- Вы поймите, дорогуша, - сказал редактор и, покосившись на меня, поспешил добавить, - я это не из сексистских побуждений вас так называю, не по зову харассмента, так сказать, а по старой привычке.

- Ну вы не такой уж и старый, - невпопад возразила я.

Редактор странно на меня посмотрел и, как человек только что-то выбитый беспощадной судьбой из канвы повествования, сделал неопределенный жест ладонью. Возможно, он отгонял мысли о старости:

- Татьяна, не дело это, голубушка…

Он осекся, метнул в меня виноватый взгляд и прочистил горло, словно пытаясь избавиться от неполиткорректных слов.

- Вы же понимаете, что нельзя, нельзя так вот просто!.. Когда Зинаида сообщила мне об этом происшествии, я сразу подумал: «Надо увольнять Татьяну!» Но потом… эх!.. доброта моя, доброта.

Зинаида – наш специалист по трем буквам, как я ее называю. На самом деле СММ-щица она, продвижением в соцсетях занимается. Как-то с первого дня она меня невзлюбила, вот и прочесывает теперь интернет, копает под меня своими цифровыми граблями.

- Да, так и подумал: «Увольнять надо!» - продолжал тем временем редактор. – У нас в журнале «Светлые дали» стандарты высокие, очень высокие.

При этом он почему-то указал на окно, в котором виднелась водосточная труба. Я улыбнулась. Кроме того, мне всегда было интересно, почему светлые дали, а темные – нет.

- О, так вам еще и смешно! – возмутился он. – Я о будущем вашем говорю, а вы… Все статьи, которые мы просили вас написать, оказались, знаете ли, second-hand! Чужие статьи своим именем… Это же плагиат! Вы можете что-то сказать в свое оправдание?

- Понимаете, Олег Аркадьевич, - неожиданно для себя выпалила я, - не получается у меня писать, как вы просите! Я уж и так старалась, и вот так… Ну не получается…

Я спрятала лицо в ладонях и несколько раз подернула плечами, имитируя беззвучный плач. Видимо, прием сработал. Голос редактора смягчился.

- Ну что такое… Как так не получается?.. Мы же взрослые люди, - пробубнил он. – Не получается, отложи, напиши чуть позже.

- Я все понимаю… (всхлип!) Я по-разному пробовала (всхлип!) Но у меня то Толстой получается, то Булгаков, - я резко подняла лицо и испуганно посмотрела на него, - а вчера, вы представить себе не можете… Села писать статью про любовь в современном обществе, которую вы заказывали… написала полторы тысячи слов…

И я снова закрыла лицо руками и начала всхлипывать.

- И что же произошло? – вполголоса поинтересовался Олег Аркадьевич, явно не зная, куда себя деть. Судя по дребезжанию стекла, он решил предложить мне воды.

Попивая из небольшого стаканчика, стенки которого украшала надпись «Мы все знаем, зачем мы здесь», я продолжила:

- Написала полторы тысячи слов, а потом оказалось, что это Набоков.

В кабинете редактора повисла странная тишина, готовая с каждой секундой обернуться в зловещее молчание. Молчать было хуже, чем говорить, поэтому я решила не останавливаться:

- Представьте мое огорчение, когда после двух часов творческий усилий, я прочла начало своей статьи: «Да, мы ссорились, да, она бывала прегадкой, да, она чинила мне всякие препятствия, но невзирая на ее гримасы, невзирая на грубость жизни, опасность, ужасную безнадежность, я все-таки жил на самой глубине избранного мной рая — рая, небеса которого рдели как адское пламя, — но все-таки рая». И вот вся ж статья такая!

Олег Аркадьевич явно опешил:

- Позвольте, мил… кхм!.. И вправду же Набоков!!!

- А я что говорю! – ехидно хмыкнула я.

- Но вам не показалось странным, что вы пишете от лица мужчины?

- Я подумала, что в современном обществе с позиции мужчины… - попыталась было объяснить я, но меня прервали.

- Ладно, допустим. Но на прошлой неделе вы были Оскаром Уайлдом? Разве не ваша статья начиналась словами: «Это-то и злит меня в женщинах. Обязательно им подавай хорошего мужчину. Причем, если он хорош с самого начала, они его ни за что не полюбят. Им нужно полюбить его дурным, а бросить — до противности хорошим»?

