Соединенные Штаты - страна, охваченная тревожностью. Это началось уже давно. Но беспокойство лишь усугубляется.

Давайте начистоту: вы тоже это чувствуете. Смутный туман тревожности, всегда таившийся на заднем плане, странное чувство, которое побуждает вас работать еще усерднее. Вы можете обнаружить его в лихорадочном стремлении сделать все возможное, чтобы защитить тех, кого вы любите, от бесконечного потока опасностей и угроз - и в стремлении не сводить глаз с друзей, знакомых и новостей в интернете, возможно, даже в ущерб сну, что мешает успокоиться или прогнать едва ощутимое ощущение ненормальности.

Еще в 20-х годах XIX века Алексис де Токвиль отметил беспокойство американцев в пору расцвета свободы – тогда они боялись, что им не хватит времени, чтобы насладиться всеми благами, которые они получили в мире свободы и изобилия. Во второй половине XIX века врачи начали диагностировать у пациентов тревожное состояние, которое они назвали неврастенией, приписываемое ими на счет ускоряющегося темпа жизни. В 40-х годах XX века поэт Уистен Хью Оден описал это время как «эпоху тревоги», и эта тема снова и снова повторялась в течение следующих десятилетий вплоть до настоящего времени.

Тем не менее, сегодняшнее беспокойство ощущается по-другому - более острым, вездесущим, более глубоко вплетенным в ткань нашей жизни.

По данным Национального института психического здоровья, около трети подростков и взрослых страдают от той или иной формы тревожного расстройства. Между тем, опрос, опубликованный в мае Американской ассоциацией психиатров, показал, что 39% респондентов считают себя более подверженными тревожности, чем год назад. Еще 39% говорят, что они в равной степени обеспокоены, и лишь 19% чувствуют себя менее встревоженными по сравнению с недавним прошлым.

Мы видим признаки вокруг нас - во все более строгих правилах, которые государственные школы применяют к нашим детям; в параллельном явлении родительской гиперопеки; в предупреждениях и безопасных зонах в студенческих городках (и за их пределами); во всплеске выписываемых по рецепту успокоительных. Вы даже можете услышать это на политических дебатах, где одна сторона обвиняет другую в выражении иррациональной тревоги по поводу того или иного социокультурного тренда.

Что стоит за всплеском тревоги? Потенциальных причин так много, что всех не перечислить. Американцы переживают те же головокружительные культурные перемены, которые были причиной эпидемии неврастении 150 лет назад, только в большей степени. Их сопровождает волнение по поводу хрупкости нашего экономического статуса - хрупкости, усиленной сочетанием повсеместного творческого разрушения капитализма с минимализмом системы безопасности, который мы предпочли сами.

И, конечно же, есть и технологическая составляющая, в особенности - чрезвычайно мощные коммуникационные технологии, пронизывающие нашу эпоху. Казалось бы, они будут лучшим лекарством от одиночества, но правдой оказалось как раз противоположное. Каждое сообщение, которое мы получаем, вызывает крошечный выброс допамина в нашем мозгу, к которому мы быстро привыкаем. Вскоре мы жаждем большего - и чувствуем сокрушительную потерю, когда нам больше не пишут.
Чувство, что Жан-Жак Руссо назвал «amour-propre» - тревожное стремление к одобрению от нашего окружения, наряду с тенденцией соответствовать чужим ожиданиям, - может стать невыносимым. Тревожность – форма страха, а политика, движимая страхом, может быть опасной. Отсюда и радикальные теории заговора правых, и крики: «Фашисты!» с другой стороны, оправдывающие насилие в качестве необходимой меры защиты.

Информационная служба 7days.us