В 1958 году мой отец построил дом в Сельхозпоселке, и всей семьей мы переехали жить на новое место. У нас с братом была отдельная детская - cамая лучшая, самая светлая, самая просторная комната в большом новом доме. В 1977 году, когда у меня родился сын, его кроватку поставили в детской. Так до самого отъезда в эмиграцию эта комната и оставалась детской.
В первую ночь в новом доме мы с братом легли в детской в одну кровать. Родители, постелив газеты, устроились на полу в комнате, которая с тех пор стала называться - спальня. В комнату, которая величественно называлась - зал, на табуретку установили подаренный нам на новоселье телевизор «Беларусь-5».
- Комбайн, – сказал папа. - Кроме телевизора, это радиоприемник и проигрыватель.
Первым делом мой папа наладил отношения с местной властью.
- Хороший ты человек, Борис, - сказал участковый милиционер, утратив после полбутылки технического спирта чувство служебного долга. – Советская власть много чего дала нашему народу. Покончила с неграмотностью. Научила всех читать и писать. Вот теперь они и пишут. Сколько ты здесь живешь?
- Полгода, – ответил папа.
- Шесть сообщений на тебя поступило. Получается, в среднем одно сообщение в месяц. И все от одного человека.
- Кто пишет? - спросил папа.
- Не знаю. Анонимка. Детским почерком. Так что не пожалей денег, поставь забор.
Через неделю вокруг нашего двора стоял двухметровый забор.
Шло время. Наш дом быстро заполнялся вещами. Стол на кухне. Большой стол в зале. Подставка под телевизор-комбайн. Большая двуспальная кровать в комнате моих еще совсем молодых родителей. Отдельные кровати для меня и моего брата в детской. Письменный стол. Книжный шкаф. В книжном шкафу - Беляев, Гайдар, Катаев, Цвейг, Куприн, Уэллс, Детская энциклопедия…
Мой папа получил разрешение на частнопредпринимательскую деятельность. В одной из комнат установили бормашину, специальное кресло и другое оборудование для зубного протезирования. Эту комнату назвали - рабочая.
Мы с братом, пробегая мимо, заглядывали в рабочую и, увидев растянутые гипсовыми ложками во рту лица пациентов, корчились от смеха.
Вскоре после переезда нашей семьи в новый дом я познакомился со своим соседом, сверстником Колей Большаковым. Мы поиграли в мяч. Играл он плохо. Сильно, без толку бил по мячу, грубо толкал меня и против всяких правил хватал мяч руками.
- Ты что, никогда не играл в футбол? - спросил я.
- Меня не берут, - сказал он.
- Почему?
Он пожал плечами и в какой-то внутренней, известной только ему логической связи с футболом, спросил:
- А кем твой батька работает?
- Мой папа – зубной техник, работает в окружной стоматологической поликлинике. А кем работает твой папа?
- Мой батька в тюрьме на Володарского.
- Сидит?
- Нет, работает.
- Что он делает?
- Расстреливает.
Да, это было намного круче окружной стоматологической. Мой сосед и сверстник Коля знал, какой произведет эффект, и сделал паузу, чтобы впечатление доиграло до конца.
- Из чего расстреливает, из винтовки? - восхищенно спросил я, вдохновленный образом расстрела.
- Не. Из пистолета, - сообщил Коля буднично.
Осенью 1959 года из какого-то садоводческого хозяйства под Минском отец привез саженцы: три яблони и грушу. Было воскресенье, мы с отцом возились во дворе. Он хорошо знал садовое дело и учил меня.
- Яма не должна быть слишком глубокой. Посмотри на влажную отметку на стволе дерева - это уровень, до которого должна доходить земля. Посадку следует подготовить. Много навоза не клади, сожжешь корни. Не утаптывай сильно землю вокруг дерева. Не поливай холодной водой ствол.
Вдруг со стороны соседей Большаковых раздались ужасные звуки: визг, рев, и что-то сильно ударило в забор. Я взобрался на прислоненную к забору лестницу и увидел нашего соседа Кирилла Большакова. Он, распластавшись всем телом, лежал на большой свинье. Из свиньи в таз, который держала его жена, сильной струей, как из водопроводного крана, текла кровь. Рядом стоял мой друг Коля и пил какую-то красную жидкость из литровой банки.
- Колька, - спросил я, - что вы делаете?
- Свинью колем, - сказал он.
- А почему твой папа на ней лежит?
- Давит, чтобы быстрее кровь сошла.
- А что ты пьёшь? - уже зная ответ, спросил я только для того, чтобы подтвердить ужасную догадку.
- Крывянку, - сказал он, улыбнулся испачканными красными губами и погладил себя по животу массирующим движением. - Очень полезная вещь.
Я вспомнил Колькино сообщение о том, что его отец расстреливает в тюрьме, и сразу представил себе, как он это делает: стреляет в человека из пистолета, а потом наваливается на него и выдавливает в тазик кровь.
- Уже полный, - сказала жена Кирилла Большакова.
- Заткни чем-нибудь! - закричал Кирилл.
- Чем?
- Чем, чем… Тряпкой!
Я упал с забора на папины руки, и он, увидев мое лицо, спросил:
- Что там?
- Ничего, - ответил я.
- Я не разрешаю тебе больше лазить на забор, – сказал мой папа. - Вот смотри, - продолжил он урок садоводства, - дерево нужно брать осторожно. Ты должен попытаться сохранить всю землю, которая у дерева на корнях...
Над забором появилась голова Кирилла Большакова.
- Здорово, Борис, - сказал Kирилл, и стало ясно, что он много выпил.
- Здравствуйте, - ответил мой папа.
- Что, ямы копаешь?
- Деревья сажаю.
- Крывянки хотите? - спросил Кирилл.
- Спасибо, - сказал мой папа, - мы кровь в пищу не употребляем.
- И мясо не едите?
- Мясо едим.
- Мясо едите, а кровь не употребляете, - Кирилл сделал паузу, и я понял, что склонность к драматургии у них семейная. - А в мацу?
Мой папа подбежал к забору и ударил Кирилла Большакова черенком лопаты по голове.
Кирилл упал и закричал со своей стороны:
- Жидюга пархатый, да я в таких, как ты, каждую ночь стреляю из пистолета.
- А я таких, как ты, - сказал мой папа, фронтовик-артиллерист, - убивал из гаубицы!.. Не отвлекайся, сынок, - обратился он ко мне. - Наша земля скудная. Для того, чтобы фруктовые деревья давали хороший урожай, ее необходимо удобрять.