(Продолжение. Начало в предыдущих номерах)

Наконец наш поезд остановился на станции Кара-Балты. Вынося вещи на платформу, к нам подошёл высокий пожилой бородач с блестящей бляхой на фартуке. (На таких станциях, как Харьков и Новосибирск, - удивился я, - носильщиков было не найти, а здесь он вот - невероятное чудо). На чистейшем русском языке, который до той поры мне никогда не приходилось слышать, носильщик, обращаясь к маме, учтиво спросил: -Сударыня, могу ли я вам помочь перевезти на вокзал вещи?

Его обращение «сударыня» вначале вызвало у нас настороженность: ведь такие слова можно было услышать только в кинофильмах из дореволюционной жизни или прочитать в книгах классиков русской литературы. Но становилось всё темнее, время не требовало раздумий. Мама спросила: - А сколько возьмёте?

- Не обижу. Пять рубликов за всё про всё…

Мама кивнула головой, а бородач мигом перенес наши узлы, чемоданы и сумки на тележку и повез в слабо освещенное помещение небольшого вокзала.

- Пожалуйста, пока вещи не выгружайте, - попросила мама носильщика, - и, оставив нас у тележки, зашла в кабинет начальника станции.

Как потом мама рассказала, начальник станции (её имя, Махабат, запомнила на всю жизнь) - полная киргизка средних лет в форме железнодорожника - предложила стул и, внимательно выслушав, успокоила: - Есть решение райисполкома, где размещать эвакуированных. В кассе попросите список и выберите дом поближе к школе. Кассир выпишет справку с печатью. А пока не поздно, найдите телегу, которая довезет вас до дома.

Спасибо носильщику, который терпеливо вместе с нами сидел на вокзальной лавке и ожидал возвращения мамы. Люба попыталась вступить с ним в разговор:

- Как, уважаемый, вас зовут?

- Величают Василием Макарычем, - важно поглаживая бороду, сказал он.

- И много здесь русских?

- Наших русских и украинцев - больше половины посёлка.

– А вы живёте давно здесь?

– Когда был огольцом, таким, как ваш (он показал на меня), мой дед, казак с Дона, мне казал, что его, солдата, царь послал сюда воевать против узбекского хана, что тут хозяйничал. Кара-Балты - это по-киргизски - «Черный топор»… Казакам и солдатам из-за добротной земли и благодатного климата это место приглянулось. Тут остались, построились, расплодились. Потому мы тут вместе с киргизами и живём. А вас чего сюда занесло?

- Мы приехали с Украины не по личному желанию, - объясняла бородачу Люба. - Убежали из-за войны. Немцы сейчас в нашем городе. А как вы тут поживаете?

- Ну как? Тока началась эта проклятущая война, двух моих сынов и зятя, военком увёз у Фрунзе, а потом в Алма-Ату, где наш земляк, генерал Панфилов собирал свою дивизию. Говорят, отправили под Москву. Как они там воюют? Не знаю… Я просился на войну. Отказали: старики, сказали, не нужны. А досадно: лупить немчуру мог бы пуще молодых. А жизнь нынче у нас стала дорогущая. Хорошо, что на хозяйстве корова, огород, куры…

Бородач погладил ладонью бороду и умолк. Когда мама вернулась, со справкой на проживание в доме Савельевых, носильщик вместе с нами поднялся и потянул с вокзала груженную вещами тележку на улицу. С высоких заснеженных гор дул холодный ветер. Вокруг было темно. Лишь где-то в окнах домов светились огоньки. Носильщик зычно, во всю глотку куда-то в темноту рявкнул: - Кто там с телегою, подвали! Откуда- то появилась подвода. В темноте я разглядел женщину в телогрейке. Она, лежа на сене, молодым голосом недовольно спросила:

- К кому собрались?

- На улицу Сталина, в дом Савельевых,- ответила мама.

- Добре, что с вами Макарыч, - одобрила возница, - а то у нас опасно... Загружайтесь!

Василий Макарыч погрузил наши вещи на телегу. Мама, поблагодарив его, заплатила за труд и соучастие. В полной темноте вслед за телегой мы побрели по грунтовой улице. Через какое-то время наша бойкая возница постучала в темное окно дома и крикнула:

- Лексевна, очиняй. До тебя вакуированные... В окне посветлело, мелькнуло женское лицо. Заскрипела щеколда дверей, и на пороге появилась дородная скуластая женщина в накинутом на плечи сером платке.

- Кого ночью черти принесли? - с досадой рыкнула она. Мама объяснила: - Мы - беженцы из Украины. У нас справка из райисполкома. Нас четверо...

Хозяйка взяла бумагу: - Что ещё за справка такая? Надо поглядеть, - и захлопнула за собой дверь. До сих пор я с ужасом вспоминаю, как тогда темной холодной ночью в незнакомом, далёком посёлке, расположенном в киргизской степи, мы, голодные и изнеможенные от долгих скитаний, вместе с возницей ждали решения хозяйки дома. Наконец, она вышла и неохотно буркнула:

- Заходите.

- Но у нас вещи...

- Тащите...

