21 февраля 2014 года экс-президент Украины Виктор Янукович покинул Киев, прежний режим пал, и для Украины, и для России, и для всего мира началась новая политическая реальность. Роман Попков убежден, что у Москвы и Киева были все шансы мирно сосуществовать, но Владимир Путин выбрал войну — только чтобы наказать украинцев за революцию.
Утром 20 февраля 2014 года несколько десятков бойцов Самообороны Майдана, измученные отражением ночных атак милиции, но отстоявшие обугленную площадь, пошли вверх по Институтской улице. Невыспавшиеся, замерзшие, они шли к правительственному кварталу. Прошли мимо гостиницы «Украина», а чуть дальше, на узких тротуарах Институтской, начался ад. По ним стреляли с нескольких сторон — со стороны бетонной баррикады «Беркута», перегораживавшей путь к правительственному кварталу, со стороны находившегося на пригорке Октябрьского дворца, с крыш расположенных рядом зданий. Трофейные милицейские щиты и старые советские солдатские каски не могли защитить от пуль снайперских винтовок и автоматов Калашникова.
Это был самый кровавый день украинской революции. Именно 20 февраля и в Киеве, и в Москве, и в Берлине, и в Вашингтоне всем стало понятно, что Янукович больше не президент. Юридически он оставался главой украинского государства еще двое суток, робкая официальная оппозиция еще пыталась вести с ним переговоры о сроках проведения досрочных выборов. Но выступление на сцене Майдана сотника Парасюка 21 февраля, положившее конец этим переговорам, было уже неизбежным.
«Мы ни в какой организации, мы простой народ Украины, который приехал отстаивать права. Мы не из секторов, не из самооборон, мы просто боевая сотня. И хочу вам сказать, что мы, простые люди, говорим нашим политикам, которые стоят у меня за спиной: Никакой Янукович — никакой! — целый год не будет президентом. Завтра до десяти часов он должен пойти вон... Я говорю от своей сотни, где есть мой отец, приехавший сюда: если вы завтра до десяти часов не выступите с заявлением, чтобы Янукович шел в отставку, мы идем на штурм с оружием, я вам клянусь!»
Это сказал сотник Парасюк, благодаря чему и вошел в новейшую украинскую историю. Но не было бы Парасюка, нашлось бы множество людей, сказавших со сцены Майдана то же самое.
В ночь с 21 на 22 февраля Виктор Янукович сбежал из Киева, а днем 22 февраля он и официально перестал быть президентом, режим пал.
Вся сегодняшняя политическая реальность — не только украинская и российская, но и, в весомой степени, мировая — родилась в эти три драматических дня. 20-е, 21-е, 22-е числа месяца февраля, который украинцы называют «лютий».
Олег Кашин пишет о том, что многие значимые и зловещие слова и фразы были написаны кровью на тротуарах Институтской улицы и других улиц центральной части Киева — и «Крым наш», и «Новороссия», и «МН-17», и «Нормандская четверка», и другое.
Тогда уж можно добавить, что и экзотические восточные слова «Хмеймим», «Алеппо», «Тартус» — тоже были написаны кровью на киевских мостовых.
Но на самом деле первая глава новой исторической эпохи писалась 20-22-го февраля в куда большей степени на листках кремлевских блокнотов. И, конечно же, в феврале 2014-го года была простая и понятная альтернатива всему тому военному ужасу, который вскоре наступил.
Через несколько часов после расстрела на Институтской улице российские представители на переговорах по урегулированию в Киеве резко меняют свою позицию. Осознав, что партия проиграна, россияне заявляют о том, что «после массового кровопролития политическая поддержка Виктора Януковича со стороны Российской Федерации невозможна, а продолжение его пребывания на посту президента, по мнению Кремля, нецелесообразно».
Поздним вечером 20 февраля президентский кортеж прибывает в аэропорт Борисполь, откуда Януковича с семьей и ближайшим окружением на самолете российского МЧС увозят в РФ. В минуты, когда самолет идет на взлет, по телевидению транслируют запись речи Януковича, заявляющего о своей отставке. В эти же минуты Верховная Рада решает текущие революционные вопросы — назначает исполняющего обязанности президента, назначает новых министров силового блока. «Беркут» и Внутренние войска покидают центр Киева на сутки раньше, чем должны были при иных сценариях.
Кремль официально выражает украинскому народу соболезнования в связи с многочисленными жертвами, ритуально возлагает вину за кровопролитие и на «радикальные элементы среди митингующих», но также и на «безответственные и преступные действия силовиков». На срочные переговоры с новым руководством в Киев уже на следующий день, 21 февраля, отправляется российская делегация. С ее комплектованием в Москве возникли некоторые проблемы. Премьер-министр Дмитрий Медведев во время противостояния на Майдане неоднократно допускал агрессивные и оскорбительные высказывания в адрес протестующих, и в Киеве ему теперь появляться было невозможно. Глава МИД Сергей Лавров тоже пока был чересчур токсичной для украинцев фигурой. В конце концов официальным главой российской делегации назначают Валентину Матвиенко — в аппаратном плане не бог весть какая фигура, но зато женщина, и умеет делать траурное лицо, да и все же формально третий человек в правящей иерархии.
