Предсказуемые победы не нуждаются в объяснениях. У непредсказуемых поражений объяснений очень много. Именно поэтому давайте пойдем чуть дальше в обсуждении политических новостей из США, чем принято в последние дни, и предложим для триумфа Дональда Трампа немного другую оптику.
Почти все мои американские — и многие российские — друзья поражены победой Трампа и ожидают начала эпохи бедствий. Кто-то — в российском сегменте «Фейсбука», не американском, — начал «отфренживать» тех, кто отзывается о Трампе хорошо. В качестве дисклеймера напишу, что я разделяю многие их опасения и не испытываю симпатий к личности избранного президента. Однако отвлечемся от личности.
Расскажу-ка я вам одну историю.
Однажды выборы президента США привели к власти человека, никак не связанного с традиционной политической элитой. Его оппонент происходил из семьи, уже давшей Америке одного президента и считавшей свое право на Белый дом очевидным.
Элита развернула против кандидата довольно грязную кампанию. Он был женат на разведенной женщине (оппоненты уверяли, что кандидат женился на ней еще до ее развода), его жена курила трубку, его собственные манеры не вписывались в принятые в правящей среде — все это стало предметом смакования прессы.
Противники кандидата предрекали конец демократии в США, а сторонники в день объявления результатов выборов собрались в Вашингтоне огромной толпой и буквально разнесли Белый дом (поломали там всю мебель и разбили светильники; действующий президент сбежал через заднюю дверь). После этого ожидания консерваторов от нового избранника приобрели апокалиптические формы. И в самом деле, у нового президента, который изначально конфликтовал с элитой, не сложились отношения с оппозиционным ему конгрессом, и он множество раз налагал вето на принятые законы (использовав это право больше, чем все предшествующие президенты вместе взятые), за что получил от оппозиции нелестное в республике прозвище «Король».
Выборы, о которых я пишу, произошли в 1828 году, а президента звали Эндрю Джексон (его портрет еще можно увидеть на двадцатидолларовой банкноте, пока его не заменили на портрет афроамериканской аболиционистки Гарриет Табмен — решение об этом принято в текущем году).
С исторической высоты мы видим, что Эндрю Джексон вовсе не похоронил демократию в США; напротив, период его президентства получил название «джексоновская демократия». Это было время расширения участия в политических процессах для огромных слоев населения, ранее не имевших влияния на принятие решений в Вашингтоне. Именно за восемь лет его президентства демократия участия победила аристократический концепт республики.
Вполне вероятно, что Трамп сыграет в истории Америки похожую роль. Дело не в нем самом — во всех нелестных отзывах о его поведении и взглядах есть значительная доля правды. Дело в том, что он теперь представляет то самое новое большинство, которое обеспечило его избрание, и будет, по всей видимости, опираться на эту демократию, чтобы уравновесить враждебно настроенную старую элиту.
На результаты выборов в США можно посмотреть и под таким углом зрения: нынешняя элита незаметно для себя окуклилась и почти что превратилась в наследственную; семьи Бушей и Клинтонов — лишь видимая вершина этого айсберга элитной политики. Такое бывало и в прошлом — и приводило к «революциям» и победе на выборах аутсайдера, опиравшегося на поддержку возмущенных и отчужденных от политики масс.
В каком-то смысле американская демократия забыла об избирателях; знающие, «как правильно», правящие элиты проводили радикальные по американским меркам реформы, затрагивающие как символическую идентификацию американцев, так и их экономические интересы. В этом смысле оказалось, что американские правящие круги недалеко ушли от своих российских партнеров, считающих, что реформы важнее демократии и что народу нельзя давать слово — якобы в этом случае к власти придут фашисты.
Именно этим отчуждением элиты обязан своей популярностью на демократических праймериз Берни Сандерс. Неясно, мог ли Сандерс стать символом бунта масс против истеблишмента — тогда тот приобрел бы не правую, а левую идеологическую окраску, — но бунт явно назревал.
Победа Трампа уже встряхнула американское общество, и теперь миру предстоит увидеть, будет ли его президентство обновлением американской демократии. Вполне вероятно, что США станут менее либеральной страной — но при этом более демократической. Очевидно уже, что перемены ждут обе ведущие партии и их систему отношений с избирателями, организацию праймериз, других каналов обратной связи.
Идеологически российской оппозиции может быть близка американская элита, и это мешает увидеть революционный потенциал отказа американских избирателей от навязываемых ценностей и повестки дня.
Наше восприятие Трампа скорректировано его явным антиинтеллектуализмом и неприятием его личности американской интеллигенцией; российский пишущий класс связан и ориентирован на эту часть американского общества, что вполне понятно. Но зашкаливающие эмоции (а они зашкалили не только в Америке, но и почему-то в России) мешают объективному взгляду.
Трамп — вовсе не «американский Путин» и не «американский Жириновский». В российской политике пока нет аналогичного персонажа — наша политическая элита слишком тщательно контролирует сцену, чтобы пустить на нее такого человека. Но Трамп олицетворяет революцию, а не контрреволюцию, и этим он радикально противоположен тем, с кем его сравнивают.
Как это повлияет на внешнюю политику США? Ответить на этот вопрос пока трудно; мировые проблемы не стоят на повестке дня американских избирателей. Но пример «опрокидывания прогнозов» и победы над «элитой», утратившей доверие народа, может оказаться весьма привлекательным. Это не «экспорт революции», в котором обвиняли предшествующие американские администрации, это пример «опрокидывающих выборов» — и гораздо более сильное средство повлиять на умы по всему миру.
Иван Курилла
