В ходе операции «Несокрушимая скала» в секторе Газы Израиль потерял убитыми 66 военнослужащих. 450 солдат и офицеров Армии Обороны Израиля получили ранения различных степеней тяжести. Двое из них скончались от ран на протяжении последующих недель, увеличив до 68 число погибших на защите Израиля от террористов. Кроме того, за 50 дней операции от ракетных обстрелов погибло 6 гражданских лиц и 80 были ранены.
Это сухая статистика. Но для народа, в традиции которого каждая человеческая жизнь - это целый мир, десятки погибших - это десятки трагедий, и мы переживаем гибель каждого как личную потерю. Однако, отпереживав, мы возвращаемся к своей жизни, к своим делам и проблемам, которых у каждого хватает. Постепенно стирается острота потери, притупляется боль.
У родителей, у молодых вдов с осиротевшими детьми она не притупляется - для них мир рухнул, и там, где еще вчера было счастье, осталась пустота, превращающаяся в бездонный колодец боли.
Родителям и женам тех, кто оказался в числе раненых, страдать некогда: они разрываются между больницей, где раненый нуждается в уходе и ласке любящих рук и глаз, домом, где, как правило, есть еще и другие дети, и работой, без которой не будет зарплаты.
Конечно, на первом месте - раненый. Иногда возле него сидят попеременно родители, по очереди беря отгулы на работе. Иногда их сменяют подруги, братья, сестры... Но что делать матери-одиночке, у которой тяжело ранен старший сын, и сменить ее некому? Что делать без зарплаты, чем платить за квартиру, за коммунальные услуги, чем кормить младших детей? Что если после двухнедельного сидения с раненым в больнице ей сообщают, что на работе ее не дождались и взяли на ее место другого человека?
Что делать двум безработным родителям, у которых как раз накануне ранения сына рухнул бизнес, арестован банковский счет, а в результате сидения в больнице пропала и та мизерная подработка, которую удалось перед этим найти? И могут ли они сказать мальчику о своем положении, если он просит купить ему телефон вместо пропавшего где-то там в Газе, а у них на это нет денег, и нет денег даже на более мелкие вещи?
Ну да, деньги - это всего лишь деньги. Уместно ли о них говорить рядом с родителями раненого в голову парня, лежащего в коме уже полтора месяца? Но отсутствие денег нередко превращает и без того мучительные ситуации в просто тупиковые. На какие деньги жить, если не уезжать из больницы совсем? А если уезжать, то на какие деньги покупать автобусные билеты или бензин, чтобы ехать иногда через всю страну домой?
Вопросов такого рода бесконечное множество. Они возникают неожиданно, ведь к таким ситуациям никто заранее не бывает готов. Инвалидные пособия, помощь министерства обороны ... все это будет потом ... но до этого нужно как-то дожить. И тем дороже становятся люди, которые неожиданно предлагают ответ, предлагают помощь.
Я уже писала на этих страницах, что в Америке на протяжении последних пятнадцати лет возникло немало групп небезразличных к чужому горю людей, которые собирают деньги на помощь раненым. Многих из них я знаю в лицо или, как минимум, по голосу в телефоне. Все они ожидают от меня имена раненых и рассказ о каждом, о его ранении, семье, душевном состоянии, финансовом положении, чтобы ответить на это личным чеком для каждого.
Собираемых ими денег, конечно, недостаточно, чтобы решить финансовые проблемы всех нуждающихся раненых. Но их чеки всегда приходят в тот самый момент, когда возникает очередная катастрофическая ситуация, и нечем заткнуть прореху в бюджете. Не помню случая, чтобы в ответ на сообщение о прибытии чека не прозвучало: «Ох, как это вовремя!»