- Вот видите! Именно это я и пытаюсь вам сказать! Я могу писать, как Уайлд, Набоков или Булгаков, но не могу писать, как Татьяна Глюк! Это несправедливо! Но это моя ноша и я, не ропща, несу ее по жизни!

Редактор оторопело взглянул на меня. Задумчиво потер лоб. Снова посмотрел на меня невидящим взглядом:

- То есть вы, Татьяна наша Глюк, можете писать, как великие писатели, но не можете писать, как простой офисный сотрудник журнала «Светлые дали»?

- Виновна по всем пунктам! – тут же ухватилась за спасительную соломинку я. – Как сажусь за компьютер, начинаю печатать, и что ни слово - то Пастернак, что ни предложение – Довлатов какой-то из меня так и лезет!

Олег Аркадьевич стал еще мрачнее. Судя по его хмурому выражению лица, он снова думал о деньгах:

- Вы меня просто в угол загоняете, доро… Татьяна… Госпожа Глюк, - промолвил он неуверенно. – Наша редакция, возможно, и потянула бы одного Довлатова, ну или, не знаю, Пришвина, но всех сразу нам точно не потянуть.

Вдруг он загадочно улыбнулся, сел на край стола и скрестил руки на груди.

- Вы ведь знаете, что странно? – спросил он более жизнерадостно.

Я помотала головой, подчеркивая, что я совершенно не понимаю, что тут вообще происходит.

- Думаю, ничего страшного в этом нет. Это естественный процесс. Примерно те же симптомы наблюдались у меня самого лет 30 назад, - он улыбнулся, вспоминая о чем-то приятном и мягком. Возможно, о своем коте. – Когда я молодым повесой устраивался в журнал «Девятое небо» в далеком от нас Красном Новобубнейске, из-под моего пера тоже выходили странные-престранные строки. Это сейчас я понимаю, что это был Достоевский вперемешку с Алексеем Толстым и Карлом Марком, но тогда у нас с интернетами-то не очень было, так что я спокойно себе работал.

В кабинете снова воцарилась тишина. Он, окунувшись в теплое озеро воспоминаний, немного угрожающе поигрывал степлером; я пыталась представить, о чем мог писать журнал «Девятое небо» в Красном Новобубнейске. Наконец я не выдержала:

- И как же вы справились? Как стали тем, кем вы сейчас являетесь?

Он снова сконструировал из своих губ оскал мудрого оракула, в котором отчетливо прослеживалось удовлетворение его нынешним положением, и тоном опытного наставника промолвил:

- Терпение и настойчивый труд помогут вам преодолеть себя и найти в ваших этих Мережковских-Чеховых настоящее зерно, подлинный талант, яркую искру – Татьяну Глюк!

Теперь мне захотелось плакать от того, что из этой конторы меня просто так не выгонят, но виду не подала. Наоборот, натянув уверенную улыбку, я поставила стакан на стопку журналов и стала продвигаться к двери:

- Спасибо! Я знала, что вы меня поймете! – не зная, что делать дальше, я жестами показала, что жизнь налаживается, и принялась пятиться к двери. – Ну я пойду претворять в жизнь? Иди по вашим стопам? Следовать советам гуру?

Олег Аркадьевич, казалось, уже потерял к моей истории интерес. Он жестами поставил мне «лайк», и это, видимо, означало, что моя казнь откладывается:

- Да-да! Идите! Работайте! И пусть мир узнает про Татьяну Глюк!

***

Выбивая каблуками четкий ритм, я шла по коридору к своему компьютеру. Впереди меня ждали увлекательные поиски новой звезды, и эту задачу я намеревалась выполнить на ура. А если опять эта вредная Зинаида обнаружит, что статьи, подписанные моим именем, на самом деле написаны не мной, что ж?.. Ей же хуже. Потому что в этой редакции нас таких, похоже, много.

Я шла к своему столу, сверкая, как капля дождя в свете летнего солнца, и почти вслух думала:

 - «На свете существует только две силы: доллары и литература!» - бл@#$%! Это опять Булгаков. - Нет, я подумала:

- Как же все-таки хорошо быть Татьяной Глюк!!!