Нас еще несло и кружило по волнам свободы... Но некоторые начали понимать: что-то готовится пойти не так.
Вроде бы и старым режимом особо не дорожил уже почти никто. Однако большинство из тех, к кому мы обращали свои продуманные речи, явно желало услышать совсем не такие слова, что могли хотя бы заронить мысль о неизбежном травмирующем падении и о том, как бы половчей подстелить соломки. Но исключительно то, что слушать было приятно.
Свой среди «своих»
Меня этот «момент истины» застиг ранней весной 1991 года. Тогда несколько заводил политического карнавала неформалов получили приглашение выступить с презентацией своих программ не где-нибудь, а перед слушателями Высшей партийной школы.
Бывший узник карательной психиатрии, ныне покойный Лев Убожко оказался неважным споуксменом, и его через пару минут буквально согнали с кафедры. Старательные разъяснения сопредседателя «новых кадетов» в моем лице, отчего буржуазная демократия рациональна и в конечном счете выгодна всем гражданам, аудитория подытожила вежливыми хлопками. Зато после трескучего, по обыкновению, спича Жириновского, где временами удавалось разобрать нечто о державном величии и сильной руке, бросающей стальные армады против всякой скверны, солидные мужчины столпились с вопросами в кулуарах, не сводя с оратора горящих — без преувеличения — глаз.
А через пару лет, после выборов в первую новую Думу, «Известия» опубликовали письмо читателя из Тулы:
Жириновский победил одной фразой, когда сказал несколько слов в защиту русского народа. Заступился во всеуслышание за русскую нацию не больше чем на словах, но эффект получился отменный. Я, простой русак, тоже голосовал за Жириновского и только за то, что он впервые сказал правду про русский народ.
Но на самом деле далеко не так наивен был «простой русак», а вполне себе на уме. Ибо дальше сообщал вот что:
Достаточно Жириновскому получить пост президента, и он тут же забудет о „своих русских“, которые его могут возвысить по своей природной слепоте и дурости.
Ну и как прикажете понимать? Думал человек одно, безукоризненно разумное — сотворил совсем другое, импульсивное до нелепости...
Вскоре после этого я отошел от политики. А былому соседу по горшкам в «политсадике» недавно вручили к 70-летию орден «За заслуги перед Отечеством» II степени. И еще воздвигли прижизненный памятник в столице, о котором глава комиссии Мосгордумы по монументальному искусству счел нужным сообщить, что, во-первых, ничего-то о законности этого мероприятия ему не известно, во-вторых, не мешало бы проверить изваяние на предмет художественной ценности.
Продавцы дождя и пепла
Вот как раз эта ценность, на мой взгляд, абсолютно несомненна: Жириновский весь — сплошное художество, не только в бронзе. Да и заслуги свежего кавалера «второстепенны» не потому, что до полноты наградного комплекта ему осталось дожидаться положенные по правилам пять лет (дай бог здоровья).
Если бы Жириновского не было, — заявил по случаю того же славного юбилея знаток перевоплощений Никита Михалков, — его надо было бы выдумать.
Ну так в СССР никакого Жириновского в самом деле «не было», ибо в той стране его попросту быть не могло.
А вся как есть головокружительная карьера Владимира Вольфовича вполне может оказаться плодом литературного воображения. Причем в такой версии первооснову хитрой выдумки заложил иностранный беллетрист. Да еще американец!
Минувшим летом неожиданно удивило новое прочтение случайно попавшейся книжки Стивена Кинга. «Мертвая зона» впервые вышла по-русски в 1984 году. Описанные в ней реалии были вполне внятны советским гражданам той эпохи. Но с собственным житьем-бытьем, разумеется, не связывались никак.
...Дотации городской библиотеке сократились с одиннадцати с половиной тысяч до восьми, а там и до шести с половиной тысяч. В то же время на нужды муниципальной полиции было отпущено средств на сорок процентов больше обычного. Прибавилось три патрульных машины, расширился ассортимент орудий усмирения недовольных. Разбухали штаты местной полиции... урезаны на тридцать пять процентов расходы на здравоохранение.
Но окончательно сразил вот этот пассаж.
