В начале июля в рамках глобального демографического проекта ООН было объявлено о серьезных изменениях в том, как в скором времени будет выглядеть наш мир. В следующем году самой населенной страной мира станет Индия, а не Китай. Сейчас в Китае проживает 1,43 миллиарда человек, а в Индии - 1,41 миллиарда, но к середине века на 1,3 миллиарда китайцев будет приходиться более 1,6 миллиарда индийцев.
С одной стороны, такое развитие событий должно радовать Пекин, который в течение 40 лет принуждал свое население к политике «одного ребенка». Тем не менее, некоторые лидеры Китая, вероятно, будут выглядеть обескуражено. Идея о том, что Китай - самая населенная страна в мире, уже давно связана с подъемом страны. Официально Китай отвергает любую идею о том, что нахождение на вершине мировых рейтингов имеет какое-либо значение: в январе этого года заместитель министра иностранных дел Ле Юйчэн заявил, что Китай не заинтересован в том, чтобы стать крупнейшей экономикой или сверхдержавой мира, и вместо этого будет работать над улучшением жизни своего народа внутри страны.
Тем не менее, на протяжении многих лет китайские социальные сети переполняли дерзкие голоса, требующие, чтобы страна стала «№ 1». Падение до 2-го места по численности населения в мире, вероятно, заставит задуматься о стремлении к мировому главенству в какой-то другой области.
Несмотря на отрицания со стороны лидеров, нет сомнений в том, что Китай стремится стать крупнейшей экономикой мира, а по некоторым показателям, таким как паритет покупательной способности, он уже ей стал. По номинальному ВВП он все еще занимает второе место после США, но многие экономисты считают, что он, скорее всего, достигнет вершины к концу 2020-х годов (хотя непредвиденные факторы, такие как экономические последствия карантинов, вводившихся из-за коронавируса, могут этому помешать).
Стремление к росту ВВП является частью более широкого проекта, направленного на то, чтобы возглавить рейтинг по целому ряду направлений. В 80-е и 90-е годы китайские политики отвечали на призывы верховного лидера Дэн Сяопина построить модель, которая отслеживала бы концепцию, названную им «комплексной мощью государства». Все начиналось с армии, с оценки вооружения и подготовки, но внимание быстро переключилось на экономические факторы. Аналитики Дэна оценивали существующие ресурсы, такие как рабочая сила, материальные и минеральные ресурсы, а также прогнозировали будущий потенциал в таких областях, как новые технологии.
В 90-е годы ученые спорили о том, насколько далеко Китай поднялся в глобальном рейтинге. Однако в 00-х годах амбиции изменились: вместо «комплексной мощи государства» китайские аналитики стали говорить о повышении роли «мягкой силы» Китая - способности государств вести за собой другие стран путем убеждения, а не принуждения.
На протяжении большей части периода с 1945 года США были бесспорным №1 в этой области. Несмотря на многочисленные геополитические катастрофы (Вьетнам, Ирак) и внутренние несправедливости (расовая политика), способность США проецировать представление о себе на весь мир была - и остается - чрезвычайно сильной. Не зря Си Цзиньпин, как и многие другие родители из Китая, отправил свою дочь учиться в США.
За последние два десятилетия Китай вложил огромные ресурсы в попытку стать сверхдержавой «мягкой силы». Эти усилия увенчались определенным успехом, особенно на глобальном юге: представление о Китае как о впечатляющем технологическом новаторе укоренилось в значительной части стран Африки к югу от Сахары и Латинской Америки, где дешевое и эффективное внедрение 5G взяло верх над опасениями по поводу безопасности. Китайские многосерийные драмы и сериалы стали популярны во всей Юго-Восточной Азии и начали завоевывать аудиторию в некоторых африканских странах: в прошлом году пользователи социальных сетей в Кении стали большими поклонниками крупного китайского телесериала в жанре фэнтези «Неприрученные». TikTok, продукт китайской компании ByteDance, изменил культурную жизнь, хотя отчасти его успех объясняется преуменьшением его связи со страной происхождения.
Даже Индия, страна, обычно настороженно относящаяся к геополитическим намерениям Китая, регулярно сталкивается с мучительными спорами о том, почему она не может сравниться с Китаем по уровню ВВП и сокращению уровня бедности. Она также не может сравниться с той аудиторией, которая внимает китайской версии истории о его восхождении к мировому могуществу.
Однако в целом стремление Китая стать генератором «мягкой силы» №1 затормозилось, и он по-прежнему сильно отстает от США. Одной из причин этого является контроль сверху донизу, который формирует политику Китая внутри страны. Самые мощные генераторы «мягкой силы» в соседних с Китаем странах, такие как японская манга и южнокорейская поп-музыка, появились, когда в этих странах прошла либерализация и развилось гражданское общество. В последние годы Китай движется в прямо противоположном направлении; например, ограничения, наложенные на Гонконг в соответствии с китайским законом о национальной безопасности 2020 года, усилили цензуру фильмов, а также поставили музеи города в известность о том, что они должны избегать произведений искусства, которые могут подорвать нечетко определенную национальную безопасность.
Такой ограничительный менталитет внутри страны стал самонавязанным препятствием для стремления Китая проецировать культурное влияние в либеральном мире.
Кроме того, Китай посылает сбивчивые сигналы о доступности его собственных культуры и общества. Правительство страны утверждает, что посторонние не могут критиковать его политику, поскольку она существует в рамках уникальной системы «социализма с китайскими особенностями», которая не подходит ни одному другому государству, и в то же время проецирует идею «китайской мудрости», которая может служить ресурсом для всего мира.
Мягкая сила Америки проистекает из идеи, что - теоретически - любой человек может стать американцем, приняв ее культуру и ценности. Китаю с трудом удается сделать такое же последовательное заявление, и в результате он не может реализовать свою собственную идею. Несмотря на то, что Китай тратит сотни миллионов на укрепление своих позиций, в мировом рейтинге «мягкой силы» он застрял между 8 и 10 местами.
До сих пор не ясно, что значит для Китая быть № 1: один лишь ВВП не отражает того чувства устремленности, которое стоит за этой идеей. Но по мере того, как он скатывается на второе место по численности населения, нет сомнений, что его лидеры будут уделять еще больше внимания достижению этой неуловимой, плохо сформулированной цели в тех областях, которые, по их мнению, они все еще могут контролировать.
