Спор открытых писем и заявлений заменил сейчас утихшие вроде бы уличные протесты. Поскольку прямолинейная солидарность с разгонами, избиениями и арестами в массе ученых недостаточно популярна, часть этих документов нуждается в расшифровке, так как подразумевает не то, что в них написано.
Начну, однако, с тех, которые предельно ясны. Таковых два: «Письмо политологов» (среди подписантов — статусные историки, социологи и экономисты) и развивающее его идеи «Заявление ученых: остановить каток политических репрессий!», собравшее уже больше 1300 подписей.
Оба послания осуждают «эскалацию насилия со стороны государства в отношении мирных граждан» и в особенности «Московское дело», арестованным по которому грозят многолетние сроки за «организацию массовых беспорядков».
«Вся фабула дела, по которому Следственный комитет практически ежедневно заключает под стражу все новых фигурантов, является полностью вымышленной и по сути своей мало чем отличается от сочинявшихся сталинскими палачами расстрельных дел о „подкопах под Кремль“». Авторы «Письма политологов» призывают власти одуматься, а сограждан и особенно людей известных — всеми доступными мирными способами проявлять солидарность с теми, кто сейчас в тюрьмах.
Подписанты «Заявления ученых», в свою очередь, говорят: «В стране, в которой вместо законов господствуют ложь и произвол, вместо разума — конспирология, а вместо общественного диалога — уголовные преследования за мирное выражение своего мнения, нет места науке. У такой страны нет будущего».
Под этими документами поставили автографы многие уважаемые в академической среде люди, но почти никто из них не занимает заметные административные должности. Напротив, ректоры нескольких вузов поспешно предупредили своих политически активных студентов, что их ждут кары.
Это понятно и даже естественно. Все наши вузы либо принадлежат государству, либо всецело зависят от его контрольно-надзорных инстанций. Их менеджмент — номенклатурные работники, служебный долг которых — по-солдатски подчиняться властям. Однако сложность их положения в том, что вторым своим лицом они обращены к менее сановным коллегам и студенчеству. Выражаясь высокопарным языком — к университетскому сообществу. Поэтому наименее дубоватая часть из них работает над тем, чтобы как-то гармонизировать обе свои лояльности.
Ярче всего эта дилемма проявилась в НИУ ВШЭ (Вышке), двадцатиоднолетний студент которой Егор Жуков — популярный политический видеоблогер, несостоявшийся кандидат в Мосгордуму и участник протестов — стал одним из фигурантов «Московского дела».
Многие студенты, как можно понять, солидарны со своим товарищем и в замысловатые объяснения не вдаются. А вот дискуссия, ведущаяся из-за жуковского ареста профессорами Вышки, сразу поднялась на такие интеллектуальные высоты, что реальные позиции участников поймешь не сразу. Главной ее формальной темой стал вопрос, как быть с фирменным университетским политическим нейтралитетом в этих печальных обстоятельствах.
Не будем, однако, усложнять. Действие происходит не на Западе, а у нас. Хорошо это или плохо, но в американских университетах реального политического нейтралитета нет — там царят демократы, а республиканцы загнаны в угол. При этом сами университеты от властей зависят мало. А у нас те же самые слова значат другое. Что такое политический нейтралитет в вузах, которые являются звеньями автократической системы? Если говорить честно, то это претензия на автономию от государственных предписаний.
Однако на необходимость соблюдать этот самый нейтралитет запальчиво ссылаются буквально все участники спора в Вышке. Следовательно, одна из сторон лукавит, и ее подлинные соображения требуют, как уже говорилось, расшифровки.
Впрочем, несложной, поскольку смысл вышкинского спора предельно прост. Одни — за то, чтобы защищать пострадавших и, в особенности, собственного студента всеми доступными для университета способами. Другие, делая скидку на несвоевременный либерализм коллег, защищать Жукова как бы согласны, но только в таких формах, которые не помешают начальству и, не дай бог, его не обидят. Интеллектуальная изощренность, естественная для сливок нашего академического мира, лишь прикрывает этот нехитрый тезис.
«Политический нейтралитет, академические и гражданские свободы — наши базовые корпоративные ценности. Университет… отстаивает право каждого публично выражать свои взгляды, если они не противоречат Конституции Российской Федерации… Политическая агитация внутри университета и, тем более, от имени университета противоречит Уставу и отвергается всеми нами… Сегодня мы оказываем помощь Егору Жукову в защите его гражданских прав безотносительно к политическим взглядам. Считаем, что наш студент имеет право на защиту и что она должна вестись строго в рамках норм правосудия…»
Это из «Открытого письма сотрудников НИУ ВШЭ», рожденного, как говорят, в кругах, близких к университетскому руководству, и подписанному многими профессорами, занимающими административные должности, и в меньшей мере — сотрудниками рангом пониже.
