В год столетия Первой мировой войны многие до сих пор ошибаются по поводу того, что поспособствовало вспышке конфликта, ведь мир не случайно скатился в массовое кровопролитие.
В год столетия Первой мировой войны многие до сих пор ошибаются по поводу того, что поспособствовало вспышке конфликта, ведь мир не случайно скатился в массовое кровопролитие.
Первая мировая война вспыхнула ровно 100 лет назад, в начале августа 1914-го. В конце июня того года, в Сараево, террорист со слабыми связями с сербской разведкой убил наследника австрийского престола. Не все осознали потенциальную значимость события. Местный американский консул не думал, что об этом стоит доложить телеграммой. Тем не менее, прошло едва ли пять недель, как ведущие державы Европы вступили в ставшую самой разрушительной за всю мировую историю войну. Погибли около 10 миллионов солдат и 7 миллионов гражданских. К 1914 году Европа и ее колонии отвечали за три четверти мирового производства. Четыре года спустя, процветание и оптимизм, порожденные этим фактом, испарились.
Возможно ли, чтобы такая трагедия могла случиться по неосторожности или, как гласит нынешний немецкий бестселлер, что к войне европейцы «пришли, как лунатики, во сне»? История показывает, что немногие страны рискуют вступить в столкновение не на жизнь, а на смерть, если их лидеры не считают, что так велят национальные интересы.
В 1914 году искра вспыхнула на Балканах, погрязших в старых междоусобицах. Тем не менее, вражда между родственными народами не всегда перерастает в масштабное противостояние. По мере упадка Османской империи в 19 веке, обозначившиеся на карте конкурирующие балканские государства вступали в войны за расширение своих границ. Две локальные войны, разразившиеся в 1912-13 годах, были временно решены вмешательством министра иностранных дел Великобритании. Австро-Венгерские власти правильно подметили, что устремления Сербии объединить всех южных славян под своим началом представляет нешуточную угрозу, но как реагировать, они так и не решили: мнения разделились слишком радикально. Некоторые хотели не только устранить сербскую угрозу с помощью войны, но и расширить свое влияние в других сопредельных районах. Другие выступили против мер, которые могли поспособствовать увеличению числа славян в границах империи.
Правительство Германии поставило вопрос ребром. Немецкие власти не только выдали «карт-бланш»; они настояли на том, что авторитет Австрии всецело зависит от ее желания сражаться. Агрессивная позиция Берлина превратила региональную перебранку во всеобъемлющую войну. Отвергая осторожную дипломатию Бисмарка, элита поколения Вильгельма думала, что их рейх заслужил место под солнцем наравне с Англией и Америкой. Учитывая взрывной экономический рост страны, они считали себя вправе доминировать на континенте. Лидеры общественного мнения разделяли взгляды социального дарвинизма – «расы» соперничают между собой. Если они не в состоянии участвовать в борьбе, они якобы со временем мельчают и перестают существовать.
Немцы также верили в верховенство военного правительства в сравнении с гражданскими властями. Армия решила - политиканы должны слушаться. Генералы разработали план Шлиффена с расчетом войны на два фронта. Этот план требовал вторжения в нейтральную Бельгию и победы над Францией перед тем, как Россия успеет мобилизовать свои войска. Армия требовала незамедлительных действий: пять лет спустя русские могли построить железнодорожную систему, которая сделала бы выполнение плана Шлиффена невозможным.
Документы показывают, что рейхсканцлер Бетман-Гольвег и его военные советники схватились за эту возможность, чтобы спровоцировать континентальную войну. Они надеялись, что Великобритания останется в стороне, но готовы были рискнуть. Другие державы тоже имели внешнеполитические устремления, но исследования историков не дают доказательств того, что какой-либо из них хотелось всеобщей войны. К началу военных действий Бетман-Гольвег уже подготовил список военных целей, которые должны были закрепить немецкое превосходство над Западной и Восточной Европой. Хотя немецкое военное руководство никогда не разделяло расовых убеждений Гитлера, их конкретные территориальные цели были обескураживающе похожи на генеральную репетицию Второй мировой войны. Более того, немецкий «способ ведения войны» предполагал, что Германия будет полностью игнорировать международное право.
