В начале этого года завершилось расследование по делу банды педофилов в английском городе Халл: 34 человека арестовали, но из-за недостатка улик к ответственности удалось привлечь лишь одного из них. В конце ноября об этой банде снова заговорили в новостях, после того как некая девушка заявила, что, начиная с раннего подросткового возраста, ее «изнасиловали 150 мужчин». Это вызвало новую волну ярости и призывов «объявить войну» этому, казалось бы, неистребимому злу.
Всякий раз, когда эти банды вновь появляются в поле зрения публики, реакция обычно делится на две категории. Первые сокрушаются по поводу молодости и уязвимости жертв и задаются вопросом, какие меры могло бы принять государство, чтобы предотвратить повторение подобных случаев.
Вторые указывают на то, что сторонники защитных мер стремятся говорить о чем угодно, только не об этническом неравенстве между жертвами (обычно молодыми, белыми представительницами рабочего класса) и насильниками (обычно выходцами из Южной Азии, часто, хотя и не исключительно, мусульманами). Подразумевается, что если бы только мы перестали поддакивать политкорректности и массовой иммиграции, ничего подобного никогда бы не произошло.
Одна сторона обвиняет бедность, недостаточное половое воспитание и институциональные провалы; другая - иммиграцию и политкорректность. Но есть и другой аспект, который ни одна из сторон не хочет признавать.
Она заключается в том, что определенная часть взрослых мужчин проявляет повышенный сексуальный интерес к совсем юным девушкам. Это явление не специфично для какой-то одной культуры или этнической группы: недавние сообщения с судебного процесса по делу Гилейн Максвелл описывают обхаживание и надругательство над 14-летней девочкой в среде с другими социокультурными характеристиками и гораздо большим количеством денег, но в остальном все происходит по той же схеме, что и в случае с девочками в Халле и других городах. И мы приняли культуру, которая нормализует экстремальные и «извращенные» формы сексуального самовыражения - в том числе для подростков - в то время как наши медико-правовые и культурные рамки размывают официальный возраст согласия.
В совокупности это приводит к формированию культуры, в которой даже любящие родители и тщательно контролируемые девочки регулярно сталкиваются с беспринципными извращенцами. Между тем, у девочек, которыми пренебрегают, которых не любят или которые уязвимы по другим причинам, остается мало средств защиты от их внимания. Почему ни противники иммиграции, ни сторонники защитных мер не хотят с этим бороться? Потому что сексуальная свобода приносит пользу всем, кто уже наделен полномочиями - в том числе и большинству авторов разгневанных редакционных писателей с обеих сторон.
Согласно этому мировоззрению, все формы сексуальной активности - законны, и наша свобода в этом вопросе должна ограничиваться только согласием. Пожалуй, главный сторонник этого мировоззрения - теоретик культуры (и педофилии) Мишель Фуко, который в книге «История сексуальности» доказывал, что сексуальных преступлений как таковых не существует. Скорее, есть только действия, которые мы выбираем, считая их тлетворными.
Фуко дошел до того, что предположил, что при некоторых обстоятельствах дети могут участвовать в сексуальной активности без вреда для себя. Мы находим следы этого аргумента, например, в кампании 70-х годов по снижению возраста согласия до 14 или, в некоторых случаях, до 10 лет. Дальнейшие следы можно найти в судебном деле «Гиллик против Уисбеча» 1986 года, которое размыло юридический возраст согласия, установив право врачей выписывать противозачаточные средства девочкам до 16 лет без ведома родителей, если девочка считалась достаточно взрослой.
Даже когда Фуко размыл вопросы детской сексуальности, а Гиллик открыл дверь врачам, потворствующим (безопасному) сексу несовершеннолетних, поп-культура была полна голосов мужчин, добивающихся снижения законодательных ограничений на сексуализацию детей до 16 лет. В 1981 году Тед Ньюджент выпустил песню Jailbait, в которой есть строчка «Мне плевать, что тебе всего тринадцать». Таких произведений еще много.
Сегодня представители обоих полов взрослеют под настойчивый барабанный бой «секс-позитивного» феминизма, который утверждает (вместе с Фуко), что любое сексуальное выражение состоятельно при условии, что оно происходит по обоюдному согласию. И диапазон этого выражения значительно шире, чем раньше, потому что дети начинают знакомиться с порнографией в возрасте 11 лет или даже младше.