Какой бы смысл ни вкладывали в этот текст отдельные подписанты, их способ помощи Жукову в прокрустовых границах особым образом перетолкованного университетского нейтралитета удачно дополняет мысли Владимира Путина, изложенные во время заграничной поездки в беседах с иностранными корреспондентами: что пострадавшие кандидаты в Мосгордуму, во-первых, сфальфицировали подписи, а во-вторых, вместо того, чтобы обратиться за защитой к государственному правосудию, вышли на улицы. Процитированное письмо, так сказать, возвращает ситуацию на верные рельсы и обещает Жукову заступничество, но «строго в рамках правосудия».
Два подписанта этого письма отдельным порядком развивают и конкретизируют заложенные в него идеи.
Почетный профессор Марк Урнов рекомендует «обеспечить ныне сидящих в следственных изоляторах высококлассными адвокатами». Догадываясь, возможно, о широко распространенном мнении, будто судебные приговоры у нас не зависят от квалификации адвокатов, авторитетный вышкинский политолог переходит в контратаку и обрушивается на «Письмо политологов»: «Это стилистика баррикад, а не переговоров. Мне кажется, что ваш призыв „к началу всероссийской гражданской кампании против политических репрессий… пикеты, листовки, граффити, коллективные обращения, ежедневные акции в поддержку тех, кто оказался в тюрьмах, против кого возбуждены уголовные дела, кому угрожают“ приведет лишь к росту поддержки антилиберальной части власти со стороны антилиберального большинства населения страны…»
Логично было бы здесь же поделиться собственным удачным опытом «переговоров» и заодно подсказать, с кем именно их вести — со Следственным комитетом, прокуратурой или ФСБ. Это остается необъясненным.
Более изощренным, на мой вкус, выглядит заявление другого подписанта официального письма Вышки — декана факультета коммуникаций, медиа и дизайна Андрея Быстрицкого. Он ратует за «свободную мысль» и «свободных мыслителей», опасаясь, что политизация вышкинской жизни (оппозиционная, как можно уловить, хоть прямо это и не сказано) приведет к «возвращению советских времен», «партийной науки» и вообще несет «тоталитарный привкус». Весьма эффектный, согласитесь, фехтовальный выпад в сторону тех, кто уверяет, что советские времена со всеми их привкусами в вузы уже вернулись.
Проникнутое горячим либерализмом и идейной терпимостью, это обращение выглядело бы даже заманчиво, если бы в подтексте не проглядывала мысль, будто все цветы свободы смогут спокойно расти и процветать, так сказать, под гвардейским сапогом. Главное — не смотреть ни вверх, ни вокруг.
Поэтому более популярными в академической среде, по крайней мере среди людей, не обремененных высокими должностями, оказались тезисы социолога Григория Юдина, внешне кое в чем похожие, но по подлинному смыслу почти полностью противоположные.
Юдин, один из подписантов «Письма политологов», тоже за «политическую нейтральность» в университетах, но трактует ее нежелательным для государственного и университетского начальства образом — как некую от него независимость: «То, что чьи-то взгляды не нравятся администрации или несимпатичны кому-то в университете — не повод отказывать им в праве на выражение в пространстве университета… Недаром университеты часто становятся площадками для предвыборных дебатов. Навязывание политической позиции студентам со стороны профессоров полностью исключено. Это относится к любым формам агитации — как к призывам к политическому действию, так и к призывам к политическому бездействию. А то некоторые коллеги, кажется, думают, что агитация — это когда на митинги зовут, а покровительственное „Не ходите, дети, в Африку гулять“ — это вовсе не агитация…»
Хотя местами осмотрительность берет верх («университет может поддерживать достойных членов сообщества, не солидаризируясь с их политической позицией» — а следовательно, может и оставить их без поддержки), пять принципов Юдина — это определенно призыв не жить под сапогом: «российские университеты не хотят быть вечерними курсами, и загнать их обратно не получится».
Получится или нет, зависит от них. Скажу только, что любое сообщество, будь то Академия наук, высокоумный университет или компания дворовых пацанов, остается самим собой только до тех пор, пока отстаивает перед кем угодно свои установки и не понарошку заступается за всех своих участников, которых считает достойными. Если оно под любым, хотя бы и красиво упакованным предлогом этого избегает, то перестает быть сообществом и становится просто совокупностью отдельно взятых лиц. Вечерними курсами, если угодно.
Сергей Шелин
