(Продолжение. Начало в предыдущих номерах)

Через несколько дней после «сталинского» вечера на перемене ко мне подошёл Лёня Суцкевер и спросил: « Где будешь встречать Новый год?» Я удивился его  вопросу: прежде с Лёней мы общались редко. Он - круглый отличник, не по годам солидный, с пышной шевелюрой и очень высокого мнения о себе, был гордостью не только нашего класса, но и всей школы.

- Мои родители, - доверительно, глядя мне в глаза, объяснил он, - хотят, чтобы на новогоднем ужине был кто-нибудь из моих школьных приятелей. Нам было бы веселей. Я вспомнил: ты играешь на аккордеоне, пишешь стихи…

- Они приглашают меня музыкантом или чтецом? - удивился я.

- Ни тем, ни другим. Ты же знаешь: близких друзей в классе у меня нет. И твой аккордеон не нужен. Мой папа - известный в городе виолончелист, в доме есть пианино. Я хочу, чтобы ты пришел. Нам будет, о чем поговорить.

- Спасибо, но Новый год я всегда встречаю с родителями, тётей и близкими друзьями. Посоветуюсь дома и дам тебе ответ.

Папа и мама не возражали. И вот морозным вечером 31 декабря я в кроличьей шапке и старом пальто, перешитым из английской офицерской шинели, впервые один без родителей шёл по слабо освещенным, занесенным снегом тротуарам, встречать Новый 1950 год. В руках у меня была «авоська» с купленной папой бутылкой вина «кагор» и кулёк испеченных мамой пирожков. Валил снег, уличную тишину нарушали лишь приглушенные расстоянием звуки музыки из громкоговорителей Корпусного сада.

Минут через пятнадцать я оказался у углового дома на улице Парижской Коммуны, вошел во двор, по запорошенным снегом ступенькам лестницы поднялся на второй этаж и постучал в двери Суцкеверов. Открыл отец Лёни, высокий, сухощавый, интеллигент Александр Михайлович. Лёня представил меня, а я, ляпнув: «С наступающим! А это вам на стол от моих родителей», - передал хозяину «авоську».

В единственной большой комнате было тепло и светло. В углу на табуретке стояла небольшая ёлка. На диване полулежала дородная, со следами былой красоты, Полина Яковлевна - мама близнецов Лёни и Вити. Раньше я учился в одном классе с обоими братьями, но после седьмого Витю из-за низкой успеваемости и прогулов отчислили из школы. Он поступил в ФЗО, чтобы стать закройщиком мужской одежды. Жизнь показала, что он сделал верный выбор: стал знаменитым в городе мастером пошива мужских костюмов.

Моё появление здесь было воспринято как ожидаемое. Полина Яковлевна, покинув диван, на столе затеяла игру в лото. Перед каждым коном в банк необходимо было «вкладывать» по копейке. Но я при себе денег не имел - хозяйка «заняла» 15 копеек, которые в ходе игры я и проиграл. Когда до полночи осталось минут двадцать, Полина Яковлевна собрала в матерчатый мешочек деревянные «цилиндрики» с цифрами и приступила с помощью мужа и сыновей накрывать стол. Появились тарелки с винегретом, селёдкой, салом, тонко нарезанной копченой колбасой, маринованными огурчиками и квашеной капустой. К моему «вермуту» приставили поллитровку вина «Бiлэ мiцнэ» и бутылку с фруктовой водой. А украшением стола стало блюдо с салатом «оливье» и открытая банка «шпрот».

Когда из репродуктора раздался звон кремлёвских курантов, Александр Михайлович откупорил бутылку белого вина и наполнил бокалы жене и себе, а рюмки - мне и сыновьям. Ансамбль Александрова запел Гимн СССР, хозяин дома поздравил всех с Новым 1950 годом и пожелал здоровья и удачи. Мы выпили и набросились на закуску. За столом сразу стало оживленно и весело. Полина Яковлевна вспомнила свою молодость, когда в 20-х годах за ней, работавшей билетёршей местного театра, безуспешно (а я подумал, может быть, и нет) ухаживал красноармеец, молодой певец и будущая «звезда» Большого театра Иван Козловский. Перед войной народный артист СССР Иван Семёнович Козловский, будучи на гастролях в Полтаве, вспомнил о ней, своей давней возлюбленной Полине, заглянул в окошко кассы театра и протянул ей большой букет роз. Александр Михайлович, видимо, не любил об этом слушать, он резко встал, подошел к стоящей у кровати виолончели, раскрыл футляр и под аккомпанемент Лёни, который сел за пианино, начал играть чарующую «Серенаду» Шуберта.

После очередного тоста «за мир, чтобы не было войны» Александр Михайлович, зная о том, что обучаясь играть на аккордеоне в музыкальной школе, там учили и «азам» фортепианной игры, попросил меня что-нибудь сыграть на пианино. Из-за спиртного, ударившего мне в голову, я осмелел и сказал:

- У аккордеона басы на кнопках, а у пианино - на клавишах. Поэтому левая рука на фортепиано у меня «хромает».

