На смерть Збигнева Бжезинского (1928 — 2017)
Я всегда восхищался Збигневым Бжезинским. Он был голова! В отличие от наших зависимых и независимых политологов, он играл и выигрывал на разных шахматных досках. Он был наиболее успешным противником имперской государственности России во всех ее видах. Великолепно знал ее политический скелет: не кожу, не мясо, а именно скелет, на котором время от времени сменяется и мясо, и кожа, но суть от этого не меняется.
Россия множество раз бросалась на поляков с криками о славянской любви. На самом деле она не отпускала поляков от себя не потому что любила, а потому что хотела за их счет приблизится к сердцевине Европы со своими специальными имперскими чувствами. Ради всасывания Польши в себя Россия готова была на все что угодно, вплоть до Катыни.
Ненависть Польши к России была избирательной — антиимперской.
Россия отвечала ненавистью на ненависть поляков: потоком вранья, вплоть до утверждений, что Польша развязала вторую мировую войну.
Советская армия освободила не государство Польшу, но принадлежавшую когда-то империи территорию и укрепилась здесь как создатель и повелитель искусственного режима. В этом отличие освобождения Франции союзниками.
Какая-то часть польской интеллигенции поверила Сталину на очень короткий срок. Все-таки какая-никакая Польша вновь появилась на карте. Но скоро выяснилось: появился политический урод.
Бжезинский жил вдалеке от такого урода. Он занимал многие годы крупные должности в американской администрации и различных международных комиссиях. Деловито, без пены на губах, он определял слабости советского режима и бил по ним с прицельной точностью. Это не были абстрактные сражения. Бжезинский видел оппонента как агрессивную, часто бездарную и бестолковую власть, настоянную на бюрократии, коррупции, перекрестном страхе, незнании международные реалий.
оздал «третью корзину» хельсинских договоренностей 1975 года, корзину прав человека, в которую провалилась советская власть, сломав себе шею на борьбе с инакомыслием.
Это он подтолкнул СССР к смертельной войне в Афганистане, аналогу, по его мнению, Вьетнамской войны для Америки.
Это он способствовал развитию гонки вооружений, которую не смог выдержать СССР, проиграв холодную войну.
Это он критиковал страны Запада, не сообразившие, что крушение СССР вызовет реваншистские настроения, которые породят мем о крупнейшей катастрофе ХХ века: смерти СССР. Здесь его, правда, никто не послушал, решив, что история уже кончилась и тоталитаризм окончательно уничтожен. Зато, когда Запад спохватился, он способствовал продвижению НАТО на восток, которое фактически выбросило Россию из Европы.
Но вот парадокс! Критикуя советскую Россию, Бжезинский отдавал должное марксизму. Он знал его глубже советских философов, которые превратили Маркса в догму. Бжезинский фактически считал марксизм идеологией будущего, случайно попавшей в руки политическому дельцу от коммунистической утопии Владимиру Ленину. В любом случае, он считал марксизм отличным инструментом экономического и философского анализа. В центре политической жизни Америки находился подлинный марксист!
История отношений поляков к России полна парадоксов. Вот, например, первый чекист, поляк Дзержинский. В России до сих пор есть много его любителей, особенно среди коллег-силовиков. Почему бы не поставить Дзержинскому памятник? Но если присмотреться к деятельности Дзержинского, то он окажется наиболее радикальным разрушителем основ России. Большевик-интернационалист, он презирал российские ценности.
По сравнению с Дзержинским Збигнев Бжезинский просто страстный почитатель России!
Обобщите идеи Бжезинского, и вы увидите, что они скорее перекликаются с политическими мечтаниями русской культуры, нежели опровергают их. Русская культура в большинстве случаев сочувствовала бунту поляков против России. Порой случались недоразумения, когда Россия воспринималась (или должна была восприниматься?) как страна, а не источник тоталитарных ценностей (случай Пушкина). Но вектор антиимперской критики был чаще всего общим и бескомпромиссным. Всё кончилось, правда, как всегда скверно: интеллигенция так возненавидела имперский режим, что перегнула палку и породила большевиков, переродившихся в суперимперских сталинистов.
Польская мысль, судя по позиции Бжезинского, разрубает Россию пополам. Она ненавидит режим, который навязывает ей свои ценности вплоть до полного уничтожения польской самоидентичности. Но она питается творческими откровениями русской культуры и обогащается ею для борьбы с русской империей.
Бжезинский считал, что выход России из исторического кризиса невозможен без сближения с демократическими системами Европы. Это отнюдь не означает потерю самостоятельности русской ментальности. Это встреча со своей собственной, окрепшей и гибнущей, и снова возрождающейся независимой идеологией России, которая оказалась пока что неспособной проявиться в долгосрочной каждодневной политике. Да и в оппозиции эта идеология разорвана на куски во внутренних спорах и взаимных обвинениях.
Короче, Бжезинский верил в нас, жителей России, чаще больше, чем мы — сами в себя. И знал нас чаще лучше, чем мы себя. Почему? Да потому что аналитическое мышление с самого начала его деятельности было безупречно. Поляк, родившийся в дипломатической семье не то в Харькове, не то в Варшаве, получивший образование в Канаде и США, Бжезинский показал, что Россию можно понять умом, а вот бестолковщиной ее не понять.
Он умер, не дождавшись восстановления отношений Европы и России. Возможно, он был излишним оптимистом, и это восстановление не наступит никогда. В тех формах и границах, которые существуют сегодня. Враг-оптимист, это особое польское звание.
Бжезинский, конечно, не был одиночной в своем уважении к русской культуре и ненависти к империи. Он принадлежал к той польской плеяде разумных критиков восточного соседа, которые способствовали разгрому имперских ценностей, а вместе с ними и политического режима. Вместе с Иоанном Павлом Вторым, а также поэтом Чеславом Милошем, режиссером Анджеем Вайдой, философом Лешеком Колаковским (этих трех творцов я знал и любил), другими блестящими мыслителями Бжезинский вытащил Польшу из могилы советского псевдосоциализма.
Польша ушла навсегда на Запад. А кремлевская Россия ушла в себя. И стонет от счастья. От этого странного тюремного счастья.
Источник: Сноб