— Третий лозунг! — ревел Стилсон. — Мы запустим все эти выхлопные газы в космос! Соберем их в пластиковые пакеты, в кожаные мешки! И запулим их на Марс, на Юпитер, на кольца Сатурна! У нас будет чистый воздух, у нас будет чистая вода, и все это у нас будет через полгода!
...Продавец дождя, — повторил Джонни в растерянности.
— О, это один из гвоздей его предвыборной программы, — заметил Роджер. — Если мы его изберем, у нас с дождем не будет никаких проблем.
Здесь мастер хоррора пародирует, судя по всему, не столько известных в его стране политиков-демагогов (один их которых решил заявить о себе как раз в последнее время), сколько футурологическую «классику» середины прошлого века. Но если в цитате заменить далекие планеты Солнечной системы соседними государствами, то выйдет на удивление точный парафраз речей Жириновского из начала 90-х:
Мы расставим вдоль границ прибалтийских республик тысячи контейнеров с радиоактивными веществами и мощные вентиляторы, и будем дуть на их территории радиоактивный воздух... В пограничной зоне Смоленской области начну копать ядерные отходы, и вы, литовцы, будете умирать от болезней и радиации!
(Принципиальной разницы в высказанном целеполагании — «добро для своих или зло всем вокруг» — не касаюсь намеренно: такие бездны национальных характеров — тема не по формату журнальной статьи.)
Впрочем, дешевая водка «имени Жириновского» и призывы легализовать многоженство взамен протестантского ригоризма и халявных хот-догов Грега Стилсона — также явная дань местной специфике в практически идентичном наборе лозунгов.
От рассвета до заката
Жириновского, точь-в-точь как этого персонажа, долгое время считали клоуном, чей единственный интерес — громоздить популярность самого дешевого разбора, эпатируя почтеннейшую публику.
Не сразу удалось понять, сколь далек Владимир Вольфович от остальной политизированной братии, кого скопом причислили к противникам демократии, и в чем природа его отличий.
Вероятно, раньше множества других это осознал профессор Александр Янов, самый опытный из исследователей феномена, который он, кажется, до сих пор называет «русским национализмом» (насколько точно и оправданно — здесь опять же не обсуждаю). Еще в начале 90-х этот историк подметил в книге «После Ельцина»:
Похоже, что Владимир Вольфович — единственный из нынешних российских политиков, кто действует не вслепую. Он точно знает, из кого состоит его массовая политическая база, и сознательно строит свою стратегию в расчете на нее.
Вот именно. Провозгласив себя единожды «либерал-демократом», Жириновский никогда не исповедовал мало-мальски стройную систему идей и ценностей, ни разу не зацикливался на тех или иных основополагающих «измах». С одинаковой непринужденностью он хватался за любые политические тренды, пока те были массовой модой, и так же легко их отбрасывал буквально на следующий день. Более или менее устойчивым оставался лишь антикоммунистический пафос — постольку, поскольку на партийном рынке КПРФ была единственным сильным конкурентом.
От октябрьского мятежа Владимир Вольфович отмежевался, точно угадав, по какую сторону власть — «настоящая». В дальнейшем играл лишь на ее поле, оказав немало весомых услуг Кремлю... и себя не забыв, разумеется.
Вчерашний шпион-неудачник, унылый консультант издательской конторы — откуда он выкатился таким разумником? Не с того же, надо полагать, что папа был юрист.
Грег Вольфович Путин
Казалось бы, тайна здесь в чем? Жириновский ведь даже не пригебленный ассоциат типа Эдички Лимонова, но чистейшей воды креатура Лубянки, и это давно ни для кого не секрет. Взять хоть то, что Либерально-демократическая партия Советского Союза первой из всех получила официальную регистрацию и в таком статусе оставалась единственной пару месяцев, вплоть до ликвидации СССР.
И, как мне видится с некоторых пор, публичный имидж г-на Ж. был на первых порах, что называется, от и до выстроен профессиональными психологами, продуманно делавшими ставку на некоммунистический авторитаризм в одежках постмодерна. Не обязательно с невольной подсказки одного только Стивена Кинга: сюжеты о выскочке «из ниоткуда», захватившем власть в свободной стране и строящем фашизоидную диктатуру, весьма популярны в либеральных обществах.
