С бывшем ленинградцем, фронтовиком Леонардом Поляком я познакомился четырнадцать лет тому назад в «Circle of Friends» («Клубе друзей») при детройтской синагоге Beth Shalom, где до сих пор регулярно по воскресеньям встречаются русскоязычные иммигранты с американскими евреями. На той встрече ветеран поделился с членами клуба интереснейшими воспоминаниями о почти двухвековой (!) солдатской службе мужчин-евреев его семьи. Когда Леонард окончил свой рассказ, я поблагодарил его и, прощаясь, счёл уместным спросить о тогда нашумевшей книге Александра Солженицына «Двести лет вместе». «Слышал, - ответил, как отрезал, - но не читал, и читать не собираюсь». Я согласился с ветераном: ведь этот мерзостный двухтомник, на все лады перепевающий тему уклонения евреев от воинской повинности и участия солдат-евреев в боях, всецело опровергался жизнью трёх поколений семьи моего собеседника. Рассказ Леонарда Поляка меня, тогда нештатного корреспондента нью-йоркской газеты «Форвертс», буквально поразил. И я не замедлил мои впечатления об услышанном напечатать на машинке и отправить редактору газеты Леониду Школьнику. Вскоре эта статья была напечатана. За прошедшие годы мы часто встречались с Леонардом на почве его многолетнего активного участия в работе Совета Ассоциации евреев-ветеранов Второй мировой войны Большого Детройта. Прошли годы. И вот недавно по любезному приглашению Леонарда и его супруги Матильды я зашёл к ним в просторную квартиру на первом этаже двухэтажного дома, расположенного в детройтском Civic Center.
Начиная нашу беседу за рюмкой «Смирновской» водки, я спросил у нисколько не постаревшего ветерана:
-У замечательного поэта Юрия Левитанского есть такие строки: «Я не участвую в войне, она участвует во мне». Неужели вы, в свои почти 90 лет, не только помните до мелочей, как сами воевали, но и пытаетесь сохранить в своей памяти и передать детям, внукам и правнукам, как воевали в Российской армии ваши предки?
- Поверь, Исаак, - ответил он,- моя война и сегодня не даёт мне спокойно спать. А передать то, что я, несмотря на войну, сталинский, хрущёвский, брежневские режимы и эмиграцию в Америку, смог сохранить и передать молодёжи, считаю своим еврейским и гражданским долгом. Но честно признаюсь: мои родные дети и американские внуки, к большому сожалению, не проявляют интереса к их предкам. Не понимаю почему. Может быть, потому что у меня лишь дочери и двое внучек...
Я включил диктофон, а Леонард Поляк, разложив передо мной на столе альбомы с многими пожелтевшими документами и старыми, выцветшими фотографиями, начал тихо, с волнением рассказывать о своей родословной:
«Наш семейный архив, хранит такую историю. Мой дед, Поляк Моисей Аронович, родился в 1820 году, в бедном еврейском местечке черты оседлости. Сироту забрали в кантонисты согласно царскому «Закону 1827 года о воинской повинности для евреев», который предписывал с 8 лет призывать еврейских мальчиков в кантонисты. (Следует заметить, что срок военной службы для них засчитывался лишь с ...18 лет). И он мужественно прослужил солдатом-евреем в русской армии двадцать пять, а если засчитать десять лет пребывания в кантонистах, то все 35 лет! А в отставку мой дед вышел в звании унтер-офицера, что дало ему право обосноваться в Великом Новгороде и заняться там торговлей. И преуспел торговать и помогать бедным так, что Купеческая гильдия «за полезную деятельность на поприще Отечества» присвоила ему статус «Купца второй гильдии». Только в возрасте около семидесяти лет Моисей Аронович впервые женился на молодой девушке, которая родила ему четверых детей. Самый младший из них, Симон, мой будущий отец, родился в 1894 году. Но через год после его рождения мой дед Моисей умер, а над его семьёй купеческая гильдия назначила опеку в лице купца Соломона Перца. Моя бабушка вышла замуж за опекуна. Когда в 1910 году она умерла, вся большая семья Соломона, кроме шестнадцатилетнего Симона, уехала в Америку. Симону же - сыну унтер-офицера - разрешили поселиться в Петербурге. Когда началась Первая мировая война, которую официальная российская печать тогда назвала «Второй Отечественной» (вслед за Отечественной войной 1812 года), мой будущий отец Симон был призван в солдаты и отправлен на фронт. Вместе с двумястами тысячами единоверцами-еврееями он с «трёхлинейкой» и штыком защищал «царя и Отечество». Раненым попал в немецкий плен, но когда там узнал, что в России произошла революция, бежал в Петроград. В революционном Петрограде, моего будущего отца в 1918 год вновь ставят «под ружьё» - теперь уже в Красную Армию.