- Знаю, знаю, где и что находиться в разных инструментах, - рассмеялся опытный музыкант, - а ты сыграй, что можешь.

Я сел к фортепиано и заиграл «Вальс» из оперы Гуно «Фауст». Александр Михайлович подошел к жене и галантно пригласил на вальс. Довольные Лёня и Витя захлопали в ладоши. Полина Яковлевна же безразличным взглядом обвела стоящего перед ней мужа и произнесла: «Эх, где мои двадцать лет…» И не тронулась с места.

За столом заговорили о том, кто какие книги прочитал в ушедшем году. Хотя хозяйка дома в опросе не участвовала, «чемпиона» всё же выявить удалось. Больше всех книг прочитал любимец семьи Лёня, на втором месте оказался его папа, а я лишь на третьем. (Оправдался тем, что всё лето затратил на «Войну и мир» Льва Толстого). Витя же прочитал лишь одну книжку - «Сын полка» Валентина Катаева. А когда разговор за столом зашёл о кинофильмах, настоящая дискуссия разгорелась вокруг нового фильма «Встреча на Эльбе». Оказывается, все его видели, и всем не понравилась Любовь Орлова в роли американской «журналистки» - шпионки. Александру Михайловичу фильм не понравился ещё тем, что там «схематично и шаблонно показаны наши бывшие союзники - американцы». А я сказал, что, на мой взгляд, в картине были и талантливо снятые эпизоды:

- Вспомните, - убеждал я, - как в начале фильма группа эсэсовцев на катере, спасаясь от советских войск, пыталась уплыть по Эльбе. А через минуту мы увидели, как вдали по течению реки тот самый катер, подбитый советским снарядом, медленно тонет. Это, по-моему, удачный символ неминуемого краха фашистской Германии.

Александр Михайлович внимательно посмотрел на меня и молвил: - Ты, Изя, верно это заметил. Значит, у тебя есть зачатки критического ума. А его обязательно нужно развивать. Куда ты думаешь поступать после школы?

- Ещё не знаю. Ещё ведь есть время…

- Вот наш Лёня давно решил, что пойдёт только в юридический. С его знаниями, эрудицией, дикцией, да и ростом он видит себя не меньше, чем прокурором. (В классе он это тоже не скрывал). А ты, - продолжал он, - ведь, не хуже Лёни разбираешься в политике, любишь литературу, музыку, пишешь стихи. Поэтому после школы иди в литературный или театральный институт, чтобы стать критиком, - посоветовал Александр Михайлович. - Ты же читаешь газеты и знаешь, на каком уровне оказалась наша литературная и музыкальная критика? Многих «космополитов» разоблачили, уволили с работы, а некоторых даже арестовали. Стране будут нужны новые кадры...

- Но, ведь, ругают и арестовывают, в основном, евреев, - возразил я. - А режиссёра Михоэлса ...вообще убили…

- Никто его не убивал: он случайно попал под машину. А «космополитов» справедливо критикуют за ошибки. Ведь в Кремле и в правительстве  Каганович, пишут знаменитые Илья Эренбург и Самуил Маршак, играет Давид Ойстрах, в Большом театре поёт Марк Рейзен, чемпион мира по шахматам Михаил Ботвинник. И в политике, и в искусстве, и в науке эти евреи на высоте, и их никто не трогает…

Я не мог понять, на самом ли деле так думает отец Лёни или он старается в этот вечер, не омрачать ни мне, ни окружающим праздничного настроения. Мама и Лёня поддержали Александра Михайловича. Только Витя с нескрываемой иронией отнёсся к словам отца. Будущее показало, что именно он, двоечник, которого отчислили из школы и отправили познавать жизнь в ФЗО, оказался прав.

Мои родители просили меня долго не задерживаться в гостях. После чая с вишнёвым вареньем и мамиными пирожками, я поблагодарил хозяев за угощение, интересно проведенный новогодний вечер, пожелал всем счастливого Нового года, оделся и вышел во двор.

Идя домой по тихим, заснеженным улицам родного города, у меня не выходил из головы совет Александра Михайловича: готовиться быть литератором - критиком. Может быть, на самом деле, - думал я, - у меня это получится? Ведь уже была первая проба написания критического письма в «Правду Украины». И, пусть формальный, но всё же ответ из главной республиканской газеты… А учительница украинского языка и литературы Лина Моисеевна Шуба на весь класс сказала: «Помятайтэ, Трабськiй будэ украинськiм пысьмэнныком». Неужели это может сбыться?

Пришёл домой - гостей не застал. Мама и папа, бросились поздравлять с Новым годом. На столе новогодняя телеграмма от тёти Любы. После поздравлений и пожеланий она с дядей приглашает меня приехать к ним на зимние каникулы. Из радиоприёмника тенор трепещущим голосом пел арию из оперетты Кальмана «Сильва»: «Помнишь ли ты, как улыбалось нам счастье?» Глядя на моих родителей, я понимал, как тяжко им пришлось в жизни, но раз мы все после войны и пяти лет разрухи остались живы, мне показалось, что в эту ночь они почувствовали себя всё-таки чуть счастливее, и я надеялся, что в жизни найду своё место и счастье.