Холодным, серым февральским утром Ирен Вайс терпеливо ждала начала суда в Детмольде, небольшом городке на севере Германии. Она приехала из Вирджинии, чтобы дать показания в суде над Райнхольдом Хеннингом, бывшим охранником нацистского концлагеря. Суд еще не начался, потому что 94-летнего Хеннинга необходимо было завезти в зал на коляске. Из-за его состояния здоровья и возраста, суд был ограничен по времени двумя днями по два часа.
Наконец, Хеннинга вкатили в зал. Трудно представить, что этот немощный старик был когда-то охранником в Освенциме. Хеннингу было предъявлено обвинение в соучастии в убийстве 170,000 человек, погибших в лагере смерти во время его работы с 1943 по июнь 1944 года. Вайс, которой тогда было 13 лет, и чья семья погибла в стенах лагеря, в числе прочих давала показания.
Как и другие свидетели, Вайс не помнит Хеннинга лично. Но для суда это значения не имеет. Их присутствие было нужно, чтобы нарисовать картину того, что творилось в Освенциме, и какую роль играл в этом Хеннинг. Благодаря новой правовой стратегии, ответственность за Холокост теперь несут бывшие нацисты низкого ранга. Стало легче возбуждать дела против стареющих ответчиков даже без свидетельств о том, какие определенные действия люди, подобные Хеннингу, возможно, совершили более 70 лет назад.
Суды над такими возрастными людьми не всем по душе. Но некоторые эксперты полагают, что в этом заключается моральная цель, выходящая за рамки черно-белой юридической ответственности. У подобных судов есть символическое значение, способ показать, что немецкая правовая система, которая в течение многих десятилетий не могла привлечь экс-нацистов к ответственности, может, наконец, их покарать. Лучше поздно, чем никогда.
После того, как союзники вынесли приговоры высокопоставленным членам Третьего рейха в череде 13 военных трибуналов в Нюрнберге с 1945 по 1949 год, Германия взяла на себя судебное преследование оставшихся нацистских преступников. Хотя судебная система коммунистической Восточной Германии была весьма идейной - политика часто затмевала справедливость - демократической Западной Германии тоже приходилось несладко. Союзные попытки «денацификации» в значительной степени потерпели крах. По состоянию на 1945 год целых 8 миллионов человек, что составляло около 10% от общего населения Германии, были бывшими членами нацистской партии. Это означало, что судебная система была тесно связана с нацистами. Вместо того чтобы применять закон о геноциде 1954 года, западногерманская система правосудия решила относиться к этим преступлениям с точки зрения немецкого уголовного кодекса, приравняв гибель людей во время Холокоста к прочим убийствам. Это означало, что прокуроры должны были доказать, что обвиняемые были лично виновны в убийствах – что было очень затруднительно, учитывая бюрократию в лагерях смерти. «Это, вероятно, было кардинальной ошибкой», - говорит историк Эдит Раим, эксперт по западногерманскому преследованию нацистов.
Немецкое правительство продолжило расследование преступлений через центральное отделение, созданное в 1958 году в Людвигсбурге на юго-западе Германии. Его работа привела к печально известной череде нацистских преследований: суды во Франкфурте с 1963 по 1965 год над 22 работниками Аушвица второго и третьего эшелона. Многие подсудимые смогли оправдаться тем, что только выполняли приказ, поэтому даже расстреливавших пленных солдат могли судить по менее серьезным обвинениям. В конце концов, приговоры за убийство получили только самые жестокие садисты. Из 17 признанных виновными только шестеро были приговорены к пожизненному заключению, а остальные получили сроки от 3 до 14 лет.
В последующие годы мало что изменилось. Хотя 1,000 сотрудников лагеря столкнулись с судебными процессами в других странах, теперь уже объединенная Германия уличила лишь 50 от оценочного числа 6,000-7,000 служивших в Освенциме и переживших войну членов СС. Таким образом, в начале 2000-х годов в целях ускорения процесса прокуроры Людвигсбурга обратились к стратегии, предложенной в 60-е годы Фрицем Бауэром, генеральным прокурором немецкой земли Гессен, который принимал участие в тяжбах во Франкфурте. Бауэр, который сам, будучи евреем, был заключен в концлагерь, утверждал, что любой, кто служил в Освенциме, должен нести ответственность, потому что являлся частью машины для убийства.
Эту стратегию впервые применили в 2011 году, когда обвинительный вердикт был вынесен Ивану Демьянюку, украинскому охраннику в лагере смерти Собибор. «С дела Демьянюка, наконец, закрепился следующий прокурорский подход: если вы работали на фабрике смерти, это делало вас соучастником убийства, потому что ваша работа заключалась в содействии гибели людей, - говорит историк Лоуренс Дуглас. - Это невероятный правовой прорыв».
После Демьянюка следователи Людвигсбурга расширили поиски нацистов, служивших в любом из шести лагерей смерти или в составе айнзацгрупп, специальных войск, назначенных для массового убийства. Первым судебным процессом в их практике стало дело Оскара Гренинга, бывшего счетовода, работавшего в Освенциме, который был осужден в 2015 году за соучастие в убийстве 300,000 человек. Три других суда были запланированы на 2016 год, в том числе над Хеннингом, но один подсудимый уже умер, а дело Хьюберта Зафке, медика в Освенциме, было приостановлено в феврале, когда врач признал его неспособным предстать перед судом. По состоянию на март, еще 13 дел находились на разных этапах расследования.
Но у новой нормативно-правовой базы имеются свои осложнения. Демьянюк обжаловал свой приговор и умер в ожидании апелляции. Гренинг тоже подал жалобу в Федеральный суд Германии.
Ребекка Виттман, историк из Университета Торонто, считает, что у этих судебных процессов есть крупные недостатки, потому что немецкие суды не должны были пользоваться обычным уголовным кодексом в делах о Холокосте, независимо от толкования закона. Роммель, прокурор Людвигсбурга, считает, что прокуроры должны настаивать на этих расследованиях и впредь. «Мы даем возможность обвиняемому и свидетелям рассказать нам свои истории, и не только в средствах массовой информации, но и в зале суда», - говорит он.
Вайс с ним согласна. Она указывает, что Хеннинга судят по справедливости, в отличие от сотен тысяч убитых в Освенциме. В этом суде она находит для себя утешение. Потеряв 22 членов своей семьи на войне, она эмигрировала к дальним родственникам в Нью-Йорк, и у нее не было возможности даже похоронить умерших. «Я хотела бы, чтобы его осудили гораздо раньше, - сказала Вайс в феврале. - Но на данный момент я просто хочу, чтобы он услышал от меня и других свидетелей, которые давали показания, какие последствия были у того, что он сделал в молодости».
Возможно, реальная ценность этих судебных процессов заключается в том, что они показывают, что Холокост был продуктом не заговора жестоких людей, а обычных поступков простых людей. «Они напоминают нам, что этот геноцид никогда бы не произошел без этих непритязательных исполнителей, - говорит Дуглас. – Удивительно, какими покорными бывают люди».
