Из цикла «Информационная война. Механизм».
«Я уезжаю из государства надежды и возвращаюсь в наши западные страны — страны отчаяния…
Для меня, старого человека, составляет глубокое утешение, сходя в могилу, знать,
что мировая цивилизация будет спасена…
Здесь, в России, я убедился, что новая коммунистическая система способна вывести человечество из современного кризиса и спасти его от полной анархии и гибели»
Бернард Шоу, 1931 год
В ст. «Как советская пропаганда создала красивый образ фашизма» (newsland.com 24.08.2009 г.), с впечатляющими фотоматериалами о Пакте Молотова-Риббентропа и разделе Польши, с подзаголовком: «На страже. Новые отношения с нацистской Германией потребовали и новой пропаганды. Советский Главлит, подобно оруэлловскому Министерству правды, бросился «исправлять прошлое», чтобы не обижать «друга» Гитлера. Как выкручивалась советская цензура — изучал The New Times», помимо краткой хроники советско-германского альянса 1939 г. и мер Агитпропа, «двусмысленных и циничных игр с фашизмом», начатых задолго до августа 1939-го и продолжившихся уничтожением и изъятием книг, фильмов, диафильмов, разоблачающих фашизм ─ по проскрипционному списку Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б ) ─ содержит потрясающий во многих отношениях пример.
Цитирую: «Двусмысленные и циничные игры с фашизмом начались задолго до августа 1939-го. Агитпроп, нещадно критикуя фашизм в период с 1933-го по август 1939 года, в очень редких случаях дозволял персональные нападки на его главарей. 8 октября 1933 года Политбюро установило правило: в радиопередачах на немецком языке информацию о Лейпцигском процессе (Судебный процесс против коммунистов, ложно обвиненных в поджоге рейхстага, проходил в Лейпциге 21 сентября — 23 декабря 1933 года) допускать «по ТАСС без личных нападок на членов Германского правительства». Политбюро подготовило даже особое постановление «О печати в связи с процессом о поджоге рейхстага» (13 сентября 1933 года), в котором «рекомендовало» газетам избегать «материалов в той части, в какой они касаются лично членов германского правительства». Лондонский корреспондент «Правды» прислал 2 марта 1933 года сообщение, почерпнутое из газеты «Дейли геральд», о том, что «в бытность в Швеции Геринг содержался там длительное время в частной больнице для умалишенных, а потом в коммунальном сумасшедшем доме». Редакция «Правды» сочла необходимым испросить санкции на публикацию у самого вождя. На запросе его собственноручная резолюция: «Не печатать. Ст.»
В части, в которой они лично касаются членов германского правительства…
В статьях «Тюремный эксперимент» (№25 07.03.2014 г.), «Окна возможностей» (№48 01.03.2014 г.), «Спирали молчания» (№4-5 29.01.2015 г/06.02.2015 г) я говорил о тюремном механизме травли Путинской пропагандистской машиной оппозиционеров, о теориях окон возможностей для «политически жизнеспособных» идей, неприемлемых изначально, но пропагандистскими средствами становящихся официозными, дискурсами, политическими реалиями в изменяемой ими реальности» и спиралях молчания (англ. The spiral of silence) Элизабет Ноэль-Нойман, покорившей Геббельса, заставляющих молчать меньшинство, когда приветствуют фашизм, возрождают сталинизм, вторгаются в Чехословакию, аннексируют Крым, «спасают» русских от украинцев в Донбассе. Для этого необходимы личностные, расистские выпады в адрес Барака Обамы, ураган оскорблений Дженнифер Псаки, Петра Порошенко, Арсения Яценюка, а, главное, opinion makers, люди, к которым прислушиваются, и «групповое подкрепление» (англ. communal reinforcement) из телеведущих, медиа-персон, политиков, для внутреннего пользования. В идеале это одно лицо в обеих категориях, величина, голосу которой внемлет мир. Такие люди ценны тем, что представительствуют стране, религии, классу, но, прежде всего, культуре, духовной, умственной, нравственной, и общественной деятельности, с традициями и ценностями гуманизма. Мы говорим о феномене ренегата и самопредательстве, ибо в случае с opinion makers ценностны только они; и, как всегда, для нашей темной темы, истоки следует искать не в практиках Владимира Путина, подбирающего крохи со сталинского стола.
