В пять утра поезд прибыл в Полтаву на Киевский вокзал. Пассажиры, сошедшие с поезда, собрались у остановки автобуса. Однако в такую рань никакого транспорта, кроме одной «эмки», встречавшей киевское начальство, не было. Свежесть раннего летнего утра, приятный запах цветущих лип предвещали ясный солнечный день. Не надеясь на автобус, я налегке с чемоданчиком отправился домой пешком. На тихих улицах ни прохожих, ни машин. Через полчаса я был дома. Родители ожидали моего приезда. Объятья, поцелуи, вопросы: «Как поживает тётя Люба, видел ли Веру Марковну, как понравился Киев?» На примусе уже кипел чайник. Во время завтрака папа показал мне серенький листок и сказал: «Это твоя путевка в пионерлагерь. Там свежий воздух, речка, дисциплина. Да и с кормежкой, обещали, будет лучше, чем дома...». Что такое пионерлагерь, я знал еще по Фрунзе. Но тот был городской и дневной, а этот на три недели...

С утра побежал в детскую поликлинику. Сдал анализы, а на следующее утро получил справку, что здоров. Мама наскоро собрала мой, обитый клеенкой, чемоданчик. Кроме маек, трусиков и туалетных принадлежностей положила туда и мою любимую книгу Фраермана «Дикая собака Динго, или повесть о первой любви», повязала мне на шею пионерский галстук, и мы вышли из дома.

От Киевского вокзала двинулись по большаку - Зиньковской дороге. Той самой, по которой до войны в кузове грузовика я с родителями ехал на Шведскую могилу, на юбилей победы русской армии над шведами. По обе стороны пыльной дороги под лучами солнца переливались зеленые побеги пшеницы.

Солнце уже было в зените, когда мы, усталые и вспотевшие, дошли до ворот школы, где располагался пионерлагерь. На стене мрачного кирпичного двухэтажного здания висел лозунг «Добро пожаловать!» Вошли. В коридоре за столом сидела высокая красивая девушка. Она представилась: «Старшая пионервожатая Оксана». Мама отдала ей путевку и справку. Девушка спросила, чем я увлекаюсь. Мама ответила, что я учусь играть на аккордеоне. «Добре, - сказала Оксана, - у нас есть аккордеон. Поможешь организовать самодеятельность». Меня определили в четвертый «мальчиковый» отряд. Дежурный пионер отвел в класс, превращенный в спальню, и показал застеленную кровать. Свой чемоданчик я забросил под кровать. Так как мама спешила домой, вывела меня во двор, отвела в сторонку, наказала мне хорошо себя вести, а чтобы никто не видел, дала «на мелкие расходы» десять рублей, поцеловала и ... ушла.

Когда прозвучал сигнал горна «на обед», я разыскал свой отряд. Рябой вожатый Коля после переклички строем повёл нас к дощатым столам, установленным в тени акаций. Начальник пионерлагеря в офицерском кителе без погон, Оксана и толстая повариха в белом фартуке поздравили нас с началом пионерского лета, пожелали приятного аппетита и хорошего отдыха. Мы сели на длинные деревянные скамейки. Перед каждым лежала алюминиевая миска и ложка, а в отдалении - бачки с первым и вторым блюдом. Вожатый Коля, раздав по два куска серого хлеба, налил в алюминиевые миски пшенный суп, в котором плавали кусочки сала и сушеной картошки. Я, голодный, быстро управился с вкусным супом и стал ждать, когда его доедят соседи. Но они не торопились: болтая, вылавливали в миске и выбрасывали на пол сало. Наверное, подумал я, их папы и мамы, работавшие в обкоме, горкоме, райкомах, разными начальниками, их отпрысков уже успели «подкормить». Поэтому они так «кушали» обед. Мои же родители, уверен, заботились обо мне не меньше, но после раннего завтрака в нашем доме ничего съестного не осталось. На второе была гречневая каша с мясными консервами, украшенными кружочками зеленого лука. Праздничный обед завершился компотом из сушёных яблок и груш. Этот первый обед я так подробно описал, потому что последующие обеды, после которых всегда хотелось еще поесть, мне очень понравился.

А вообще-то, кормили нас четыре раза в день. После обязательной утренней физзарядки, которую я сопровождал игрой на аккордеоне, и пионерской линейки с подъемом флага, на завтрак давали молочную кашу, хлеб и чай. На обед - жидкий суп или борщ, кашу с салом или с консервами и компот. После «мертвого часа» в полдник - стакан молока, а на ужин - кашу, пирожок с повидлом и чай. Однако, несмотря на такую кормежку, я всегда ощущал чувство голода. Вот тогда и пригодились деньги, которые в день приезда мне дала мама: я бежал в соседнее село Яковцы и за двадцать копеек покупал у сельских старушек пол - литровую банку запеченной в домашней печи «ряженки». Губами втягивал в рот пахучую коричневую корку, с наслаждением разминал её языком и медленно проглатывал. Потом жадно потягивал прохладную, из погреба, кисло-сладковатую «ряженку»…

Во дворе мы гоняли футбольный мяч, играли в волейбол. Но настоящим праздником для меня был день, когда из Полтавы в лагерь на велосипеде приезжал известный в городе баянист дядя Шура Холодов. На праздничных демонстрациях он, коренастый, плотного телосложения и непременно «слегка навеселе», шел впереди какой-нибудь колонны с баяном и задорно играл и пел. И всегда своей игрой и песней дядя Шура поднимал настроение людей. В пионерлагерь он обычно приезжал перед ужином, важно усаживался под густой кроной могучего дуба и начинал играть и петь фронтовые, русские и украинские песни. Особенно я заслушивался, когда пел тогда очень популярную на Украине песню:

Дивлюсь я на небо,

та й думку гадаю:

Чому я не сокIл,

чому не лiтаю...

Эти слова и мелодия очень трогали меня, мальчишку, заставляли забыть о сегодняшних лишениях и разрухе, причиненных войной, они неосознанно звали побыстрее вырасти и добиться чего-то значительного в жизни.

В моем семейном альбоме сохранилась фотография, на которой мальчишки младшего отряда, готовясь к смотру самодеятельности, своими истощенными телами сооружают живую гимнастическую пирамиду. Ими командует физрук в костюме с фронтовыми медалями на пиджаке. Рядом с директором лагеря и физруком я играю на аккордеоне, придавая этому зрелищу бодрый музыкальный фон.

Если шел дождь, на веранде школы проходили «танцы», на которых я играл вальсы «На сопках Маньчжурии», «Дунайские волны», «Амурские волны», танго (тогда назывался «медленный танец») и фокстрот («быстрый танец») Из всех девочек мне особенно нравилась ладная, с полненькими ножками Жанна Гапоненко. Находясь под впечатлением недавней поездки в Киев и концерта Клавдии Шульженко, эта девочка, как казалось мне, лицом и носиком «уточкой», и фигурой была похожа на любимую певицу. Я надеялся, что Жанна мне как аккордеонисту должна была уделить больше внимания. После танцев попытался познакомиться с ней. Отвел в сторонку и похвалил, что танцует лучше всех. Однако мой комплимент девочка «пропустила мимо ушей». Тогда я поинтересовался, где она живет и в какую школу ходит? Жанна промямлила, что учится в женской школе №10 и живет рядом, на углу Пушкинской и Гоголевской улиц. Возвратившись из пионерлагеря, я каждое утро, идя в школу, проходил мимо этого двухэтажного дома, надеясь на встречу с Жанной, но больше, наверное, к счастью, я так её и не встретил.

Продолжение следует