В печально знаменитых еврейских погромах 1905 года на самом деле среди погибших и раненых было 40-50% евреев. Остальными жертвами черносотенцев оказались интеллигенты и социалисты нееврейского происхождения. По сути это были погромы интеллигенции и «демократов» (как называли их сами черносотенцы). Особую ненависть погромщиков вызывали гимназисты и студенты. Интересно, что среди черносотенцев было очень мало молодёжи, а их костяк (86%) составляли крестьяне, только поселившиеся в городах.
О том, как в черносотенных погромах пострадали неевреи, говорится в книге Сергея Степанцова «Чёрная сотня» (Яуза-Пресс, 2013).
«Бей демократа!»
«Некоторые церковные иерархи отказывались увещевать погромщиков. По свидетельству одного из прислужников томского архиепископа Макария, «во время пожара два священника пришли к владыке и умоляли его, стоя на коленях, выйти и уговорить черносотенцев и губернатора прекратить всё, но владыка не только им отказал в просьбе, но даже выгнал вон, обещая их лишить места». Отмечены были случаи, когда духовные лица не гнушались насилия, и били своих же русских. Так, часть костромских семинаристов пострадала от рук священнослужителей. Семинарист Покровский был избит толпой до полусмерти, «и когда он, спасаясь от преследований, забежал в часовню, то находившаяся там монахиня выгнала его, избив палкой. Семинариста Груздева бил попавшийся ему навстречу священник А.Поспелов».
Состав жертв погромов был многонациональным. В Уфе перед погромом распространялось воззвание несуществующего монархического общества с подробным перечнем виновников российских бед: «интеллигенция, земские предатели, жиды, поляки, гимназисты и студенты». Имеются данные о национальной» принадлежности 1082 человек из 1622 погибших во время октябрьских погромов 1905 года. Около 40% погибших не были евреями, а среди раненых доля неевреев составляла больше половины.
Объектами ненависти для толпы были участники революционных выступлений, интеллигенты и учащиеся, независимо от их вероисповедания и национальной принадлежности. Для черносотенцев все эти люди, имевшие самые различные политические взгляды, сливались в одну враждебную массу «демократов». Этот термин постоянно фигурирует в полицейских сводках и газетных корреспонденциях о погромах. В Нежине, по сообщению полиции, «народ всех русских демократов ловил по улицам, выводил из квартир, заставлял публично становиться на колени перед портретом, присягать, а в процессии идти и петь гимн». «А давайте сюды список усих демократив!» — говорили участвовавшие в нежинском погроме малограмотные люди, которым слово «демократы», на все лады произносимое на митингах, прочно запало в память. В Орше черносотенцы на вокзале обсуждали между собой: «Вот сейчас с этим поездом демократы едут, мы им дадим».
В разряд демократов попадали люди, имевшие связи с революционерами. Полицейские документы сообщали, что в селе Веркиевка Черниговской губернии «были разгромлены дома 23-х лиц, заподозренных во враждебном отношении к правительству, причём были нанесены побои учителю Гаврилею, считавшемуся главою местных социал-демократов. В жандармском донесении из Барнаула говорилось: «Толпы избивали представителей революционных партий и их сторонников. Разрушены дома Городского головы и ещё двух лиц».
Разумеется, городской голова не принадлежал к революционному подполью, но жандармы, а уж тем более погромщики, не делали различий между либералами и социалистами. Газета «Сибирская жизнь» сообщала, что в Барнауле одинаково пострадали и лавки богатых купцов, и дома рабочих-пимокатов, словом, всех «так или иначе причастных к общественной или политической жизни города».
Острую неприязнь у погромщиков вызывали интеллигенты, даже в тех случаях, когда они имели самые умеренные взгляды. Присяжный поверенный, врач, учитель, журналист, земский служащий — вот далеко не полный перечень профессий, вызывавших подозрение в противоправительственной деятельности. Человек интеллигентного вида, попавшийся навстречу патриотической манифестации, непременно подвергался издевательствам.