Моя мама, Вера Янкелевна, родилась в 1900 году в Новгороде и выросла в состоятельной семье, также бывшего солдата, ставшего петербургским ювелиром, Якова Карловича Пановко. Он владел магазином и мастерской на углу Садовой и Вознесенского проспекта. А я родился в год смерти Ленина, но ни в юном, ни в зрелом возрасте ленинцем так и не стал. А почему?- спросите вы: с моих самых малых лет моего второго деда Якова на моих же глазах начали «трясти» большевики, угрожали, арестовывали, даже пытали, требуя золото, драгоценности, деньги, что и ускорило его преждевременную смерть... Тогда, в раннем детстве, я получил самую сильную «прививку» от большевизма и коммунизма.
Когда началась Отечественная война и враг подошёл к Ленинграду, мой отец, Симон Моисеевич Поляк, который солдатом под пулями прошёл Первую мировую и Гражданскую войны, ушел в народное ополчение и в августе 1941 года геройски погиб. А я, его сын, пошел работать электромонтёром на судостроительный завод имени Марти, где уже пять лет трудилась моя мама. Во время страшной ленинградской блокады почти все наши родственники умерли от голода. Маме и мне пришлось на санках отвозить их трупы на сборный пункт. Только благодаря нашей с мамой работе (трёхсотграммовым хлебным карточкам и нищенской зарплате), а также дровам, которые припас отец перед уходом на фронт, мы втроём с бабушкой и мамой остались живы.
В августе сорок второго года в блокадном Ленинграде меня призвали в армию и направили в Ленинградскую военную школу по подготовке радиоспециалистов, которая в то время размещалась в здании эвакуированного Военного училища связи на Суворовском проспекте. Летом 1943 года, перед выпуском нас, курсантов, по одному начали вызывать к начальству школы, где заседала комиссия из штаба партизанского движения Ленинградского фронта: набирали радиоспециалистов для заброски в партизанские отряды... Со мной в одном взводе служили курсанты Володя Лев, Борис Фельдман и Борис Гуревич. Члену комиссии мы предъявили свои «Красноармейские книжки», где была указана национальность. Он поглядел, и никого из нас в партизаны не отобрал. Почему?- об этом я тогда не задумывался. Только много лет спустя я узнал, как оценивал евреев «дорогой товарищ Сталин», и о прямом указании ЦК партии «евреев в партизаны не брать».
- Так что, наконец, вам, считай, привалило «еврейское счастье!» - не утерпев смолчать, я прервал Леонарда...
-Да, ты, Исаак, прав. О судьбе тех курсантов нашей школы, которых направили в партизаны, я услышал через много лет 9 мая, в День Победы на одной из традиционных встреч связистов Ленинградского и Волховского фронтов. Там я встретил бывшего русского парня-«однокашника», который был отобран в партизаны, но перед отправкой серьёзно заболел, и его оставили при штабе. Он рассказал, что ни один из наших курсантов, отправленных в тыл к немцам, обратно не вернулся. А одна из десантируемых групп была расстреляна фашистами прямо в воздухе.
После прорыва блокады я был направлен на передовую, в батарею управления Командующего артиллерией 8 армии Ленинградского фронта, где вместе с товарищами обеспечивал непрерывную радиосвязь. Я принимал участие в освобождении от оккупантов острова Эзель. А летом 1944 года на нарвском плацдарме меня, ефрейтора, контузило. День Победы встретил в Таллинне, а с апреля 1946 года я заболел туберкулёзом и по этой причине был демобилизован..
В 1952 году, в самый разгул сталинско-бериевского антисемитизма, я окончил Ленинградский институт точной механики и оптики. Всех выпускников-евреев распределили в самые дальние «дыры» нашей необъятной родины, а мне как инвалиду второй группы, к тому же перенесшему туберкулёз лёгких, повезло: оставили в своём городе мастером участка на заводе «Буревестник». Затем треть века проработал инженером на заводе «Северный пресс». А в 1993 году с женой и двумя дочерьми уехал в Америку.
В нью-йоркском аэропорту имени Кеннеди нас радушно встретили мои двоюродные сёстры, престарелые Рита Сиерс и Мэй Масс, которые родились еще в начале века в «новом свете», и их, естественно, никогда раньше я не мог видеть. Трудно описать то счастье, которое мы ощутили от этой встречи, а позже от приёма в Детройте. Уже давно я гражданин Америки. Но до сих пор горжусь тем, что я, как и мои предки, несмотря на то, что мы жили в стране, где насильно гнали еврейских мальчиков солдатами на войну, устраивали еврейские погромы, сжигали синагоги, выдавали евреев фашистам, клеветали, расстреливали, гноили в тюрьмах и лагерях, не давали свободно дышать и работать, я честно служил Родине. Вот такая непростая история моей семьи».
Замечательному человеку, ветерану войны с фашизмом, Леонарду Поляку, бережно хранящему за океаном память о ратных делах своих предков, 28 октября 2014 года исполняется девяносто лет. От всей души я поздравляю его с этим великолепным юбилеем и желаю встретить его вместе с большой дружной семьёй и друзьями в здравии и бодрости, а вслед за ним - великий праздник 70-летия ПОБЕДЫ! Живите долго в бодрости и радости, дорогой солдат!