Так было все последние 15 лет: нуждающихся всегда больше, чем денег. Но ситуация, возникшая с началом операции «Несокрушимая скала», явилась для меня полной неожиданностью. Что-то произошло с нашим народом в диаспоре, когда наши мальчики пошли в бой и начали падать, как подстреленные в полете птицы. Люди, которые никогда никакого участия не принимали в этой деятельности, начали буквально требовать информации: кому нужна помощь? кому послать деньги? мы уже собрали - сообщите, куда послать!!!
Правда, и такого числа раненых одновременно я раньше не припомню. В одном лишь госпитале Тель а-Шомер одновременно порядка сотни раненых, среди них многие еще в тяжелом состоянии, с ранениями в голову, с ожогами, с ампутированными конечностями. И лежат там ребята со всей страны - от Голанских высот до египетской границы. А ведь есть еще и другие больницы...
В этой ситуации денег, конечно, постоянная нехватка, потому что только в очень состоятельных семьях ранение сына не отражается на семейном бюджете, а таких немного.
Вот история, которая очень ярко показывает отклик, вызванный в сердцах русскоязычных евреев Америки последними событиями в Израиле.
В один из августовских дней в Бруклине состоялся благотворительный концерт в пользу раненых в Израиле. Организовавшая его Анна Гринберг, руководитель Нью-Джерсийского отделения Ассоциации евреев из бывшего СССР, программист по профессии, уже много лет таким способом собирает деньги для раненых: сама пишет песни, сама их исполняет, сама организует концерты, в которых наряду с ней участвуют и другие исполнители. Среди слушателей была Др. Наталья Долина, врач одной из больниц Нью-Йорка. После концерта, когда было объявлено о сборе пожертвований в пользу раненых израильских солдат, Наталья подошла к Ане, внесла какую-то сумму от своей семьи и заодно похвасталась, что через несколько дней летит в Израиль - навестить дочку.
Дочка у Наташи особая, мама не зря ею гордится. Кира - урожденная американка, родилась вскоре после приезда семьи из Москвы, когда у Наташи и Юры уже было двое сыновей. Подросшую девочку отдали в еврейскую школу, и она учила родителей и старших братьев, как быть евреями не только номинально. А кончив школу, объявила, что едет в Израиль - служить в ЦАХАЛе, защищать еврейское государство. Кира вся в маму: если она что-то решила - она это делает. Армейский срок Кира отслужила в одном из самых серьезных боевых подразделений - батальоне «Каракаль», охраняющем границу с Египтом. Окончила офицерские курсы, куда посылают самых лучших. Демобилизовавшись в чине капитана запаса израильской армии, вернулась к родителям, несколько месяцев промаялась и, наконец, заявила: «Не могу я тут жить - еду домой, в Израиль». Теперь она начинает учиться в Междисциплинарном Колледже в Герцлии, причем удостоилась - одна из немногих среди сотен отслуживших армейский срок соискателей - специальной стипендии, избавляющей ее от волнений об оплате учебы.
Вот эту дочку Наташа ехала навещать, и не преминула об этом сообщить. Ее спросили, не отвезет ли она чеки для раненых от Ассоциации евреев из бывшего СССР. С радостью согласившись, наутро Наташа рассказала об этом на работе. Прошел еще день, и неожиданно из одного отделения ей принесли 200 долларов пожертвований для раненых в Израиле, а потом и из другого еще 220 долларов. Вечером Наташа рассказала обо всем этом живущему в Чикаго отцу.
Отец Наташи, Моисей Штивельберг, пережил Холокост, подростком был в гетто, потерял часть семьи, чудом выжил, и за все перенесенные страдания получает компенсации от Германии. Как большинство людей, переживших голод и лишения, он денег на ветер не бросает, откладывая их на «черный день».
Но услышав рассказ дочери, он сказал: «Я думаю, что это самое правильное назначение для моих денег. Ты можешь выложить за меня 1,000 долларов для раненых? Я завтра высылаю тебе чек».
Благодаря Моисею, чеки накануне еврейского Нового года Рош а-Шана получили еще двое раненых солдат. Мне только жаль, что Моисей не мог видеть их глаз, когда я рассказала им эту историю.