В очерке «Максим Горький в СССР, России и Америке» София Ястребнер цитирует «Несвоевременные мысли» Горького, приводя портрет, даже не Сталина, но «обобщенный психологический портрет будущего тирана» ─ очерчивающий сталинско-путинский тип с потрясающей узнаваемостью. В нем нам важны несколько пассажей, вот они: «Он, прежде всего, обижен за себя, за то, что не талантлив, не силен, за то, что его оскорбляли, даже за то, что некогда он сидел в тюрьме, был в ссылке, влачил тягостное существование эмигранта. Он весь насыщен, как губка, чувством мести и хочет заплатить сторицею обидевшим его. Идеи, принятые им только в разум, но не вросшие в душу его, находятся в прямом и непримиримом противоречии с его деяниями, его приемы борьбы с врагом те же самые, что применялись врагами к нему, иных приемов он не вмещает в себе. Взбунтовавшийся на время раб карающего, мстительного бога, он не чувствует красоты бога милосердия, всепрощения и радости. Не ощущая своей органической связи с прошлым мира, он считает себя совершенно освобожденным, но внутренно скован тяжелым консерватизмом зоологических инстинктов, опутан густой сетью мелких, обидных впечатлений, подняться над которыми у него нет сил… Он относится к людям, как бездарный ученый к собакам и лягушкам, предназначенным для жестоких научных опытов, с тою, однако, разницей, что и бездарный ученый, мучая животных бесполезно, делает это ради интересов человека, тогда как революционер сего дня далеко не постоянно искренен в своих опытах над людьми. Люди для него материал, тем более удобный, чем менее он одухотворен».
Тем не менее, применительно к нашей темной теме, за обоими надо признать качества, позволившие им остаться в истории и пребывать на вершине созданной ими пищевой пирамиды: рассчитывать, выжидать, обыгрывать, убеждать, принуждать, растлевать и использовать, очаровывая и околдовывая весьма проницательных людей до неспособности разглядеть, что перед ними вурдалак в образе феи. Борис Баженов, бывший секретарем Сталина, на книгу которого я ссылался, приводит замечательный эпизод из истории прихода Сталина к власти, в канувшем во мрак ирреальном мире заседаний, резолюций, постановлений, рукоплесканий и предательств, фантастического цинизма, лжи и паучьей свирепости: «Пока речи идут на этих высотах (Троцкого надо вольтировать в низ колоды, после того, как огласили завещание Ильича – авт..), Сталин молчит и сосет свою трубку. Собственно говоря, его мнение Зиновьеву и Каменеву не интересно ─ они убеждены, что в вопросах политической стратегии мнение Сталина интереса вообще не представляет. Но Каменев человек очень вежливый и тактичный. Поэтому он говорит: «А вы, товарищ Сталин, что вы думаете по этому вопросу?» ─ «А, ─ говорит товарищ Сталин, ─ по какому именно вопросу?» (Действительно, вопросов было поднято много). Каменев, стараясь снизойти до уровня Сталина, говорит: «А вот по вопросу, как завоевать большинство в партии». ─ «Знаете, товарищи, ─ говорит Сталин, ─ что я думаю по этому поводу: я считаю, что совершенно неважно, кто и как будет в партии голосовать; но вот что чрезвычайно важно, это ─ кто и как будет считать голоса». Даже Каменев, который уже должен знать Сталина, выразительно откашливается».
Сталин возвращает Горького в 1928 году, впереди большие дела, громадье планов: надо провести Новую революцию 1929-1934 года, коллективизацию и индустриализацию, раскулачивание, использование труда заключенных, опробовать на «троцкистах» и на Бухарине его идеи массовых расстрелов и принудительного труда, нужны политические процессы, надо искоренять вредителей, расстреливать с 12 лет, и всемирно признанного писателя, живущего и поправляющего здоровье на деньги партии за рубежом, ждут Москва, самая низменная, мерзостная работа ─ и золотая клетка в особняке Рябушинского, у Никитских ворот.
Продолжение следует.
