Граучо Маркс, Карл Маркс, Гладстон, Дизраэли и даже Дюк Эллингтон могли бы рассказать вам кое-что о Бараке Обаме. Но, в конце концов, его международное руководство - просто фарс.
Маркс не обладал чувством юмора комика Граучо, но он сделал, по крайней мере, одно забавное замечание. В своем критическом сравнении Луи Бонапарта, французского правителя, со его дядей, императором Наполеоном, «18 брюмера Луи Бонапарта», Маркс писал: «Гегель заметил как-то раз, что все всемирно-исторические факты и лица появляются два раза. Первый раз - в виде трагедии, второй раз - в виде фарса».
Хотя их и разделяет 130 лет, существует странное сходство между внешней и военной политикой и действиями политических лидеров Уильяма Гладстона в Великобритании в 1880-х, и президента США Барака Обамы в современном Вашингтоне.
Оба лидера и до сих пор характеризуются своим нежеланием принять участие в международных делах. Оба были больше озабочены и заинтересованы скорее делами внутренними, нежели зарубежными.
Обоих можно охарактеризовать как более склонными к формированию альянсов и партнерству в решении общих проблем и общих угроз в противовес действиям в одностороннем порядке. Оба скрупулезно обсуждали все мельчайшие детали и проявляли величайшую осторожность, переходя к действию, но в результате оба страдали от слабости, нерешительности, медлительности или нежелания действовать.
Ни один не применял какого-либо стратегического расчета по отношению к мировым делам. Оба отказались принимать на себя обязательства или входить в постоянные союзы. Оба утверждали, что стремятся избежать ненужных обещаний, и оба пошли на военную интервенцию после долгих колебаний, чтобы противостоять угрозам со стороны экстремистских исламистских группировок.
Оба британца, Уильям Гладстон, лидер Либеральной партии (вигов) и Бенджамин Дизраэли, лидер Консервативной партии, отличались друг от друга личностными качествами, характером и выбором политических стратегий. Один из них был властным, строгим, уверенным в своей правоте и глубоко религиозным благочестивым христианином.
Другой был находчивым, ярким, циничным сыном итало-британского еврея, в крещении принявшим имя Бенджамин, чтобы помочь своей будущей карьере. Оба были амбициозны и успешны. Гладстон, богатый, получивший образование в Итоне и Оксфорде, стал членом кабинета министров в возрасте 33 лет, Дизраэли, который никогда не учился в университете, был политическим авантюристом, который взобрался на то, что он называл «склизким флагштоком» политики.
Как политические конкуренты, оба политических гиганта отличались в своем подходе к внешней политике. Дизраэли, который был премьер-министром в 1868 году и с 1874 по 1880, не был заинтересован, по политическим или иным причинам, во внутренних делах. Он был ответственным за реформы в различных областях: здоровье, жилье, заводских условиях и в сельском хозяйстве. Прежде всего, он стоит за принятием парламентской реформы 1867 года, увеличившей количество избирателей на 80 процентов.
Тем не менее, больший интерес он питал к зарубежным и имперским проблемам. В 1875 году с помощью средств, полученных у семьи Ротшильдов, он купил для нации 44 процентов от общего количества акций построенного в 1869 году Суэцкого канала, «хребта» империи. В 1876 году он согласился с желанием королевы Виктории стать императрицей Индии.
На Берлинском конгрессе в июне-июле 1878 г. он вместе с Бисмарком перекраивал карту той местности, что сейчас зовется Балканами. Благодаря этому, Османская империя протянула еще 40 лет; а Кипр стал британской колонией.
Дизраэли был мастером реальной политики. В то время, когда Османская империя теряла власть, важной задачей Дизраэли было поддержать ее и не дать России заиметь больше влияния в регионе, захватив контроль над Константинополем. В отличие от агрессивной политики Дизраэли, его соперник Гладстон, который стал премьер-министром в 1880 году, хотя и не был изоляционистом или поборником невмешательства, не хотел быть вовлеченным в зарубежные дела.