Пускай Владимир Вольфович и сам, сдается, начитан немало. Однако и по личным воспоминаниям 25-летней давности, и по свежей юбилейной ремарке киноведа Юрия Богомолова:
Как актер [Жириновский] человек совершенно безнадежный. При поступлении в творческий вуз его бы в первом же туре отшили. Из лицедейских даров у него — один: он не стесняется выглядеть припадочным идиотом.
Это, впрочем, всё азы; а вот дальше начинается самое интересное.
Историк Янов в упомянутой книге рассматривал ряд сценариев захвата власти «русскими националистами». Большинство из десятка вариантов предполагало массовые беспорядки и насильственную смену прежнего режима хунтой. Лишь два последних, маргинальные по всей очевидности, описывают «революцию сверху».
Глава государства уходит со сцены (по естественным или любым другим причинам). Тот, кто его заменяет, покровительствует реваншистской оппозиции... Законно избранный и популярный президент... устанавливает режим личной власти, опирающийся не только на военную силу, но и на популистскую националистическую символику.
Именно этот компаунд и оказался реализован в действительности. После чего Кремль, само собой, со всей аккуратностью начал дистанцироваться от митинговых витий любого толка. Наиболее практичные или самые беспринципные из них поспешили влиться в мейнстрим. Жириновский — в первых рядах.
Скоро выяснилось, однако, что в мировом истеблишменте Путина не ждут. Чего он со своим корпусом «знатоков», похоже, так и не сумел постичь, — афронт приключился вовсе не из-за либерального снобизма по отношению к нему лично, даже не из-за фанаберий внутренней политики: мог бы вполне оставаться, подобно сонму других диктаторов, в роли «нашего сукина сына». Но лишь потому, что возглавленное им государство принялось с ходу лезть не в свои сани, требуя себе почестей не по заслуженному чину. Короче, kein Platz für wilde Tiere (заголовок одной из популярных книг немецкого натуралиста Бернгарда Гржимека).
Тогда-то, судя по всему, лубянские мудрецы и пустили в ход протокол «Жирик 2.0. — Главнокомандующий». С бросками на юг и радиоактивным пеплом. По сути, третье издание литературного типажа, когда-то бывшего несусветной экзотикой для русского восприятия.
Сегодня, по меткой формуле социолога Игоря Эйдмана,
Они хотят создать такой мир, где президенты Путин, Трамп, Марин Ле Пен и канцлер Фрауке Петри договаривались бы с китайскими руководителями о разделе нашей планеты на сферы влияния.
Если вспомнить ранние опыты дискурса Владимира-первого, — «большой смысл» совпадет практически один к одному.
Это и есть их идеал «державного суверенитета» с «динамичным развитием» — безнадежно вторичная калька с полукарикатурной выдумки романиста.
* * *
Напоследок ряд, как любят подытоживать свои труды составители Википедии, интересных фактов.
Грегу Стилсону в романе было 43 года, когда неожиданно началось его восхождение в большую политику. Столько же лет исполнилось Жириновскому в 1989-м.
В этом возрасте Путин был, как убеждены многие расследователи его биографии, ничем не выдающимся бюджетным мошенником. Но уже в следующем году он провалит порученную задачу — обеспечить переизбрание мэра, а дальше вылет из питерской властной команды послужит ему трамплином в федеральные верхи.
Стилсон с определенного момента появляется в окружении байкеров самого криминального пошиба — ход, как можно понять из текста, далеко не типичный для тамошних политиков.
И наконец...
Любой чего-нибудь стоящий литератор хорошо понимает, что значит «вжиться в образ». Главный положительный герой «Мертвой зоны», антагонист Стилсона, получив в детстве и молодости пару тяжелых травм, обретает дар видения будущего. Очень похоже, что эта участь в какой-то мере не миновала самого Стивена Кинга (хотя он свою автокатастрофу пережил много позже).
Стилсон лишился надежд на президентство, когда при попытке покушения стал прятаться за ребенка. Напоминать цитату о вежливых людях за детскими спинами, думаю, нет нужды. Но опять же — в итоге «у них» и у нас пока что две большие разницы...
А одежка того мальчика, сыгравшая важную роль в тексте (герой сперва видит ее во сне и лишь потом решается действовать) была желто-голубая.
Совсем как национальный флаг Украины.
Михаил Глобачев