На траурных мероприятиях и вечернем победном митинге на Майдане Матвиенко, разумеется, не появляется. Но все же посещает Институтскую улицу в черном платке, кладет на мостовую две гвоздики, говорит на камеру о том, что «необходимы примирение и диалог, а Россия заинтересована в единой и стабильной Украине, в тесном сотрудничестве с новым украинским руководством». В это же время становится известно, что Янукович со своими сыновьями, беглыми милицейскими генералами и прокурорами, улетел из России в одну из среднеазиатских республик, где этой компании предоставлено убежище. Кремль окончательно забыл о том, кто такой был этот Янукович.
На федеральные телеканалы из Администрации президента приходят указивки быстро снижать антиукраинский накал, говорить о «конструктивной работе». Постепенно налаживаются рутинные переговоры между Москвой и Киевом. О ценах на газ, о газовом транзите, о статусе российских военных объектов в Крыму, о новых российско-украинских экономических отношениях в свете грядущей евроинтеграции Украины. Москва жестко ставит вопрос о возвращении русскому языку статуса регионального, Киев, столкнувшись с экономическим давлением РФ и не найдя поддержки в языковом вопросе у Запада, соглашается и отменяет скандальное, принятое в состоянии аффекта февральское решение Рады по региональным языкам.
Кремль волевым решением демонтирует свои обанкротившиеся политические проекты в Украине, удаляет из Украины Виктора Медведчука.
В Крыму и на Востоке Украины проходят массовые акции. Но без кремлевских агентов, без подзуживания и поставки агрессивной российской массовки все в целом проходит мирно и к апрелю заканчивается: политические и олигархические элиты юго-востока начиняют готовиться к внеочередным парламентским выборам. Они создают новые партийные структуры вместо самораспустившейся «Партии регионов».
Игорь Стрелков остается малоизвестным реконструктором, другие полевые командиры «Новороссии» остаются автомойщиками, промышленными альпинистами, торговцами кладбищенскими оградами, работниками ЧОПов. Сотникам Евромайдана и праворадикальным политикам приходится доказывать полезность Украине не на фронте, а занимаясь рутинной работой по реформированию страны. Приходится идти на выборы в Раду, имея лишь революционные, а не военные заслуги.
Отношения России и Украины никак не «братские» и даже не союзнические. Оба государства выбрали свои векторы развития, но многовековое соседство, тесные экономические, инфраструктурные связи вынуждают кое-как, с огромным трудом, но договариваться о мирном сосуществовании.
Десятки бронетранспортеров и танков Т-64 остаются на хранении в арсеналах российской армии, так и не пересекают границу Украины. Сотни ящиков со снарядами остаются лежать на российских и украинских военных складах.
9 мая 2014 года на празднованиях в честь 70-й годовщины освобождения Севастополя от немецко-фашистских захватчиков в городе проходит совместный парад русских и украинских моряков. Рядом колышутся морские белые флаги с синими крестами — российский и украинский.
Самолеты из Москвы в рамках действующего расписания продолжают и в 2016-м, и в 2017-м годах приземляться в роскошном донецком аэропорту имени Прокофьева.
Сотни домов не разрушены, тысячи людей живы, тысячи людей не покалечены, не прикованы к кроватям, живут без костылей и протезов. Сотни наших сограждан ищут возможность погасить кредиты мирным трудом, а не сидя в окопах под Донецком и Луганском. Многие молодые женщины Украины и России не оделись в траур вдовьих одежд.
Возможно ли было вот так прожить 2014, 2015 и 2016 годы? И да, и нет.
Да, возможно.
Нужно лишь было в те очень важные февральские дни три года назад думать о подлинных национальных интересах России, о простом и понятном счастье и русского народа, и народа украинского — если уж вы считаете украинский народ «братским». Следовало лишь смириться с национальным выбором украинцев, не шельмовать их, не врать своим гражданам. Просто договариваться. Просто продолжать работать и жить рядом друг с другом.
Нет, невозможно.
Если бы описанный выше сценарий был реализуем в действительности, Владимир Путин не был бы Владимиром Путиным. В те февральские дни он не думал ни о жизнях людей, ни о смертях, ни о разрушениях, ни о будущих сиротах и вдовах. Он, на самом деле, даже не думал о «восстановлении исторической справедливости», «русском Крыме», «бандеровцах» и «базах НАТО в Севастополе». Он думал о наказании украинцев за их революцию, о мести США за их «спецоперацию» (для Путина Майдан же был спецоперацией США). Он думал также о том, чтобы сделать украинский революционный пример максимально непривлекательным для русского народа. «Там, где революция — там всегда война» — вот настоящее сакральное знание, которое Кремль хотел внушить своим подданным.
Скорее всего, если бы Владимиру Путину показали бы при помощи машины времени ужасающие последствия того февральского выбора, он бы он него не отказался.
Роман Попков