Из Архангельска сообщали: «Много раненых политиков, ранены мореходные техники и гимназисты. Толпа хотела убить Переверзева, но тот успел убежать с Ивановым, а на другой день они уехали в Петербург. Тартаковского, присяжного поверенного, поймали и заставили встать на колени перед портретом, поцеловать его, пропеть «Боже, Царя храни».
«Бей студентов и гимназистов!»
Упоминание о гимназистах не случайно. Учащаяся молодежь в первую очередь становилась объектами нападения для черносотенцев. На протяжении десятилетий российское студенчество немедленно отзывалось на малейшие перемены в общественной жизни. Студенческие волнения, как правило, предшествовали крупным революционным событиям, а высшие учебные заведения превращались в революционные клубы. В бурном 1905 году революционным брожением оказались охвачены учащиеся не только высших, но и средних учебных заведений. Неудивительно, что в глазах погромной толпы учащиеся выглядели зачинщиками крамолы.
В Москве стычки студентов и черносотенцев происходили регулярно, что отчасти объяснялось территориальной близостью Московского университета и Охотного ряда. В настоящей осаде оказались Харьковский и Новороссийский (г. Одесса) университеты. В Нежине нападению подвергся лицей. Местные жандармы телеграфировали, что черносотенцы явились в лицей, «потребовали там большой царский портрет, заставив таковой нести студентов, каковая процессия с пением гимна ходила по городу до 7 вечера». Профессора и студенты нежинского лицея бежали в Киев, но, прибыв на киевский вокзал, узнали, что в городе идёт жестокий погром. В Ярославле, по словам корреспондента «Ярославского вестника», после нападения на Демидовский лицей «появление семинаристов, гимназистов и в особенности студентов стало опасным, почему учащейся молодежи в форменной одежде почти совсем на улицах не встречается».
В Костроме гимназисты старших классов устроили митинг учащихся. Как утверждали участники митинга, вдруг «появилась шайка мясников, лабазников и других тёмных личностей и с криком «Ура!» бросилась на нас. Ломовики, извозчики распрягали лошадей, оставляли их у телег и оглоблями и дугами били учащихся». Оправдывая свои действия, погромщики заявляли, что на митинге прозвучали оскорбительные призывы. Однако, согласно докладу министра юстиции, «предварительным следствием было установлено, что со стороны учащихся никаких возгласов или криков или иных действий, оскорбляющих чьи-либо патриотические чувства, допущено не было».
На примере костромских событий видно, насколько опрометчиво называть все октябрьские погромы еврейскими, так как избиению подверглись семинаристы костромской православной семинарии, где в принципе не могло быть учащихся иудейского вероисповедания. Один семинарист был убит, трое — тяжело ранены.
«Бей социалистов!»
В глазах черносотенцев революционер был тождествен еврею. Однако два самых видных революционера — Ф.Афанасьев и Н.Бауман, погибшие во время погромов в октябре 1905 года, не являлись евреями. Фёдор Афанасьев (подпольная кличка Отец) был уже немолодым человеком. Он родился в крестьянской семье в деревне Язвищи Петербургской губернии. С детских лет он трудился ткачом на Кренгольмской мануфактуре, потом по чужому паспорту скитался по России, повидал множество городов и сменил много занятий, работал грузчиком в Одесском порту, был выслан по этапу на родину, где познакомился с социалистами и организовал кружок ткачей. Его несколько раз арестовывали, он перешел на нелегальное положение и стал секретарём северного комитета РСДРП.
В мае 1905 года бастующие создали совет уполномоченных, который стал первым советом рабочих депутатов и прообразом будущей советской власти. На «Красной Талке» регулярно собирались революционные сходки. 22 октября, когда на реке Талке началась очередная революционная сходка, на противоположном берегу показался казачий отряд. Фёдор Афанасьев и Павел Павлович отправились через мост на переговоры с казаками.
