«Это, по моему мнению, незаконная война». Сенатор Тим Кейн (D-Вирджиния) произнес эти слова на прошлой неделе на публичном мероприятии в Институте Катона. Он имел в виду военную кампанию США против Исламского Государства, которая продолжается уже год. По данным Центрального командования США, за это время возглавляемая США коалиция провела почти 6,000 авиаударов в Ираке и Сирии, и 3,300 американских солдат в настоящее время развернуты в Ираке в рамках операции Inherent Resolve.
И, как отметил Кейн, Конгресс еще не проголосовал за то, чтобы разрешить эту войну. Вместо этого, как заявил Белый дом, Исламское Государство охватывают условия разрешения на использование военной силы (AUMF) 2001 года. Это законодательство разрешает президенту использовать силу против «тех наций, организаций или людей, которые, как он считает, планировали, совершали или помогали совершению терактов, которые произошли 11 сентября 2001 года, или укрывали такие организации или лица». Кейн, член партии президента, который состоит в комитетах по вооруженным силам и международным отношениям Сената, называет юридическое обоснование Белого дома «нелепым».
Самым заметным было вовсе не содержание того, что сказал Кейн. На самом деле, он приводил этот аргумент уже много раз, еще до начала миссии США в Ираке и Сирии. Скорее всего, самым поразительным было чувство усталого смирения, царившего на мероприятии. Джин Хили, представляя Кейна, назвал приверженность сенатора сохранению роли Конгресса в вопросах войны и мира «все более и более редкой» и «несовременной». Хили также предсказал, что «эта несчастливая годовщина привлечет меньше внимания общественности, чем первичные дебаты Республиканской партии». И он был, конечно, прав.
Кейн по праву раскритиковал своих коллег в Конгрессе за их пассивность и отказ от голосования за новую резолюцию. Тем не менее, именно поведение исполнительной власти заслуживает особого внимания. Соединенные Штаты впервые провели операцию против Исламского Государства в августе прошлого года. Белый дом, как отмечалось выше, утверждал, что он уже имеет законное право вести этот конфликт по условиям 2001 AUMF (и 2002 AUMF, который санкционировал войну в Ираке). Он направил предлагаемый проект текста разрешения на ведение военных действий против ИГИШ в Конгресс в феврале этого года, через шесть месяцев после начала операции - и не сделал каких-либо значительных усилий, чтобы попытаться облегчить его прохождение. Администрация Обамы неоднократно заявляла, что будет рада, если Конгресс своим голосованием поддержит текущую миссию. Но было совершенно ясно, что она не видит необходимости в новом разрешении Конгресса, и операция Inherent Resolve будет продолжаться вне зависимости от того, одобрит ее Конгресс или нет.
Так что орел – война, решка – тоже война. Учитывая этот выбор, нужно ли удивляться тому, что Конгресс не предпринял никаких действий?
Все это символизирует более широкий подход администрации Обамы к вопросам права и национальной безопасности. В мае 2013 года, в Национальном университете обороны, президент Обама произнес важную речь по поводу политики борьбы с терроризмом. После этого было замечено, что «общей темой» этой речи была попытка встать на сторону критиков позиции его администрации, не подрывая на деле гибкость подхода администрации».
Использование 2001 AUMF в качестве правового основания для операции Inherent Resolve представляет собой классический пример такого подхода. Обама заявил в своем выступлении, он хотел бы привлечь «Конгресс и американский народ к усилиям по уточнению и, в конечном счете, отмене мандата AUMF». Он повторил это обещание совсем недавно, в этом году. Его администрация, однако, не сделала ровно ничего в этом направлении. Даже наоборот, с тех пор он расширил мандат AUMF путем использования его в качестве правовой основы для своих военных действий в Ираке и Сирии. И в последнее время даже сообщалось, что Обама разрешил применить силу против режима Башара аль-Асада, если он вступит в прямой конфликт с поддерживаемыми США силами в Сирии. Хили отметил, что AUMF стал «универсальным, все позволяющим статутом для президентских войн». С этим было бы трудно не согласиться.
Или возьмем тюрьму в Гуантанамо. В 2009 году, в свою первую неделю в должности, Обама издал приказ закрыть учреждение в течение года. Шесть с половиной лет спустя, тюрьма все еще работает, на данный момент там содержится 116 заключенных. Обама продолжает возмущаться ее существованием, в марте этого года, например, он упомянул, что «как страна, мы выше этого». Но его администрация до сих пор поддерживает практику бессрочного содержания под стражей, которая является наиболее заметной характеристикой Гуантанамо. Даже если Конгресс отбросит все возражения и тюрьма будет закрыта, согласно планам администрации, 32 заключенных все равно будут содержаться под стражей без предъявления обвинения или суда.
Или рассмотрим обстоятельство вмешательства в США в дела Ливии. В 2007 году, в ходе предвыборной кампании, Обама сказал, что «президент в соответствии с Конституцией не имеет полномочий в одностороннем порядке санкционировать военное нападение в ситуации, которая не предполагает реальной угрозы нации». Затем, в 2011 году, он именно это и сделал, приказав свергнуть режим Муаммара Каддафи. Его администрация утверждает, что он имел полномочия продолжить военную кампанию без одобрения Конгресса, потому что американское участие оправдывает полноценные боевые действия.
Или, наконец, возьмем в пример войну в Афганистане. В декабре прошлого года Обама выступил с заявлением, что «наша боевая миссия в Афганистане заканчивается, и самая продолжительная война в американской истории подошла к логическому концу». В этом году, в День поминовения, он сказал, что это первый подобный праздник с тех пор, как «закончилась наша война в Афганистане». Но примерно десять тысяч американских военнослужащих остаются в Афганистане, занимаясь, среди прочего, проведением контртеррористических операций.
Еще более поразителен тот факт, что другие органы исполнительной власти продолжают настаивать на том, что мы все еще находимся в состоянии войны в Афганистане. В одном случае, в ответ на иск узника Гуантанамо, который утверждал, что, если война в Афганистане закончилась, правительство США больше не имеет права его задерживать, Министерство юстиции ответило, что «Соединенные Штаты в настоящее время остаются в вооруженном конфликте с Аль-Каидой, Талибаном и связанными с ними силами». Заявления Обамы, как объяснило Министерство юстиции, обозначали переход на следующую стадию военной операции, а не ее прекращение.
В итоге, по данным правительства США, мы больше не находимся в состоянии войны в Афганистане, за исключением того, что 1) наши войска находятся в этой стране, 2) некоторые из них применяют убойную силу, и 3), а с юридической точки зрения, мы все еще состоим в «вооруженном конфликте» с несколькими местными группировками. Прямо-таки война Шредингера.
Президент Обама старается уверить своих критиков, что он понимает риски перманентной войны. В том выступлении он сказал, что «вечная война обречена на провал». Тем не менее, под его руководством, мы, кажется, все равно ведем войны. Рэй Одиерно, начальник штаба сухопутных войск США, только в прошлом месяце заявил, что, по его мнению, борьба с ИГИШ может продолжаться еще десять-двадцать лет.
Дело в том, что все политические стимулы, с которыми сталкивается президент, склоняют его к применению военной силы, пока она не затрагивает долговременное развертывание сухопутных войск. Убийство подозреваемых террористов политически популярно и относительно мало стоит. Сравните реакцию на необъявленную войну против ИГ с ожесточенным противостоянием ядерному соглашению с Ираном. Те же самые политические стимулы, которые побуждают президентов использовать военную силу, также иногда приводят их к принятию, скажем, творческих правовых обоснований в поддержку своей политики безопасности. Президенту проще вести войну, чем стремиться к миру.
