Главный вопрос сегодня в России один: будет ли гвардия стрелять в народ?
Неважно, сколько людей об этом думает. Большинство, возможно, думают про зарплату, погоду, здоровье, экзамены. Но главный вопрос от этого не меняется, не исчезает. Даже если об этом думают всего несколько человек, он остаётся главным, если эти несколько вправе принимать решение.
Мы, люди, устроены так: в голове у нас вертится то, о чём нам только что сказали. Скажут про Медведева — вертится вопрос: отправят ли в отставку премьер-министра? Скажут про Навального — думаем про Навального: посадят ли, допустят ли к выборам? Скажут про США и Северную Корею — думаем: будет ли ядерная война…
Ураган «новостей», ураган безумных сообщений заставляет людей думать о чём попало. Точнее: не думать, а реагировать. Потому что думать с такой скоростью о таком количестве разных проблем человек не может. Он просто орёт всякую чушь с вытаращенными глазами. Включите телевизор и вы увидите, как это делается; увидите, во что превращается человек.
Если бы белка в колесе умела разговаривать, она не мчалась бы в никуда молча (в никуда — поскольку колесо, в котором она стремительно бежит, не катится в светлое белкино будущее). Она мчалась бы и орала во всю глотку: «Вперёд!»
***
В России есть несколько сил: армия, гвардия, Рамзан, ФСБ… Есть ещё и граждане: активные и пассивные.
О пассивных не говорим; они не считаются, хотя их десятки миллионов. Сидят на диване и будут сидеть.
Смогут ли что-либо сделать активные? Их, возможно, сотни тысяч, максимум миллиона два-три. Но до каких пределов простирается их активность? Выйти на митинг, положим, готов миллион — 1% взрослого населения. Выйти на несогласованный митинг, положим, готовы 100 тысяч — 0,1% взрослых. (Это меньше статистической погрешности; в день выборов такое число вообще ничего не значит.)
Выйти против гвардии? Это зависит ещё и от того, будут ли люди уверены, что гвардия не станет стрелять в народ. Но сколько останется «готовых на подвиг», если будет уверенность, что гвардия начнёт стрелять на поражение?
***
Кто-то, может, думает, что он герой, готовый на всё. Но если у него есть родители, жена, дети, если они повиснут на нём: «Папочка, не ходи! Сынок, умоляю, останься дома!» — пойдёт ли он?
Если на гвардейце повиснут родители, жена, дети: «Коля, неужели ты будешь стрелять в людей?!» — будет ли стрелять? Известны случаи, когда вооружённые люди отказывались исполнять приказ. И ничего им за это не было. Конечно, если откажется один, его посадят, а в военное время могут расстрелять. Но если откажутся все, то расстреливать их уже некому. Тут уже надо спасаться тому, кто отдавал приказ.
Это сложная проблема: видит ли гвардеец сквозь прорезь своего шлема, что перед ним — его народ? Воспринимает ли он свою мишень как своего родного брата, свою сестру?
Во избежание таких тяжёлых моральных мучений гвардию цинично обучают: эти, которые идут толпой, — враги родины, продажные твари… Но ещё проще, когда ничего объяснять не надо, и даже врать не надо. Если, например, гвардия белая, а толпа — чёрные, то всё пойдёт само собой (как и шло кое-где сто и двести лет назад). Если гвардия — казаки, а бунтовщики — студенты, то для казаков, привезённых с юга России, все студенты Петербурга были не просто чужими, а бунтовщиками, отвратительными выродками. Если сегодня с юга России, точнее с Северного Кавказа, доставить в Москву гвардию Рамзана, они лихо и с удовольствием растерзают протестующих москвичей, ибо перед глазами этих гвардейцев будут не граждане, которые что-то там по Конституции, а подонки, шайтаны, заслуживающие смерти.
***
А у нас рассуждают: перенесут ли выборы с 26 марта на 18 марта? «Ах, как это невероятно важно».
Граждане, к переносу выборов и другим изменениям закона вы обязаны были уже привыкнуть. Власть замучилась вас учить. В сентябре 1993 Ельцин обещал пойти на выборы через три месяца, а пошёл через три года. Потом выборы с июня 2000 года перенесли на март. В 2008-м президентом сделали Медведева и он немедленно увеличил президентский срок в полтора раза — зная, что не для себя. Теперь двигаем выборы совсем немножко — к дню присоединения Крыма. А думские уже передвинуты с декабря на сентябрь, чтобы вся избирательная кампания прошла летом, когда состоятельные купаются в море, а другие ковыряются в огороде.
Разговор о выборах имеет мало смысла. Разговор о дате выборов не имеет смысла вообще. Эта тема годится разве что для болтовни в теле— радиоэфире. День выборов не имеет значения. Когда бы они ни состоялись, они пройдут по накатанной колее. Эту колею накатали автобусы, которые годами возят обученный народ с одного участка на другой, а потом на Поклонную.
***
…«Когда говорят пушки, музы молчат» — известный афоризм, но миллионнократное повторение не сделало его истиной. Когда говорят пушки, музы не молчат, их просто не слышно за грохотом орудий. Когда рвутся томагавки и орут телевизоры, человеческие разговоры становятся не слышны. Люди пытаются спросить про цены, про ЖКХ. Но даже если их услышат, в ответ звучит: «У вас совести нету! Вы что — спятили? Какие протесты?! Вам русским языком говорят: у нас почти война! почти с Америкой! У нас террор, а вы нам про «Платон»?!»
А настоящие пушки остужают ещё гораздо лучше, чем пушки из старых афоризмов. Если бы за два дня до марша (так взбаламутившего общество и так напугавшего Кремль), если б за два дня на Тверской были поставлены пушки и объявлено, что будут стрелять картечью, то пришло бы несколько сумасшедших. И можно было бы торжествующе сказать: видите, их ничтожно мало; а во-вторых, это сумасшедшие.
…Не так уж давно Кремль получил наглядный урок. На Украине не стали открыто стрелять в протестующих (прячущиеся снайперы не в счёт) — ну и где теперь «законно избранный» Янукович? Не важно, что это он со своими друзьями немыслимым воровством довёл Украину до Майдана. Такие простые и уже далёкие причины наши начальники всерьёз учитывать не хотят да и не могут. В их памяти огнём горит главное: власть не стала стрелять, и её не стало.
Александр Минкин
Источник: Эхо Москвы