Один из участников сходки писал: «В это время от станции с пьяными криками бежит толпа черносотенцев: «Дай нам евреев!» Громилы входят в круг казаков и зверски избивают Павловича и Афанасьева. Насытившись кровью беззащитных людей, казаки отъехали на несколько сажень. Павел Павлович поднял голову и встал. Бежит, шатаясь из стороны в сторону, по направлению к нам. Мы его встретили. Товарищ Афанасьев, когда побежал Павел Павлович, поднял голову, но встать не мог. Это движение заметили черносотенцы, подбежали и добили его».
Кто руководил погромщиками
В дореволюционной прессе появились сведения, что погромы были делом рук черносотенных организаций, среди которых называлось русское собрание и общество хоругвеносцев. Обвинения были выдвинуты в записке горнопромышленника Ф.Львова, составленной для С.Витте. Не дождавшись ответа от тогдашнего главы правительства, Львов передал свои разоблачения петербургской газете «Наша жизнь».
В записке говорилось, что «адский план огнём и мечом утвердить на Руси самодержавие» был составлен «генералом от Исаакиевского собора» Е.Богдановичем при содействии членов Русского Собрания, причем прямыми пособниками являлись 103 представителя бюрократической верхушки. В записке утверждалось, что Е.Богданович полтора года разъезжал по всем главным городам страны. Он создал из членов общества хоругвеносцев боевую дружину, делегаты которой («сотейники») в начале октября съехались в Петербург, чтобы получить инструкции. «Сотейников» задержала в столице всеобщая забастовка. Хоругвеносцам помог случай. 14 октября забастовщики выпустили санитарный поезд, на который охранное отделение тайком посадило «сотейников». Хоругвеносцы прибыли в Москву, откуда и начались погромы.
Социальный портрет черносотенцев
В фонде министерства юстиции сохранились сведения об осуждённых за насильственные действия и грабежи во время погромов. Разумеется, это неполные сведения. К тому же они касаются только тех осужденных, кто обратился за помилованием. И всё-таки даже на основании этих данных можно составить представление о погромной толпе в целом.
Удалось выявить 1860 лиц, причастных к бесчинствам в октябре 1905 года. Подавляющее большинство — мужчины, женщин всего 12. Самому старшему из погромщиков исполнилось 75 лет. Ни преклонные лета, ни телесная немощь не препятствовали участвовать в погромах. Так, 66-летний житель Орши И.Битюков поднялся чуть ли не со смертного одра и приковылял к месту побоища. Не имея сил убивать, он наслаждался тем, что ковырял костылем в мозгах убитых.
Погромы не были делом рук легко возбудимой и податливой на посторонние влияния молодёжи. Только десятая часть погромщиков не достигла совершеннолетия (21 год), тогда как 63% осуждённых за погромы были в возрасте 21-40 лет.
251 (13,5%) человек, осуждённых за погромы, принадлежали к сословию мещан, а свыше 1660 человек (86%) были крестьянами. Следует сделать оговорку, что к началу XX века сословная принадлежность далеко не всегда соответствовала социальному положению и роду занятий. Многие жители городов, занимавшиеся ремеслом, промыслами и розничной торговлей, по паспорту являлись крестьянами. Например, к ответственности за участие в ярославском погроме привлекли 4 мещан и 9 крестьян. Между тем все они жили в городе. Крестьяне, переселившиеся в город или приехавшие на сезонную работу, были теми самыми ломовыми извозчиками, мясниками, лабазниками, дворниками, лотошниками, половыми и даже «полотёрами», которые собирались толпами для расправы с крамольниками».
Участие в погромах этих вчерашних крестьян во многом дало основание социал-демократам (как большевикам, так и меньшевикам) говорить о тёмной, хтонической, антимодернистской природе русского крестьянина.
Источник: Толкователь