В стремлении отказаться от вменения ответственности за развязывание войны, Министерство иностранных дел Германии в 20-х годах провело сложную кампанию по искажению истоков Второй мировой войны. Многие американцы попались на эту удочку. Они пришли к убеждению, что их участию не хватало цели. Стало преобладать убеждение, что к Первой мировой войне привели недоразумения, бестелесные силы, такие как милитаризм, империализм и национализм.
Этой интерпретации недоставало особого смысла уже тогда, но сегодня она еще более бессмысленна. Бестелесные силы не вызывают войну в отсутствие человеческого участия. Практической альтернативой баланса сил является дисбаланс во власти. И в то время как в начале Холодной войны политологи опасались, что в силу просчета может вспыхнуть ядерный пожар, баланс сил помогал поддерживать мир.
Полвека назад немецкий ученый Фриц Фишер получил доступ к секретным архивам под советским контролем и разложил по полочкам все военные цели своей страны в войне 1914 года. Важно отметить, что Фишер объяснил, почему компромиссный мир из ряда предложенного президентом Вудро Вильсоном до вступления в конфликт Америки оставался иллюзорным. Немецкие правители сохранили свои первоначальные захватнические аппетиты – от начала и до конца. Такое толкование до недавнего времени не убеждало большинство историков.
Несмотря на публикацию книг, приуроченных к столетию войны, свежая когорта историков вернулись к теории, что страны по обе стороны конфликта по чистой случайности дошли до массового кровопролития. В этом они в значительной степени игнорируют выводы Фишера. Возможно, как заметил Вольтер, история – ничто иное, как сплошная ложь, с которой все согласны. И все же, в этом случае у западных союзников были веские причины встать на свою защиту. Большинство международных споров можно разрешить путем разумного компромисса; только в редких случаях возникают веские причины для войны. Чтобы понять, почему этот конфликт был сочтен необходимой войной, где ставки для целого поколения казались достаточно высокими, чтобы провести в окопах четыре ужасных года, важно правильно понять саму историю.
Первая мировая война вспыхнула ровно 100 лет назад, в начале августа 1914-го. В конце июня того года, в Сараево, террорист со слабыми связями с сербской разведкой убил наследника австрийского престола. Не все осознали потенциальную значимость события. Местный американский консул не думал, что об этом стоит доложить телеграммой. Тем не менее, прошло едва ли пять недель, как ведущие державы Европы вступили в ставшую самой разрушительной за всю мировую историю войну. Погибли около 10 миллионов солдат и 7 миллионов гражданских. К 1914 году Европа и ее колонии отвечали за три четверти мирового производства. Четыре года спустя, процветание и оптимизм, порожденные этим фактом, испарились.
Возможно ли, чтобы такая трагедия могла случиться по неосторожности или, как гласит нынешний немецкий бестселлер, что к войне европейцы «пришли, как лунатики, во сне»? История показывает, что немногие страны рискуют вступить в столкновение не на жизнь, а на смерть, если их лидеры не считают, что так велят национальные интересы.
В 1914 году искра вспыхнула на Балканах, погрязших в старых междоусобицах. Тем не менее, вражда между родственными народами не всегда перерастает в масштабное противостояние. По мере упадка Османской империи в 19 веке, обозначившиеся на карте конкурирующие балканские государства вступали в войны за расширение своих границ. Две локальные войны, разразившиеся в 1912-13 годах, были временно решены вмешательством министра иностранных дел Великобритании. Австро-Венгерские власти правильно подметили, что устремления Сербии объединить всех южных славян под своим началом представляет нешуточную угрозу, но как реагировать, они так и не решили: мнения разделились слишком радикально. Некоторые хотели не только устранить сербскую угрозу с помощью войны, но и расширить свое влияние в других сопредельных районах. Другие выступили против мер, которые могли поспособствовать увеличению числа славян в границах империи.
