьба и смерть.
Продолжение следует
[1] Руина (укр. Руїна) — период в истории Гетманщины между 1657 и 1687 годами, фактически являвшийся гражданской войной.
[2] Акт объединения Украинской Народной Республики и Западно-Украинской Народной Республики и провозглашение 22 января 1919 года в единое украинское государство.
[3] Переход Галицийской армии под командование Деникина, договор Симона Петлюры с Польшей и фактическое расторжение Акта объединения.
[4] Васи́лий Вита́льевич Шульги́н (1 января 1878, Киев — 15 февраля 1976, Владимир) — русский политический и общественный деятель, публицист. Депутат Второй, Третьей и Четвёртой Государственных дум, принявший отречение из рук Николая II. Один из организаторов и идеологов Белого движения.