Исследования показывают, что использование порнографии нормализует насильственные «сексуальные сценарии» для мальчиков, а для девочек использование порнографии ассоциируется с участием в групповом сексе, добровольным или принудительным, а также с согласием на нежелательные половые акты. (Предположительно, эти действия считаются действиями «по обоюдному согласию» и поэтому - правильными и разрешенными).
Сегодня мы видим, как выросшие среди таких образов молодые женщины выражают желание близости, связанное с насилием.
Тем временем в социальных сетях подростки утверждают, что случайный секс - это игра, эмоциональная близость - отстой, а злоупотребление наркотиками и алкоголем - повод для радости. Теперь легче понять, почему дело о банде педофилов из Халле было трудно доказать.
Возьмем к примеру «Анну», одну из жертв, которой было 16 лет, когда началось насилие. Тот факт, что она была старше 16 лет, означает, что следователям нужно было доказать, что она не давала согласия на угрозы, синяки, удушение и жестокое изнасилование.
Как полиция должна отличать удушение по обоюдному согласию от насильственного удушения и изнасилования, если мы не можем согласиться с тем, что такие сексуальные действия, как удушение, - ненормальны, или даже прийти к консенсусу относительно надлежащего возраста, в котором человек считается способным дать на них согласие?
Разгорается скандал за скандалом, а мы продолжаем делать вид, что все в порядке, и нам нужно лишь более эффективное обучение «согласию» или более эффективная работа полиции. Но уже сейчас должно быть ясно, что «согласие» не может быть защитой от извращенцев.
И полиция тоже. Они могут только наказывать за уже совершенные, явные и доказанные нарушения общепринятых общественных норм. Мы так тщательно лишали секс норм, что зачастую изнасилование становится возможным только в тех случаях, когда девушка настолько гротескно несовершеннолетняя или безвольная, что никто не может всерьез утверждать, что она «дала согласие».
Никто не хочет с этим бороться. Вместо этого, каждый раз, когда скандал разгорается вновь, мы немного поспорим о расизме и мерах защиты, а затем, как обычно, возвращаемся к сексуальному освобождению. Потому что на практике защита молодых девушек от, казалось бы, неистребимого меньшинства извращенцев-педофилов не сводится к раздаче контрацептивов или советам не разговаривать с незнакомцами.
Наряду с ужесточением наказания для насильников, превентивные меры могут означать ограничение социальной жизни девочек пубертатного возраста, чтобы они были менее подвержены воздействию беспринципных извращенцев. Такой подход также может быть направлен на то, чтобы убрать с прилавков магазинов откровенную и обтягивающую одежду, особенно в магазинах, ориентированных на подростков. Он предусматривает не просто «просвещение» по вопросам понимания порнографии, а серьезные усилия по ее подавлению - не только для детей, но и для всех.
Он включает не просто «просвещение» о том, как и где можно «дать согласие» или избежать беременности, ведя беспорядочную жизнь, но и широкое общественное осуждение сексуальной распущенности. Он означает переоценку идеи того, что возможно сосуществование свободной сексуальной культуры и общественных норм, которые не подпускают извращенцев к молодым девушкам.
И хотя все эти меры в совокупности могут привести к усилению защиты от сексуального насилия, некоторые могут заявить, что они неотличимы от «патриархальных» ограничений эротической свободы, над устранением которых так долго и упорно трудились секс-позитивисты. Другие скажут, что это обвинения в адрес жертв, и на самом деле нам нужно научить насильников не насиловать. Но если учесть, что признание изнасилования незаконным не остановило насильников, трудно понять, чего можно добиться несколькими уроками.
Пока мы продолжаем сопротивляться любым ограничениям нашей эротической свободы, мы фактически просим молодых девушек быть теми изменениями, которые мы хотим видеть в мире. Цена нашей постоянной неспособности избавиться от темной подноготной сексуальности и достичь освобожденной, наделенной властью всеобщей эротической утопии исчисляется их юными телами.
Взрослые либералы требовали права на сексуальное самовыражение - включая даже безлюбовные, насильственные, коммерческие, извращенные, беззастенчивые или насильственные действия. Теперь оно у нас есть. Как и испуганные, одинокие, нелюбимые дети женского пола в депрессивных городах по всей стране.