Молодая и сильная возница, сочувствуя нам, помогла занести вещи в прихожую. Мама, заплатив ей, поблагодарила за помощь, а мы вслед за хозяйкой с горящей керосиновой лампой прошли через «залу» в небольшую комнату.

- И вещи несите сюда. Располагайтесь, - разрешила хозяйка. -Вам оставляю керосиновую лампу. Вода - в прихожей, в ведре, а «по нужде» ночью ходите в таз, что у дверей. Завтра покажу, где «нужник». Утром мне рано на работу, и я пошла спать.

Посреди комнаты - квадратный стол с двумя стульями, у теплой стены - деревянная кровать и широкая лавка. Несмотря на дикую усталость, мы, сонные, долго перетаскивали наши вещи, раскрыли одеяла, простыни и подушки для первого ночлега под крышей дома. Мама с сестрами легли на кровать, а мне постелили на лавке.

Утром проснулись от песни. Из репродуктора, что висел в зале, хор Пятницкого голосил «И кто его знает?». Потом «Последние известия» передавали об оборонительных боях под Москвой. Хозяйки в доме не было, а на столе увидели самовар, глубокую чашку с ещё теплой вареной картошкой, крупный корень сваренной белой свеклы, «солонку» и ломоть серого крестьянского хлеба.

- Оказывается, хозяйка не так сурова, какой показалась нам вчера ночью, - заметили мы, - и тут же накинулись на домашнюю еду. Когда Люба очистила светлую кожуру свеклы, я её спросил:

- А это можно есть?

- Ещё как! В Полтаве борщ мы варили из буряка. А это - белая свекла. Она сладкая, и поэтому её называют сахарной. С ней попьем чаю…

После завтрака, перед тем, как мама с Фридой и Любой должны были отправится в милицию «прописаться», а потом в райисполком за хлебными карточками, я попросил маму: – Пожалуйста, узнай, где находится школа. Ведь учебный год давно начался…

- Обязательно узнаю, сынок, - пообещала она. Все ушли. А я остался «на хозяйстве» один в чужом сельском доме. Без водопровода, электричества, канализации… Для меня, городского мальчика, это было неожиданным и необычным. Переполняло любопытство, куда же мы приехали?

Вышел из дому. На жестянке, прибитой на заборе, прочитал: улица Сталина № 122. Стоял теплый октябрьский день. На небе ни облачка, и солнце ярко освещало снежные вершины горных хребтов Ала-Тоо. Вдоль домов тянулась широкая пыльная улица, усаженная рядами стройных голых тополей. Этот дом, как и все другие, был построен из глинистых кирпичей и покрыт камышом. А стены дома были обляпаны лепешками кизяка. По улице киргиз-пастух с двумя собаками гнал стадо блеющих овец.

Во дворе увидел «удобства»: колодец с «журавлем», сарай и скворечник - «нужник». В убранном огороде, окруженном глинобитным забором, сушились коричневые кочаны кукурузы. Я загрустил: «Неужели в этой глуши и скуке придется нам жить? Ведь уезжали в большой город Новосибирск, оттуда во Фрунзе, столицу республики, а где очутились?». Услышав скрип двери, я рванул в дом. Там уже была хозяйка. Пришла на обеденный перерыв.

- Ты один в доме?

- Один. Меня оставили сторожить.

– Ну и сторож! А где взрослые?

- Ушли по делам.

- Добре, давай, чернявый, знакомиться. Меня зовут Настёна Алексеевна. А тебя?

- Меня - Изя.

- Как- как? Ты что девка? - удивилась хозяйка.

- Нет, мальчик.

- Чего ж такое имя? Вы что - не русские?

- Нет, мы - евреи.

- Надо же. Никогда живьём не видела евреев, а они вот тут, в моём доме, - удивилась хозяйка.

- Мы убежали от немцев.

- Знаю. Мой муженек воюет. А на заводе со мной тоже работают вакуированные украинцы, немцы, татары, поляки… Но евреев не было... Вы, конечно, тоже люди. А раз начальство выпишет ордер (она махнула рукой), живите. В печи - щи, каша. Как придут твои, обедайте. А я перекушу и побегу на завод.

Мама с сестрами, получив хлебные карточки, принесли две буханки серого хлеба, кулёк чечевичной крупы, несколько кочанов кукурузы и луковиц. Тут же за столом мы поели теплых щей и каши. Обедая, мама рассказала, что, кроме райисполкома и милиции, они были и в школе. Там меня записали в первый класс. Ещё сказала, что моя школа недалеко, и сегодня, если захочу, могу пойти посмотреть на неё. Поев, я мигом выскочил из дома на улицу, свернул налево и побежал мимо саманных домов. Вскоре оказался у длинного здания из красного кирпича. Это была русская средняя школа №1. Из открытых окон слышались ребячьи голоса. В школу заходить побоялся, подошел к окну. Какой это был класс, не знаю, но видел, как ученик с указкой долго «плавал» по географической карте, разыскивая Индию. «Если б я оказался на его месте, - подумал я,- нашел бы любую страну. Завтра пойду в школу и покажу, что я знаю».

Продолжение следует