Хотя между двумя соперниками не было категорических разногласий по всем вопросам, Гладстон был склонен занимать моралистические и гуманитарные позиции по вопросам, по поводу которых он имел глубокие личные убеждения, а Дизраэли выступал за то, что считал реалистичным и отвечающим национальным интересам.
Гладстон, как Дизраэли, был обеспокоен – хоть и не в равной мере – тем, что раньше называлось «Восточным вопросом», европейским ответом на упадок власти Османской империи на Ближнем Востоке и на Балканах.
Дизраэли поддержал Османскую империю, но Гладстон осудил резню болгарских православных христиан турками в 1876 году. В своей пояснительной статье «Болгарские ужасы и Восточный вопрос», Гладстон писал о пытках и обезглавливаниях, совершенных жестокими турками, сродни тем, которые вершатся Исламским Государством в Ираке и Сирии сегодня.
Как и Обама в отношении Ирака, Гладстон хотел, чтобы Британия вышла из войны в Афганистане. Став премьер-министром в 1880 году, он отозвал британский гарнизон из Кандагара. Он не хотел вмешиваться в запутанные дела Египта и Судана, над которыми Египет имел номинальную власть, но, в конечном счете, события его вынудили. Националистическое восстание в Египте в 1882 году представляло опасность для британского контроля над Суэцким каналом.
В основу своей политики Обама положил формирование коалиции или союза наций. Руководствуясь теми же соображениями, Гладстон обратился к Венскому Конгрессу, основанному союзными державами после победы над Наполеоном, который должен был собираться в моменты кризиса. Конгресс отказался помочь, и поэтому Гладстон послал войска в Египет.
Президент Обама не ответил на вызов, когда Сирия пересекла его риторическую «красную черту», и с запозданием отреагировал на исламистский терроризм. Гладстон тоже не решался разобраться с Мухаммадом Ахмадом, самозваным Махди, исламистским экстремистом, одержимым джихадом и созданием исламского государства, который в 1882 году объединил различные суданские группы.
Гладстон не хотел участвовать в войне и не сразу отреагировал на то, что войска Махди уничтожили египетское войско под руководством британского офицера. Гладстон не одобрял отправку военных сил в Хартум, которому угрожал Махди. Вместо этого, подчиняясь давлению общественности, он неохотно позволил генералу Чарльзу Гордону отправиться в Судан, но только ради эвакуации египетского гарнизона и мирных жителей, все еще проживавших в Хартуме.
Вопреки приказам, Гордон хотел удержать Хартум и пошел войной на Махди. Гладстон отказался отправлять ему на помощь войска. В конце концов, он согласился, но было уже слишком поздно. Гордон был убит в бою, и Хартум пал перед махдистами. Махди правил Суданом, пока не был побежден генералом Гербертом Китченером в Омдурмане в 1898 году.
Гладстону и Обаме пришлось решать те же вопросы: где и когда стоит вмешиваться в международные дела, что входит в сферу национальных интересов, что является желательным с гуманитарной точки зрения, и что должно быть заботой доминирующих держав, Англии 19-го века и США 21-го, в поддержании международного порядка.
В своей книге «Worthy Fights» (2014) Леон Панетта комментирует обыкновение Обамы рассматривать вопросы с точки зрения профессора права, чтобы определить, какие действия могут быть приняты. Это, может быть, и необходимо, но недостаточно. Сам Панетта пришел к выводу, что у президента, обремененного такими обязанностями, должно быть сердце воина и разум ученого.
И в Обаме, и в Гладстоне примечательно обыкновение упускать моменты своевременного действия. Обоим, судя по всему, не хватало решимости и амбиций. Оба хотели избежать сражения, когда это возможно. «Ничего не делайте, пока я не скажу» - так называется прекрасная баллада Дюка Эллингтона, но это плохой совет для последовательной и успешной внешней политики.