Правительство Германии поставило вопрос ребром. Немецкие власти не только выдали «карт-бланш»; они настояли на том, что авторитет Австрии всецело зависит от ее желания сражаться. Агрессивная позиция Берлина превратила региональную перебранку во всеобъемлющую войну. Отвергая осторожную дипломатию Бисмарка, элита поколения Вильгельма думала, что их рейх заслужил место под солнцем наравне с Англией и Америкой. Учитывая взрывной экономический рост страны, они считали себя вправе доминировать на континенте. Лидеры общественного мнения разделяли взгляды социального дарвинизма – «расы» соперничают между собой. Если они не в состоянии участвовать в борьбе, они якобы со временем мельчают и перестают существовать.
Немцы также верили в верховенство военного правительства в сравнении с гражданскими властями. Армия решила - политиканы должны слушаться. Генералы разработали план Шлиффена с расчетом войны на два фронта. Этот план требовал вторжения в нейтральную Бельгию и победы над Францией перед тем, как Россия успеет мобилизовать свои войска. Армия требовала незамедлительных действий: пять лет спустя русские могли построить железнодорожную систему, которая сделала бы выполнение плана Шлиффена невозможным.
Документы показывают, что рейхсканцлер Бетман-Гольвег и его военные советники схватились за эту возможность, чтобы спровоцировать континентальную войну. Они надеялись, что Великобритания останется в стороне, но готовы были рискнуть. Другие державы тоже имели внешнеполитические устремления, но исследования историков не дают доказательств того, что какой-либо из них хотелось всеобщей войны. К началу военных действий Бетман-Гольвег уже подготовил список военных целей, которые должны были закрепить немецкое превосходство над Западной и Восточной Европой. Хотя немецкое военное руководство никогда не разделяло расовых убеждений Гитлера, их конкретные территориальные цели были обескураживающе похожи на генеральную репетицию Второй мировой войны. Более того, немецкий «способ ведения войны» предполагал, что Германия будет полностью игнорировать международное право.
В стремлении отказаться от вменения ответственности за развязывание войны, Министерство иностранных дел Германии в 20-х годах провело сложную кампанию по искажению истоков Второй мировой войны. Многие американцы попались на эту удочку. Они пришли к убеждению, что их участию не хватало цели. Стало преобладать убеждение, что к Первой мировой войне привели недоразумения, бестелесные силы, такие как милитаризм, империализм и национализм.
Этой интерпретации недоставало особого смысла уже тогда, но сегодня она еще более бессмысленна. Бестелесные силы не вызывают войну в отсутствие человеческого участия. Практической альтернативой баланса сил является дисбаланс во власти. И в то время как в начале Холодной войны политологи опасались, что в силу просчета может вспыхнуть ядерный пожар, баланс сил помогал поддерживать мир.
Полвека назад немецкий ученый Фриц Фишер получил доступ к секретным архивам под советским контролем и разложил по полочкам все военные цели своей страны в войне 1914 года. Важно отметить, что Фишер объяснил, почему компромиссный мир из ряда предложенного президентом Вудро Вильсоном до вступления в конфликт Америки оставался иллюзорным. Немецкие правители сохранили свои первоначальные захватнические аппетиты – от начала и до конца. Такое толкование до недавнего времени не убеждало большинство историков.
Несмотря на публикацию книг, приуроченных к столетию войны, свежая когорта историков вернулись к теории, что страны по обе стороны конфликта по чистой случайности дошли до массового кровопролития. В этом они в значительной степени игнорируют выводы Фишера. Возможно, как заметил Вольтер, история – ничто иное, как сплошная ложь, с которой все согласны. И все же, в этом случае у западных союзников были веские причины встать на свою защиту. Большинство международных споров можно разрешить путем разумного компромисса; только в редких случаях возникают веские причины для войны. Чтобы понять, почему этот конфликт был сочтен необходимой войной, где ставки для целого поколения казались достаточно высокими, чтобы провести в окопах четыре ужасных года, важно правильно понять саму историю.