Ряд простых чисел

Наш брак с самого начала был фиктивным. Право на воссоединение было только у меня, но я сидела совсем без денег, а они взялись оплатить весь проезд и обещали дать из того, что нам разменяли в ОВИРе, триста долларов. Не удержались и, когда расписались, все между нами получилось по-настоящему.

С его мамой Валентиной Федоровной я познакомилась в купе поезда Москва-Дюссельдорф. Она сразу стала командовать. Я её возненавидела, но промолчала, подчинилась.

Первая остановка была в Вене. Нас поселили в гостинице в центре города на улице Марияхилферштрассе в двухкомнатном номере. Одну комнату занимали мы с мужем, вторую Валентина Федоровна – моя свекровь.

Гостиницу держали два венгра – старый и молодой. Молодой немного говорил по-русски и на мою просьбу разрешить постираться в большой машине, которая стояла в отдельной стиральной комнате, оглядел меня с ног до головы и спросил: «Хочешь трахаться?».

Мне даже некому было пожаловаться.

Валентина Федоровна в первую же ночь сказала:

- Ты смотри только не забеременей от него. У нас плохая наследственность.

Она ничуть не удивилась тому, что он лежит в постели в одежде уже вторые сутки.

Прежние жильцы этого номера оставили телевизор «Шилялис», Валентина Федоровна сидела перед мигающим черно-белым экраном и смотрела передачи с рекламой. Сказала:

- Хороший язык. Дисциплинирует. Я три года в немецкую школу ходила. Через две недели после того, как немцы пришли в Минск, школы открылись. А что, математику при Гитлере хорошо преподавали. Знала дойч, как родной. Сейчас уже все забыла. Я бы здесь осталась жить, если бы можно было.

- Так оставайтесь, - с тайной надеждой сказала я.

- Они нас не возьмут. На кой черт мы им нужны. Поедем уж в Америку, к твоим евреям.

Боже, что я о ней думала… Не знала, куда мне деться. Ушла в другую комнату и стала осторожно распаковывать баулы, чтобы найти сумку с книгами, которые взяла с собой.

Они крикнула из своей комнаты:

- Книги не ищи, я их оставила. Хватит читать по-русски. Вот тебе книга для чтения! - и выбросила в коридор английский словарь в мягком переплете.

Все же в этом гостиничном номере было место, куда спрятаться, – ванная комната, похожая на ту, в квартире моих родителей, с высокими бортами старой ванной и вентиляционным окошком под потолком. Там, за батареей парового отопления, я всегда прятала какое-нибудь чтиво. Сунула руку и вытащила порванную, без верхней обложки книжку Библии на русском языке, такие распространяют Евреи для Христа. Кто-то перечеркнул первую страницу Нового Завета шариковой ручкой и написал почерком человека, не привыкшего писать: «Все это ерунда».

Я сделала то, что делать, конечно, было нельзя, - положила руку на эту несчастную изуродованную книгу и прокляла свою свекровь. Я сказала:

- Что б ты издохла!

Вечером ее забрала скорая помощь, а через неделю нам позвонили из больницы, где лежала Валентина Федоровна, и сказали, что она умерла. Ее кремировали за счет ХИАСа и сообщили, что мы можем забрать банку с прахом. Там были еще какие-то задержки оформления, я не стала этим заниматься. Нашу группу - человек сорок эмигрантов - уже собрали и отправляли в Италию. Я упаковала всё свое имущество и, даже не пытаясь своего мужа разбудить, уехала.

В Риме было тепло, солнечно, как в середине сентября. Меня поселили в дешевой гостинице возле железнодорожного вокзала. На регистрации в ХИАСе я сказала, что не замужем и путешествую в Нью-Йорк одна.

Прошло много лет, и вдруг меня, непонятно как, находит официальное извещение о том, что Валентина Федоровна Куравец была убита в феврале 1988 года в клинике в Вене. Прилагалась копия газетной статьи на английском, где пресс-секретарь полицейского управления рассказывал о преступной группе медработников, которые медикаментозным способом усыпляли тяжелых и надоедливых больных.

Помню сроки, которые суд объявил этим медсестрам: пять, семь, одиннадцать, тринадцать, семнадцать лет.

- Ряд простых чисел, - почему-то подумала я.

Салса-клуб

- Нет, нет, нет. Я так не могу!

- Все же было, - удивился я, - что тебе еще ?

- Мне нужно потанцевать.

- Слушай, мне уже почти шестьдесят, я давно не танцую.

- Я танцую. Ты не видел, как я танцую.

- Где? Под какую музыку?

- А чего ты испугался, тебе ничего не нужно делать. Ты будешь смотреть, а я буду танцевать. У нас здесь недалеко есть салса-клуб. Приходят наши девушки, такие как я, и молодые латинос, нелегалы. Мексиканцы хоть и маленькие, но танцуют классно! У нас давно нет таких танцоров.

Я жил в Нью-Йорке кое-как второй год, так и не решив для себя, буду ли оставаться, не получил водительское удостоверения, а она уже прилично выпила и боялась ехать за рулем. Вызвали такси. На разбитом желтом форде приехал пакистанец в шапочке и в халате, не спрашивая, как будто все о нас знал, повез в салса-клуб.

У нее вдруг сделалась странная походка и, ни с кем не здороваясь, лунатически глядя перед собой, на прямых ногах она ушла в зал.

Я не очень люблю танцевальную музыку, но здесь негромко играл хороший живой оркестрик. Рядом стояли столики. Я выбрал место. Поискал глазами на подиуме. Она уже танцевала, ее водил молодой латинос, едва достающий непропорционально большой головой до ее голого розового плеча. Оркестр импровизировал, импровизировал в танце латинос. Она, словно умелая любовница в постели, танцевала чутко, угадывая самую малую моторику своего партнера.

Следующей музыкальной пьесой было "Liber Тango" Пиацоллы. Вместо бандонеона - аккордеонист; ударник, перкашен, гитара, труба и бас. Оркестранты, не отступая от оригинала, но с заливистыми аккордеонными импровизациями, которых у Пиацоллы нет, стали играть. Все ушли с танцевального подиума, потому что танцевать под такую музыку было трудно. Осталась одна профессиональная пара и они – маленький латинос с большой головой и сорокапятилетняя еврейка, пережившая пустую одинокую жизнь в маленькой квартире с родителями в провинциальном беларуском городке, бессмысленное бездетное замужество, стремительный, как эвакуация, отъезд в Израиль, яростный развод с мужем в Америке, роман с обокравшим ее черным мальчишкой из Ист-Нью-Йорка... Сегодня она независимая женщина, без акцента говорящая по-английски, в совершенстве овладевшая искусством бухгалтерского учета маленьких компаний и получившая год назад американское гражданство.

Я долго смотрел на их танец, пытаясь угадать концепцию ее хореографии, – «аидише мама».

Подошел юный, очень красивый таец и, не спрашивая разрешения, сел за мой столик, сказал по-английски:

- Сэр выбрал это место не случайно?

- А что? – спросил я.

- За этим столиком обычно сидят гомосексуалисты.

- Нет, не случайно. Я выбрал это место потому, что здесь самая лучшая акустика.

- Вы правы, сэр. Мы, геи, необыкновенно чувствительны к гармонии, - сказал он и улыбнулся слегка подкрашенными губами.