В деле ростовчанина Константина Ярошенко, отбывающего в США 20-летний срок за сговор с целью контрабанды кокаина, наметилось движение, хотя и микроскопическое. Ничтожный размер произошедшего не помешал российской прессе разразиться победными заголовками типа «Прокуратуру США обязали оспорить новые улики в деле Ярошенко» (Русская Служба Новостей) или «Американский суд впервые допустил косвенную невиновность Ярошенко» (Вести.ru»).
Формулировка «косвенная невиновность» для меня загадочна. Давно уехал.
Что на самом деле произошло.
Приговоривший 46-летнего Ярошенко нью-йорскский федеральный судья Джед Рейкофф, лишенный в связи с этим права на въезд в Российскую Федерацию, распорядился, чтобы до 21 ноября прокуратура представила ему сведения о якобы имевшихся у нее аудиозаписях разговоров, будто бы сделанных тайным американским агентом по имени Сантьяго.
О том, что у DEA, американского управления по борьбе с наркотиками, якобы имелся этот тайный агент, адвокат Ярошенко техасец Алексей Тарасов узнал из показаний, которые написал в тюрьме под присягой подельник ростовчанина Чигбе Питер Уме.
Тарасов, которому еще нет 30 лет, приехал в США из Архангельска, проживает в Хьюстоне и, несмотря на расстояния, находится в нежных отношениях с российскими дипломатами. Иначе мне трудно объяснить, каким образом он ухитрился одновременно заполучить в клиенты двух самых знаменитых российских узников в США – Ярошенко и Виктора Бута. Правда, уже после того, как они были осуждены и развезены по тюрьмам.
Вместе с Ярошенко перед судом предстали трое африканцев. Двое были оправданы, а нигериец Уме, бывший душой сговора и в прошлом уже отсидевший 10 лет в США за героин, был признан виновным и получил от Рейкоффа 30 лет лишения свободы.
28 апреля Тарасов подал Рейкоффу прощение о назначении Ярошенко нового суда в связи со «вновь открывшимися обстоятельствами». Как заявила в июле прокуратура в своем ответном ходатайстве, адвокат в основном привел доводы, которые уже были отвергнуты Рейкоффым на стадии подготовки к процессу.
Единственным по-настоящему новым элементом были тюремные показания Уме.
Последний утверждал, что в числе тайных осведомителей DEA, которые разрабатывали заговорщиков, был колумбийский контрабандист наркотиков по имени Сантьяго. Как пишет Уме, прокуратура по какой-то причине скрыла его существование от защиты обвиняемых, нарушив этим закон.
В тот момент Уме ни в чем Сантьяго не заподозрил, и подозрения пришли к нему уже в американской тюрьме. Поведение Сантьяго и маршруты его странствий задним числом стали казаться Уме странными.
Кроме того, пишет Уме, в Либерии у Сантьяго была при себе точно такая же сумочка фирмы Monteblanc или Bally, которую всего носил тайный агент американцев, называвший себя Набил Хадж.
Сейчас Уме убежден, что эта сумочка содержала записывающее устройство, которым Сантьяго экипировали в DEA. Значит, Сантьяго мог тайно записать разговоры, которые, по словам Уме, обеляют и его, и Ярошенко. Прокуратура скрыла от защиты их записи, чем тоже нарушила закон.
Если верить Уме, в этих разговорах он категорически возражал против того, чтобы доставлять кокаин в США, и вместо этого призывал везти его в Бразилию. Наученный горьким опытом, он якобы предупреждал своих собеседников, что у DEA длинные руки, и заклинал их держаться от Америки подальше.
Уме и Ярошенко осудили за планы контрабанды кокаина именно в США, а не в какую-то другую страну. За перевоз его в Бразилию судить в США их было бы нельзя.
Уме упоминает Ярошенко лишь в трех абзацах и утверждает, что не видел нужды в его услугах, поскольку имел других пилотов, которые были готовы без большой предоплаты возить грузы из Латинской Америки в Африку. А Ярошенко запросил миллионы долларов.
Как заявил Тарасов, Уме «не заключал никаких соглашений с Константином Ярошенко», в связи с чем россиянина было нельзя обвинить в сговоре, поскольку Уме был единственным, с кем можно было в оный вступить: по американскому закону, в сговоре можно состоять лишь с настоящим преступником, но не с тайным осведомителем типа Набила Хаджа.
В своем июльском ответе на прошение Тарасова о новом процессе прокуратура отмахнулась от утверждений Уме, а по поводу Ярошенко заметила, что его вина подтверждается целым рядом доказательств, таких, например, как записи разговоров, в которых он обсуждает детали перевозки наркотика в США
Судья Рейкофф долго не реагировал на ходатайства сторон, но сейчас выпустил решение, в котором отмечается, что хотя прокуратура отвергает утверждения защиты Ярошенко, она «прямо не отрицает факт наличия означенных звукозаписей».
В связи с этим судья приказал, чтобы в течение недели ему под присягой сообщили, делались ли таковые и существуют ли они в данный момент.
Как резюмировал в субботу со ссылкой на Тарасова нью-йоркский корреспондент ИТАР-ТАСС Игорь Шамшин, «защите Ярошенко удалось найти практически неопровержимые доказательства существования скрытых от суда аудиозаписей фигурантов дела о контрабанде наркотиков».
«Практически неопровержимые доказательства?». Осужденный преступник выступает в тюрьме с утверждениями, которые должны обелить его самого и мимоходом его подельника Ярошенко. У Уме нет никаких доказательств существования еще одного осведомителя, который якобы что-то записывал. Все, что есть у защиты россиянина на данный момент, - это голословные утверждения его сообщника.
Даже если догадки Уме оправдаются, и к заговорщикам действительно приставили еще одного стукача, который их, в самом деле, записывал, это еще далеко не «опровержимые доказательства» их невиновности. На мой взгляд, перед нами выдумки профессионального преступника, который делает последнюю отчаянную попытку спасти свою задницу и попутно отмазать подельника.
«Защита настаивает на новом процессе Ярошенко, - продолжает Шамшин. - Если его невиновность будет доказана, он будет освобожден прямо в зале суда со снятием вынесенного ранее приговора».
Арестантов освобождают в зале суда только в кино, а в жизни конвой уводит их обратно в тюрьму забрать вещи и сдать казенное имущество. Арестант-иностранец вроде Ярошенко и после этого не выйдет на свободу, ибо его депортируют на родину. По состоянию на данный момент его срок кончается 30 октября 2027 года.
Формулировка «со снятием вынесенного ранее приговора» для меня тоже загадочна. Вот я и говорю: давно уехал.
