Премьера спектакля “The Elder Son“ по пьесе Александра Вампилова «Старший сын» в постановке театра Bluebird Arts.

17 ноября – 22 декабря в помещении Athenaeum Theatre, Studio Two. 2936 North Southport Avenue, Chicago.

Опоздайте на последнюю электричку, и вы окажетесь в безвременье. Вы этого не заметите и станете вести себя, как обычно – лгать, соблазнять, пить, но только тут, под водой, в зазеркалье ложь превратится в правду. Ваше фальшивое золото станет настоящим, и вам это понравится. Чудеса втягивают.

До вчерашнего дня я не очень уважал Вампилова. Написанные серой акварелью, его пьесы не задевали. Вчера это изменилось – «Старший сын» в постановке Люды Лопатиной показал, что вампиловская серая краска имеет много оттенков, теплых, холодных, зеленых, розовых, и вся эта гамма серого цвета искрится у Вампилова не так, конечно, мастерски, но почти как у Чехова. Мягкие оттенки серого – это изнанка русской яркости; в тепле этой подкладки копошатся вампиловские герои.

Артисты играют не на публику. Реплики подаются мимоходом, быстро. Понял – хорошо, не уловил – не важно. Кое-что ускользает. Сначала кажется, что действие пьесы течёт слишком быстро, хочется притормозить дрезину, попросить, чтобы говорили с чувством, с толком, с расстановкой, но психика зрителя обучаема и обучаема быстро. Скоро всё становится понятно, отчасти потому, что зрительский ум вовлекло в скользящие изгибы фраз, он научился ловить на ходу, а отчасти оттого, что начинаешь ценить роскошь фразы, брошенной мимо. Можно ведь и мимолётом.

Ткань пьесы любовно выделана, фактура прослушана; практически, нет ни одной неверной интонации. Эти радости – большое достижение Люды Лопатиной и точно подобранной труппы чутких актёров.

Декорация Никиты Ткачука сначала кажется простой и непонятно большой для маленькой сцены маленького театра. Только вот сама маленькая сцена отчего-то вспухла, растянулась и стала гигантской. Строения на ней начинаются за левой кулисой, тянутся длинной деревянной лентой через все пространство сцены и уходят за правую кулису, как поезд, всё идущий мимо. Слышен безмолвный стук колёс, и в каждом вагоне – купе, а в каждом купе – минуты. Поезд везёт минуты вкупе с секундами.

Поблескивают окна. Прозрачное стекло уместно в подводном царстве. Сквозь него видно, оно отражает действующих лиц и самое себя и отражения, а заднее стекло отражает переднее. Глубина и прозрачность идут к этой пьесе и создают атмосферу обыденного волшебства. Я особенно благодарен за листья в укромных местах декорации.

Чары этой декорации проявились и во время её строительства – Роман Самаричев и сын его Влад построили этот довольно большой дом всего за шесть дней, а установил его на сцене Роман за один день.

В спектакле и вокруг него разлита атмосфера тепла и счастья. Меня представили Роману. Рядом стоял его сын Влад, мальчик лет двенадцати. Когда Никита сказал, что Роман все построил, а Влад держал доски, пока тот их пилил, Влад улыбнулся и говорит: «Ещё я винтики завинчивал». Более счастливого мальчика я в жизни не видел. Потом он протянул программку, которую держал открытой, ибо закрыть такое великолепие не было уже никакой возможности, и показал пальцем. «Вот», – говорит, – «это я в программке».

Я не раз говаривал, что наш долг – ждать от бога приятных сюрпризов, а тут увидел, как это делается. Влад светится счастьем. Он твёрдо знает, что следующее будет прекрасно. Теперь, когда будет плохое настроение, вспомню его, и станет весело. Наверно, я готов был это заметить. Если ученик готов, учитель найдётся.

Говорят, театр – это два человека и коврик. И тут достаточно расстелить ковёр, и двор с нарисованными мелом классами (О, спасибо за эту милую деталь!) превращается в квартиру Сарафановых. Внешнее пространство становится внутренним; было зябко, стало тепло.

Американские актёры, не прекращая говорить по-английски, становятся русскими, ведут себя, как советские люди, даже черты их лиц становятся славянскими. Н.С. Хрущёв говорил: «Что ищешь, то и найдёшь». В чём угодно можно найти сходство, а можно и различие. Сарафанов ставит дочь рядом с ложным братом, чтобы убедиться, и все явственно видят, что они похожи. Их нарочно поставили рядом с тем, чтобы убедиться в сходстве, и сходство не замедлило проявиться. Подчиняясь ложному, искусственному сходству, молодые люди полюбили друг друга. Сходство ложное, любовь настоящая. Люблю, когда происходят правильные последствия от неправильных причин.

Прошли сутки, и Владимир Петрович Бусыгин… снова опоздал на поезд, проголосовав, тем самым, за то, чтобы остаться в этом тёплом, грешном, святом и хрупком мирке. Недаром первая жена называла Сарафанова блаженным. Он, практически, бог-неудачник.

В этом мире милых неудачников наивные решения Сарафанова имеют силу закона. Притворившись его сыном, Владимир вдруг ощущает ответственность. Он отвечает за то, чтобы не огорчать своего мнимого отца. Кончается всё тем, что, признавшись, что он всё-таки не сын, он, тем не менее, по велению непререкаемого авторитета «отца», переедет и будет жить в квартире Сарафановых, в этом доме, где было так тепло провести вечер и откуда не хочется уходить.

Краткое содержание пьесы: Зашел согреться, обманул, нашёл отца, младшего брата и возлюбленную.

Живя в Чикаго много лет, я не раз думал о невозможном – как дать американским друзьям пережить великий русский театр, почувствовать его мягкое прикосновение и зовущую даль. Пока я думал, Люда работала, и вот это произошло. Американцы в зрительном зале почувствовали.

Но ещё важнее кажется то, как спектакль ставит вопрос: «Существует ли реальность»? Ответ Вампилова на этот вопрос можно узнать, познакомившись со «Старшим Сыном» в театре Athenaeum.

Михаил Вассерман