И вот спустя 30 лет мой одноклассник, мой единственный со школы друг, единственный из класса с человеческим обликом, рассказал мне, что случилось со всеми «нашими».
Он очень удивился, почему я ничего ни о ком не знаю. «Слушай, такого не бывает, — сказал он. — Слушай, у меня такое чувство, как будто ты 30 лет после школы спящей красавицей пролежала в летаргическом сне, а я тебе наспех рассказываю краткое содержание пропущенных серий». «Но это скучный сериал, учти», – сказал он.
Давай, рассказывай, не тяни. Кто есть кто.
И вот что он мне написал: «Ну что тебе сказать?.. Вовка – глава «Свидетелей Иеговы» (организация запрещена в России) России. Алексей – приемщик машин в автосервисе. Даня где-то бичует. Макс – украинский олигарх. Серега – гаишник. Тарасевич уехал в ЮАР. Лёха – крупный менеджер. ВВ баллотируется от «Единой России». ЮМ – культовый режиссер».
Божимой, это нескучный сериал, о нет. Какой спектр, какой прекрасный разброд и шатание.
Писала бы сериал, выдумала бы еще одного одноклассника, дорисовала бы картину: «А Т-ов стал бандитом, он уже давно на кладбище». Тогда б портрет поколения был полным. Ведь мы нырнули в 90-е сразу после института. Такое тоже могло бы быть...
Когда мы учились в школе, в мире были только троечники, хорошисты и отличники. Это было просто. Это было хорошо. Это было исчерпывающе. Мир без остатка делился на три класса людей, нам этого деления вполне хватало. Все было просто как на фронте. А теперь что?
Бомж и олигарх сидели за одной партой. Оба были хорошисты.
Мое поколение пережило полную смену контекста как минимум дважды: в 1991-м и 2000-м – и надо сказать – оказалось полностью не готово к этой невероятной смене общественного фона.
Видимо, никто бы не хотел быть тем, кем он стал. Если б знал… Ну, может быть, Макс? Ну, может быть, Макс.
Наше поколение – пустое поколение. И годы не идут нам впрок. Мы не дали миру ни одного человека, кто хотя бы был на слуху. Кто хотя бы знаменит. Не говоря уж о том, чтоб внести вклад в общественную и культурную жизнь и проч. Кто мы такие, чье рождение упало в самую сердцевину брежневского безвременья?
Мой день рождения прямо булькнул в самую середину одного из многих однообразных брежневских годов: я родилась 30 июня. Все время, пока я ходила в детсад и школу, писано одной краской – краской неба в СССР. А небо СССР почти всегда окрашено в цвета моего настроения. И безо всякой астрологии было ясно, что из таких, как мы, ничего не выйдет.
Отличники никем не стали. Ну, бог с ними, с отличниками. Это во всех поколениях так. Не стреляйте в пятерочника. Его потолок – стать наемным менеджером в большой компании. Большего добиваются троечники. Эти создают финансовые империи. Эти всегда знают, с кем в бане лучше бухнуть, кому лучше спину потереть. Но даже и троечники нашего поколения никого не дали миру.
Мы были изнежены брежневским застоем. Мы оказались не готовы к смене эпох. Мы родились у отцов и матерей (и бабушек!), которые — сами пуганные — берегли нас от потрясений, и мы дико страдаем от их гиперопеки. Мы конфликтуем с ними, но не умеем наладить отношения с миром. В нашем поколении больше всего клиентов психотерапевтов. Социологи говорят, что конфликт отцов и детей наиболее выражен между этими поколениями: между нами и нашими родителями. В других поколениях он более сглажен.
К тому же мы были слишком юны в эпоху огромных возможностей. Мы были слишком малы, чтобы, даже впрыгнув в социальные и карьерные лифты, метавшиеся вверх-вниз в начале 90-х, дотянуться до какой-нибудь высокой кнопки. Те, кто добился чего-то в 90-е, были ровесниками: они родились в 1950-е. Им перемены оказались впору. Молодых звезд в те времена не было. Молодыми считались сорокалетние.
Не было никакой новой экономики, не было никаких новых возможностей. Экономика была старая, и возможности были старые. Игру вели старые советские связи.
Были у тебя старые советские связи – был шанс взлететь наверх (хорошо известен и подробно описан эффект взлета в новой России комсомольских лидеров). Никаких настоящих преимуществ у молодости не было. Нашему поколению доброго пинка давал папа со связями, если таковой имелся. Если, конечно, тебе не повезло родиться в глухой провинции, желательно в деревне или на станции, чтобы твоя суровая закалка прошибла любые преграды.
Впрочем. Мне повезло несколько раз. Пару раз меня приняли не за того, кто я есть. Я насладилась минутной несуразицей. Один раз кому-то показалось, что у меня папа – замминистра, другой раз мой друг был полным тезкой председателя нашей телекомпании и кто-то подслушал мой разговор. А один раз даже один великий человек, суетившийся вокруг одного вершителя судеб, принял меня за титулярного советника. И в надежде сохранить свою позицию, уверял, что работает с самой мной. Но, не считая комичных ситуаций, никаких возможностей делать карьеру у меня не появлялось на горизонте.
Нынешние звезды с нынешних небес хватают ребята, родившиеся позже. «Центениалы». Родившиеся в 90-е и двухтысячные. Мы оказались между стульев и промахнулись мимо своих вершин.
Мой одноклассник, тот, единственный с человеческим обликом, единственный подававший большие надежды, говорит об этом так грустно, что хочется его жалеть и хочется жалеть себя:
«Мы в лучшем случае променяли свои надежды, стремления, мысли на чечевичную похлебку, а иногда не получили и этого. Мы легко разменивались. А потом вдруг все стало неважно. Мы профукали время, когда надо было действовать. Небольшой процент наших хотя бы остался на плаву. Остальные ушли под воду. Творчески реализоваться вообще невозможно. Поколение наше пустое. Все те шансы, которые нам выпадали – упущены».
Я так остро не чувствую трагедию поколения. Зато очень остро ощущаю свою личную трагедию немоты.
Кого же могли мы воспитать?
Наши дети неожиданно не похожи на нас. Мы не узнаем себя в наших детях. Они – сво-бод-ные. Как говорили мои родители: «Откуда что берется».
Нас воспитывали бабушки, потому что родители работали. А бабушки выросли в 1930-е. Получается, на нас давили дважды. Сухой мякотью вываливались мы из советских давилок. Ее нельзя употреблять, она не усваивается организмом, ее – только в мусорку. Кого воспитали мы?
Мы не давили на своих детей, потому что нас слишком много прессовали, и мы слишком хорошо знаем, чем это обернется. Мы не давали им никаких установок, потому что сами не знали, как надо. Над ними не нависали бабушки. Мы наняли нянек.
Нынешняя молодежь может легко продвинуться благодаря интернету. Если ты знаешь блокчейн или знаешь питон – это уже ускоритель твоего продвижения по жизни и карьере. Наконец-то у молодых есть все преимущества, которые и должна давать молодость.
